Жизнь длиною в лето. Книга первая
Шрифт:
– Я поняла. Только вот в чём проблема: вы знаете, какой сейчас год? Кстати, мы не познакомились. Как вас зовут, уважаемый призрак?
– Катя Серафимова. Жила в Благодатном, мне было двадцать лет.
Ой, - воскликнула Кармель.
– А выглядишь тётенькой в возрасте, а я ведь старше тебя на два года. И давай не будем больше выкать,
На призрачном лице Кати промелькнула улыбка.
– Давай. Выгляжу старше? Ну, болезнь и смерть ещё никого не красила. Я не знаю, какой сейчас год. Одна из последних надписей, что я видела на памятнике 1975. Ваня старше меня на год, он родился в двадцать третьем, ему не должно быть больше шестидесяти лет.
– Нет, Катя. Сейчас две тысячи двенадцатый и если Иван жив, то ему восемьдесят девять лет.
Призрак замерцал и вдруг исчез.
– Эй! Ты где?
– Кармель позвала несколько раз и, не дождавшись ответа, собрала сорванные ирисы и кучкой положила туда, где находилась могила Кати. Постояла несколько минут, потрогала голову, не напекло ли, и вернулась к памятнику прадеда и прабабушки. Она чувствовала разочарование и грусть. Наверно, призрак поняла: её возлюбленного, скорее всего, уже нет в живых, и отправилась, куда полагается всем умершим.
– А вдруг он ещё жив?
Кармель подпрыгнула от неожиданности, услышав рядом с собой голос Кати.
– Добринка ведь неподалёку, узнать несложно.
– Хорошо. Значит, Иван Гордеев из села Добринка, двадцать третьего года рождения. Отчество помнишь?
– Кармель покосилась на Катю. Она смотрела на памятник.
– Кто они тебе?
– Родители моей бабушки Маши. Ты знала их?
– Конечно. Машу помню совсем девочкой лет пяти. Твоя прабабушка лет на семь старше меня, мы почти не общались, но я их знала. А отчество Вани - Никитич. Ты не сказала, как тебя зовут?
– Кармель.
– Странное имя.
– Точно. Все так считают, даже призраки.
Катя проводила её до тропинки.
– Попробуй, - предложила Кармель.
– Вдруг со мной у тебя получится выйти за пределы кладбища.
Призрак шагнула на тропу, и вдруг её как пушинку сдуло назад к деревьям. Катя помахала рукой и растворилась, словно её и не было.
Бабушки поджидали Кармель на той же лавочке. Она поблагодарила их за инструменты и попросила воды.
– Пойдём в хату.
– Баба Аня встала, за ней поднялась и баба Лиза.
– Мы тебя поджидали. Гости у нас редко, составь компанию, пообедай с нами.
На улице градусник показывал тридцать, а в комнатах с невысокими потолками было прохладно. Немудрёная обстановка тем не менее создавала уют. Круглый обеденный стол с четырьмя стульями располагался у небольшого окна, в углу резной шкаф с посудой, печь, украшенная изразцами, занимала противоположную от окна стену. Кармель умылась в тазике, вытерлась мягким льняным полотенцем.
– Здорово. Будто кондиционер работает.
– Саман летом не пропускает жару, а зимой холод. Теперешние блочные дома мигом нагреваются, а у нас глянь-ка, на полу ноги мёрзнут, - баба Аня показала свои ноги, обутые в шерстяные носки.
– От как, эт самое. Да у тебя ноги и на улице мёрзнут, - ввернула баба Лиза, наливая в тарелки борщ.
– А ты не стой там истуканом, давай к столу.
Кармель не заставила уговаривать себя дважды, быстро ухватилась за ложку. От тарелки умопомрачительно пахло, оказывается, она зверски проголодалась. Тарелка опустела за пять минут.
– Эт самое. Добавки?
– поинтересовалась баба Лиза.
Старушки ели медленно и едва ополовинили борщ.
Кармель покачала головой.
– Тогда наливай чай, вон самовар подоспел, - баба Аня кивнула на маленький столик, на котором стоял пыхтящий самовар.
Кармель налила всем по кружке чаю и решила приступить к расспросам.
– Скажите, а вы родились в этом хуторе?
Баба Аня подула в кружку, вытерла выступивший пот со лба.
– И родились тут, и замуж вышли, и здесь же схоронили всех, поэтому и не перебрались на центральную усадьбу. Старому дереву не прижиться на новом месте.
Кармель заинтересовалась.
– А кто же вам продукты доставляет?
Баба Аня вдруг озорно подмигнула ей.
– Чай думаешь, бабки из ума выжили? А мы всё продумали. Пенсию и самое необходимое Сашка Кузнецов на тракторе привозит, его отец дрова на зиму заготавливает. И им заработок и нам хорошо. Молоко и картошка с овощами свои, много ли старухам надо. Ты задавай свой вопрос.
– Вы знали Катю Серафимову?
Баба Аня задумалась.
– Так сразу и не упомню, но фамилия знакомая.
– Катя умерла в сорок третьем от простуды. Она дружила с Иваном Гордеевым из села Добринки.
– От как, эт самое. Ань, склеротичка ты старая. Помнишь Катьку светловолосая такая, на год старше тебя, они ещё этого Ивана не могли поделить с подругой.
– А ты откуда знаешь такие подробности?
– Баба Аня пояснила гостье.
– Она даже в юности от парней, как от чумных шарахалась. После войны в деревню мало мужиков вернулось, много вдов и бобылок осталось, но Лизка не расстраивалась, потому как замужества пуще огня боялась. Я в молодости волком выла, рада завалящему мужичонке была, а когда Петра встретила, мужа моего, от счастья чуть не рехнулась.
– Эт самое. Да я боялась. Замуж не хотела, мне и с мамкой хорошо жилось. Видела, как другие мужики баб обижали, зачем мне это.
– Видала? Её раньше было не переубедить, а уж в старости, совсем себя правой считает. Я на три года её старше и в юности не обращала на эту забитую дурёху внимания. Это потом, когда умерла её мать и Лиза прибежала к нам безъязыкой, поняла: она до сумасшествия боится любых перемен. Ну и взяла её под крылышко. Так и живём с тех пор, благо соседи.
Кармель попыталась вернуть бабушек на интересующую её тему.
– Так что насчёт Кати.
– Эт самое, я от мамы слышала, она дружила с матерью Кати, а так-то я с Гордеевой почти не знакома, она же сильно старше меня была: года на четыре. Помню ещё, когда Катю хоронили, жуткий мороз стоял, мама чуть не задубела на кладбище.
Баба Аня поднялась и стала доставать из комода коробки.
– Щас поищем. Помнится мне, Катя бригадиром в нашем звене была, может снимок сохранился.
На стол легли два пожелтевших от старости фотоальбома. Обе бабульки нацепили очки и начали перебирать ломкие хрупкие снимки.