Жизнь длиною в лето. Книга первая
Шрифт:
Кармель нетерпеливо оборвала:
– А я тут при чём?
– Поясню. За матерью ухаживать нужно? Нужно. Готовить и убираться в доме. Надо? Надо. Они с трудом справляются. Вот Сашка и решил жениться. Да он прагматично поступает, но Света хорошая хозяйка, симпатичная, добрая, а главное любит его. Он со временем оценит её и тоже полюбит. До свадьбы восемь дней осталось, а тут явилась ты и ввела его в смятение.
– Чем же?
– У Кармель глаза на лоб полезли.
– Ты дуррой-то не прикидывайся!
– повысила голос Марина.
– Огород чистить Сашку звала - звала. На кладбище тебя возил, будто своей машины нет, чуть что сразу ему звонишь. Почему не Климу Анохину, например? Или моему Толику. Светка от ревности изошлась. С того момента, как ты тут появилась, они уже три раза поссорились. Смотри, как бы она тебе в магазине морду не набила.
– Так продавщица и есть невеста Кузнецова?
– удивилась Кармель, понимая теперь, почему её всегда невежливо обслуживали в магазине.
– А ты будто не знала?
– Нет.
– Позволь тебе не поверить. Света рассказывала, как ты перед ней выпендривалась.
– Глупости. Ничего я не выпендривалась. Продавец подсовывала мне продукты с истёкшим сроком годности, а я просто потребовала их заменить. Я, правда, не знала, что она невеста Крыжовника.
Марина полотенцем смахнула со стула осколки стекла и тяжело опустилась на стул.
– Допустим. Я хочу поговорить с тобой серьёзно. Сашка признался Толику, что если бы мог, отказался от свадьбы. Мол, всегда хотел в жёны такую как Карамелька. Ты же знала, что он любил тебя в юности?
– Нет. Вернее я подозревала, что немного нравлюсь ему, но и только, - призналась Кармель смущённо.
– Ах, ну да. Вы же с Ольгой за Серёгой ухлёстывали, поэтому никого больше вокруг не видели. А Крыжовнику, если помнишь, тогда исполнилось шестнадцать, он голову от тебя потерял. А вчера признался Толику: "Я думал, что сумел забыть её, но как увидел, всё снова нахлынуло. Не могу смотреть на Светку". Теперь понимаешь, что ты наделала своим приездом? Подумай хорошо: ты сможешь, если согласишься выйти замуж за Сашку, остаться в Захарьино, ухаживать за его матерью, готовить, убирать? Только честно отвечай.
Кармель смахнула осколки с другого стула и села напротив Марины. "Остаться в Захарьино? Быть домохозяйкой в доме Кузнецовых?"
– Нет. Не смогу. Для этого нужно любить, а мне он только нравится...
– Вот, - перебила Марина.
– Вот оно главное. Ты не любишь его, а для Светы он царь и бог. Ей в радость заботиться о нём, и за его матерью она будет ухаживать, и быт им всем облегчит. Сашка со временем оценит её и будет счастлив, а ты только зря будоражишь его покой. Уезжай, Кармель, прошу тебя по-человечески. У нас тут маленький мирок, а ты, как камень в воду, от тебя такие круги пошли...
– Я поняла. Хорошо, уеду сразу же, как наведу порядок на могилках родителей бабушки.
– Постарайся не задерживаться. И с Сашкой больше не общайся, совсем. Светка за своё счастье драться будет в прямом и переносном смысле, - хмыкнула Марина и встала со стула.
– Да совсем забыла. За подарки близнецам спасибо.
Кармель проводила гостью до калитки и принялась наводить порядок в доме. Спустя час переоделась в футболку и бриджи, высыпала остатки печенья и конфет, привезённые из дому, в пакет, набрала воды в пластиковую бутылку, захватила влажные салфетки и отправилась к бабе Мане. Соседка находилась во дворе, чистила овощи за столиком, стоящим в тени раскидистой вишни.
– Доброе утро. Вы говорили, я могу у вас взять велосипед. Хочу съездить на кладбище.
– Привет, привет. А что там за крики у тебя были? Хотела вмешаться, но смотрю машина Кузнецова возле двора стоит, потом Маринку увидела.
