Жизнь длиною в лето. Книга первая
Шрифт:
– Да уж, смотрю иногда молодёжные передачи - играют в любовь. Ох и доиграются. А раз поняла: больше не будешь шутить с чужими чувствами.
– Да мне в последнее время попадает от всех, - Кармель зевнула и добавила: - хорошо тут у вас. Красиво. Жалко, что такое село исчезает.
У деда Ефима заблестели глаза, он смущённо откашлялся.
– Ты бы до войны Добринку увидела. Пусть дома победнее были и вместо асфальта грунтовка. Но красиво! Хаты побелены, палисадники перед каждым двором, деревья в садах подстрижены, огороды ухожены. На работу бабы с песнями едут, с работы тоже. Своя школа-десятилетка имелась, а ещё клуб, детсад, небольшая больничка. Ты не поверишь: две с половиной тысячи жителей проживали в начале сорок первого. То, что война выбила, бабы к восьмидесятым годам восстановили - нарожали деток. Только в девяностых всё угробили. Добринка - отделение совхоза. Когда новые хозяева, обещая лучшую жизнь, начали раздавать земельные паи, я сказал: "Селу кранты. Землю раздали, а чем её обрабатывать? Тяпками? Комбайны и трактора-то начальство либо продало, нас не спросившись, либо растащили. И понеслось! Ферму закрыли, коров под нож, птичник и свиноферму следом порушили. Люди остались без работы, но ещё держались своим хозяйством. Потом земельные паи богатые шустряки скупили у нищего населения и с того дня начались последние дни для Добринки. Лет за пять дороги полностью пришли в негодность, у нас тут мочары, вода близко. Ранней весной и осенью не проехать. Работы совсем не стало, люди потянулись кто в город, кто в райцентр, за десять лет село почти обезлюдело. А когда школу закрыли и детский сад, отправился из Добринки и остальной народ. Я надеялся, пенсионеры задержатся, но фельдшерский пункт тоже прикрыли, клуб ещё раньше, какие-то сволочи ночью провода сняли со столбов и мы остались без света. К две тысячи десятому году в селе осталось двадцать стариков, а сейчас я один. Видно со мной и умрёт Добринка. Места-то красивые, только как добираться сюда. Пешком с рюкзаками или на тракторе. Вот так сижу вечерами и вспоминаю прошлое. Что-то неразумное и ненормальное происходит в нашей стране, если поля зарастают сорняками, а мы покупаем всякую дрянь за рубежом.
– Вы говорили, у вас есть внук, почему не хотите переехать к нему?
– И внук имеется, и сын. Только я не хочу переезжать. Плохо мне, тяжко в чужом месте. Тут помирать буду. Да я не тороплюсь, на тот свет всегда успею. А всё ж верю, когда-нибудь люди вернутся сюда. Жаль я этого не увижу.
– Мне тоже кажется: вернутся. Я бы хотела здесь жить и растить детей, - неожиданно для себя заявила Кармель, чуть помолчав, добавила: - Ну или приезжать на лето.
Дед, пыхнув трубкой, продекламировал:
Здесь простора нет унынью
На ромашковых лугах
Пахнет мятой и полынью,
Пчёлы трудятся в садах.
Там берёзы, без стесненья:
Сарафаны - ниже плеч;
Не распутство, - откровенье,
То, что мы должны беречь.
А калина брызжет соком,
Лишь прозрей и всё поймёшь.
К жизни там пути, к истокам.
Что ж ты в городе живёшь?
Кармель удивлённо уставилась на старика, который красивым низким голосом задал ей вопрос в стихах. Она напряжённо стала копаться в памяти, подбирая ответ.
Мы привыкаем к жизни городской,
К воронам серым за окном, на ветках.
Стекло, асфальт, машины день-деньской,
И сами-то живём в бетонных клетках.
Порой спешим, забросив все дела,
Туда, где ждут озёрные разливы,
Где о любви кричат перепела,
Где сердца стук совсем иной счастливый
Но это всё - на час, на два. На день,
И, добровольно, - в клетку из бетона,
Где за балконом жухлая сирень.
