Жизнь длиною в лето. Книга первая
Шрифт:
Кармель сообразила: с сигаретками бабульки явно что-то не так.
– Ираида Кимовна, вы с ума сошли? Чем вы меня угостили?
Старушка похлопала её по плечу.
– Не трясись. Натур продукт. Ничего опасного, зачем бы я стала вредить тебе.
– И всё-таки, что в сигаретах? Могли бы предупредить. Я не употребляю наркотики, - Кармель попыталась сказать это серьёзно, но снова захихикала, как дурочка.
– Старая добрая конопля. Скоро пройдёт, зато спать будешь, как убитая. Мне здорово помогает: боли не чувствую и настроение поднимает.
– Старушка-наркоманка, - пролепетала Кармель.
– Ничего подобного. Я по чуть-чуть. А хоть бы и так. Мне в моём возрасте, чего бояться, - буркнула Ираида Кимовна.
– Зато в моём стоит опасаться.
– Кармель поднялась и побрела в дом.
– Спокойной ночи.
Ночью её опять разбудила Лиска, пытаясь улечься в ногах. Кармель отругала кошку и поплелась на кухню. Попила воды, налила в стакан и понесла его в спальню. В комнате, еле освещённой бледным светом луны, стояла женщина. Кармель вскрикнула и уронила стакан. Вода плеснула на ночную рубашку, стакан к счастью не разбился - покатился под кровать. Она быстро включила свет - никого.
"А вот не надо курить что попало, - отругала себя за испуг Кармель, - и не будет видеться всякая ерунда".
Лиска подняла мордочку, мяукнула: мол чего смотришь, ложись спать уже.
***
Кармель проснулась от жуткой жажды. Пить хотелось так, словно она не пила дня три. Налив из чайника стакан воды, залпом осушила его. Мышцы на ногах и руках болели, из-за этого девушка передвигалась как робот. Она умылась, позавтракала, привела себя в порядок и отправилась за продуктами.
В магазине скучающая продавец при виде её встрепенулась, но, хорошо рассмотрев вошедшую, недовольно нахмурилась. Кармель озадачилась: чем она вызвала недовольство?
– Мне булку хлеба, полкило "Российского сыра", триста граммов вишни в шоколаде, пачку печенья, - перечислила она, подавая деньги.
Продавец, симпатичная девушка невысокого роста, загорелая до черноты, не скрывая раздражения перед покупательницей, побросала продукты на прилавок.
Кармель, укладывая сыр в пакет, заметила плесень.
– Извините, но вы продали мне испорченный продукт.
Продавец выхватила сыр из её рук и молча подала другой. Кармель, удивившись, что извинений не последовало, развернула обёртку конфеты - побелевший шоколад и каменная твёрдость лакомства подтвердила её подозрения насчёт плохих продуктов.
– Конфеты тоже замените.
Продавец, сузив глаза, процедила:
– Ох, извините нашу сельскую глушь. Хороших конфет нет - совсем, - забрав кулёк с вишней в шоколаде, положила деньги на прилавок.
Кармель, потрясённая хамством продавца, вернула чёрствый хлеб, просроченное печенье и потребовала:
– Замените хлеб и печенье, без конфет обойдусь.
– Хлеб только вчерашний, может, и без печенья обойдётесь?
Кармель молча забрала хлеб, сдачу и вышла из магазина. "Только спокойствие, расстраиваться из-за всяких дегенераток не буду", - она уговаривала себя, кипя от злости.
За два дня Кармель успела покрасить ставни, забор. Дом сразу приобрёл нарядный вид и радовал глаз яркими красками. За время, пока пребывала в Захарьино, никто из друзей ни разу не позвонил, появилось стойкое ощущение, что она никому не нужна и всем всё равно, где находится. Кармель с горечью признала: настоящих друзей не приобрела, так, компаньоны по времяпровождению. Бывшая лучшая подруга тоже не желает её знать. Раз так легко далось Ленке расставание, вставал вопрос, а была ли их дружба настоящей? Отвечать на этот вопрос Кармель ужасно не хотелось, потому что следом маячил другой - может, она плохая подруга, раз её не жалко потерять. Ежедневно звонил только отец, интересовался, что ещё она сделала по дому. Подбадривал: "Тебе полезно побыть на свежем воздухе и поразмыслить". Кармель догадывалась, он надеялся: она всё же надумает работать на фабрике после окончания института. Мать позвонила один раз, поинтересовалась:
– Ты надолго застряла в Захарьино? Тебя записывать к косметологу?
– Пока не надо. Мам, я тут стены побелила, окна покрасила, дом теперь как новенький выглядит, - похвалилась Кармель.
В трубку послышалось хмыканье.
– Делать тебе нечего. Наняла бы людей, проследила за их работой и управилась бы за один день. Сдаётся мне, ты лукавишь. Скорее всего, нашла местного мачо и как всегда развлекаешься. Смотри, чтобы шею не намылили. В деревне другое отношение к любовным приключениям.
Кармель рассердилась:
– Ни с кем я не развлекаюсь, пашу, как золушка.
– Позволь тебе не поверить, ты и золушка, ха-ха. С Ленкой не помирилась? Точно! Отправилась в изгнание обиду зализывать?
Кармель вынуждена была признать, мать точно угадала причину её первой поездки в Захарьино. Но вот во второй раз она приехала потому, что её потянуло сюда.
– Как надоест изображать из себя декабристку, позвони, - произнесла мать насмешливо и тихо добавила: - Ты там поосторожнее...
Кармель обошла сад, любуясь наливающимися ранними яблоками, сорвала пару штук и сгрызла зелёные кислые плоды. Утром за сараем для кур она обнаружила полуразвалившийся деревянный детский домик. Присев на корточки, заглянула внутрь: на ящике из-под фруктов стояла кукольная алюминиевая посуда, три пенёчка, изображающих мебель, почти сгнили. Она вспомнила, как отец в один из своих редких приездов к тёще смастерил из досок этот домик. Кармель с подружками два лета подряд играла в этом домике. Чуть поодаль они варили кашу и суп в крохотной кастрюльке, которую им выделила бабушка. На четырех кирпичах лежал чугунный кусок от плиты и на нём они с успехом кашеварили. Кармель не забыла, как таскали из сада сухие ветки, кукурузные кочерыжки и разжигали костёр. А какая получалась вкусная, с дымком, еда, пожалуй, аппетитнее ресторанной. Она вздохнула: что-то в последние дни её тянет ностальгировать.
– Караме-е-ель!
– услышала она громкий голос бабы Мани.
– Иду, - откликнулась Кармель.
Вот же упёртая бабка. Сколько раз она повторяла, что её зовут не Карамель. Пока она наводила порядки, обе соседки навещали её по очереди, словно проверяли работу. Оказалось, старушки на дух не переносят друг друга. Баба Маня человек советской закалки считала нынешнее время бесовским и не ждала от него ничего хорошего. Ираида Кимовна, наоборот, уверяла: сейчас больше открытости и возможностей для предприимчивых людей. Если две старушки невольно сталкивались, тут же начиналась перепалка. Суть которой, по разумению бабы Мани, сводилась к тому, что Ираида Кимовна грёбаная интеллигентка, всю жизнь просидела, не работая, за спиной мужа и теперь уселась на шею сына. Хорошо хоть невестка попалась умная и выгнала в деревню наглую свекровь. Ираида Кимовна считала соперницу недалёкой дурой, тянувшей на своих плечах лодыря и алкаша мужа, и зачем-то всю жизнь пахавшей за копейки на ферме. Расплевавшись, старушки уходили по домам, и какое-то время успешно избегали друг друга.