– Сергея белка посетила, его Сашка в больницу повёз. Я могу взять велосипед?
– В том сарае стоит, - Баба Маня махнула рукой в сторону покосившейся деревянной постройки.
– Так это его он грузил в "жигули"?
– Его.
Кармель выкатила из сарая старый велосипед. Ржавая рама, потрескавшийся дерматин на сиденье вызвали сомнение в том, что эта развалина на ходу.
– Не смотри на невзрачный вид, у велика лёгкий ход. Конфеты бабулькам взяла?
Кармель кивнула.
– Ну тогда с богом. Захвати и мой подарок. Скажешь от Мани, - соседка вручила ей тяжёлый свёрток.
В корзину на багажнике Кармель уложила пакет и гостинцы. Велосипед и правда оказался удобным, он, чуть поскрипывая, легко катил по разбитой дороге. Она быстро приноровилась к его ходу, стала ловко объезжать ямы и выбоины. Сразу за кладбищем бурьян вплотную подступил к дороге, и вскоре она превратилась в две узкие тропы. Без большого навыка езды на велосипеде Кармель дважды съехала в траву и, выкарабкиваясь из неё, нацепляла на одежду репейник. Чертыхаясь, обобрала с брюк колючие шарики и решила дальше идти пешком. Велосипед положила в траву на обочине, надеясь забрать на обратном пути. Приблизительно через три километра тропинка перешла в остатки асфальтовой дороги, по обеим сторонам которой, стояли полуразваленные саманные дома без окон и крыш. Кармель шла по улице хутора Благодатный и невольно представляла: когда-то здесь жили люди, в подворьях водилась скотина, воздух звенел от детских голосов. Сейчас же хутор представлял собой печальное зрелище: дворы заросли вездесущей лебедой и крапивой, кустарники почти поглотили улицу, остатки строений выглядывали в просветах между деревьями. Попавшиеся на пути Кармель две ухоженные хаты радовали глаз свежей побелкой. На лавочке возле одной из хат сидели две древние старушонки, Кармель направилась к ним.
– Добрый день, меня к вам направила баба Маня, - громко сказала Кармель и протянула маленьким сухоньким, похожим друг на друга бабулькам подарок от соседки.
– А чего ты орёшь. Мы, слава богу, не глухие, слышим, - проворчала старушка в платке яркой расцветки, повязанном на макушке. Она взяла свёрток из рук гостьи, развернула его на лавочке, взору предстали шесть банок кофе.
– Вот спасибо. Передай Мане наш поклон. Теперь нам с Лизкой надолго хватит.
Бабулька, названная Лизкой, встрепенулась, взяла банку в руку, подслеповато сощурившись, прочитала марку кофе.
– Ты гляди, Анька, наше любимое.
Кармель, разглядев старушек, поняла: первое впечатление ошибочно. Та, что в ярком платке, крупнее и полнее подруги, ехидный взгляд бледно-голубых глаз выдавал непростой характер. Вторая, из-за улыбчивого лица, обрамлённого белым платочком, халата в мелкий блёклый цветочек, была похожа на классических бабушек, какими их рисуют художники.
– Бабушка Маня посоветовала у вас попросить тяпку и топорик. Я пришла прибрать могилки родственников.
– Дело хорошее. А ты, чья будешь?
– Баба Аня поправила бандану, отряхнула ситцевое платье.
– Я внучка Марии Устиновой - Кармель.
– Ясно. Хочешь поправить могилки Синельниковых. Что за имя у тебя дурацкое?
– поинтересовалась она.
– Почему дурацкое, - обиделась Кармель.
– Еврейское.
– От как. Эт самое. А мне нравится, - улыбнулась баба Лиза.
– Сладкое имя, конфетку напоминает.
– Точно. Вот и назвали бы Карамель.
– Баба Аня сграбастала свёрток.
– Пошли, выдам инструмент. Только ты сама не найдёшь могилки - мы тебе покажем.
– Спасибо большое, - обрадовалась гостья.
– Ой, совсем забыла. Это вам к чаю.
– Девушка протянула пакет с конфетами и печеньем бабе Лизе.