А я душой к природе рвусь до стона.
– В детстве я каждое лето приезжала к бабушке, а потом, вернувшись в город, долго не могла привыкнуть к тому, что нельзя, открыв дверь, сразу оказаться на улице, нельзя допоздна жечь костёр и печь картошку, чуть темнело, меня загоняли в квартиру. Город - опасное место для ребёнка. Раньше мы жили на шестом этаже в трёхкомнатной квартире, места всем хватало, но когда наша семья переехала в собственный дом не могла нарадоваться. Но ваша Добринка меня зацепила по-настоящему. Я даже успела в речке искупаться, вода чистейшая, рядом плавает обнаглевшая рыба.
Дед Ефим, улыбаясь, слушал гостью, скрасившую вечер. "Неужели она и правда видела призрак Кати? Если это так, может, попросить гостью сходить на кладбище в Добринке. Вдруг увидит свою Лидочку, то перестанет терзаться муками, думая, что же хотела ему сообщить жена перед смертью.
– Ефим Донатович, ваша Добринка заставляет говорить стихами, тут воздух что ли такой?
– Точно. В селе многие стихами баловались, а я их заучиваю, чтобы память сохранить, маразм прогоняю. И задачи решаю и ребусы разгадываю, в общем, развлекаюсь как могу. Если только телевизор смотреть, последний мозг высохнет.
Кармель зевнула и потёрла глаза рукой. Дед, заметив сонный вид гостьи, предложил:
– Иди в дом, в комнате застелешь диван, бельё возьмёшь в комоде.
– Нет. Сначала помогу убрать со стола.
– Кармель собрала со стола посуду.
– Ой, а в чём мыть?
– Возьми вон ту большую чашку, - Дед показал на эмалированный таз возле стены дома, тёплая вода в ведре на печи стоит.
***
– Ефим Донатович, а почему вокруг села поля заброшены. Тут только трава растёт, а дальше я вижу и подсолнечник, и ещё что-то зелёненькое.
– А вокруг Добринки не совсем поля, скорее заливные луга, ключи бьют. Здесь всегда замечательные травы вырастают, раньше за лето несколько покосов успевали сделать. А дальше фермерские поля. Только вот большинство горе-фермеров одно и тоже каждый год сеют, что выгодней, скоро земля оскудеет и родить перестанет. Эх!
– дед Ефим махнул рукой.
– Да ты умывайся и к столу. У меня уж стол накрыт.
Кармель хорошо выспалась, вкусно позавтракала омлетом с зеленью и козьим сыром. Хорошему настроению также способствовал и подарок: в корзинке с крышкой она несла маленького кролика необычной оранжевой расцветки. Этого чудесного малыша она увидела ещё вчера и долго не могла оторвать взгляд от его забавной мордочки. Утром, умывшись, она сразу отправилась к клеткам и стала угощать "солнечное чудо" кусочками моркови и яблока.
– Нравится?
Девушка обернулась, услышав знакомый густой бас.
– Очень. Остальные малыши пугливые, а этот храбрец, ест прямо с рук.
– Не храбрец, а глупец. Год назад внук привёз пару декоративных кроликов ярко-рыжей расцветки. Покупал для маленькой дочки и, как это часто случается, животные просто надоели. Два месяца назад крольчиха окотилась, к сожалению, через несколько дней вся странная семейка заболела, а этот выжил. Если хочешь, можешь забрать себе.
Кармель захлопала в ладоши.
– Хочу- хочу. У нас дома полно места. А он такой милый.
Теперь во время пути она время от времени приподнимала крышку корзинки, чтобы убедиться: кролик чувствует себя нормально.
На кладбище дед Ефим молча следовал за гостьей, поглядывая на могилы, заросшие травой. Кармель привела в поле. Под лёгким дуновением ветерка трава колыхалась зелёными волнами.
– Видите голубое пятно цветов, они выросли на могиле Кати, - показала Кармель на полянку ирисов.
Ефим Донатович недоверчиво прищурился.