Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца
Шрифт:
Подкрепившись таким образом, они уже бодрее продолжали свой путь и с наступлением ночи вышли к морскому берегу. Хотя здесь было куда опаснее, чем в безлюдных горах, и скорее можно было попасться на глаза страже, сердца беглецов трепетали от радости. Они долго сидели на берегу и слушали шум морского прибоя, который ласкал ухо моряков, вдыхали запах моря, пахнущего водорослями, смотрели в морскую даль, словно надеясь увидеть очертания далеких родных берегов.
По расчетам Головнина, они находились в двадцати пяти верстах от города Матсмая.
В течение этой ночи беглецы прошли
Когда рассвело, беглецы увидели по другую сторону оврага дорогу, по которой двигались люди с лошадьми, навьюченными дровами. Воздух и здесь был так прозрачен, что и на столь большом расстоянии можно было различить не только лица людей, но и узнать знакомого человека, если бы таковой попался.
И на этот раз никто из японцев не заметил беглецов.
Спустившись в глубокую лощину, окруженную со всех сторон горами, они развели огонь, чтобы обсушиться и погреться, так как день выдался холодный и ветреный. Потом набрали черемши, дягиля, борщевника, сварили эту травяную смесь и нехотя поели.
Все мечтали хоть о горсточке зацветших вареных бобов или риса, но жалкие остатки их берегли для морского перехода. Жажда так сильно мучила беглецов, что они не пропускали не одного ручейка, чтобы не налиться. Но всякий раз, как пиля, их тошнило. А через какие-нибудь четверть часа снова так хотелось пить, что, заслышав журчание ручья, они со всех ног бросались к воде.
В лощине беглецы решили сделать дневку и весь день работали над изготовлением парусов из своих рубах, свили из захваченных с собою обрывков веревок и лоскутьев нужные снасти на тот случай, если удастся раздобыть неоснащенную лодку.
Ночью, двигаясь берегом моря, они обыскивали жерди, на которых жители сушили рыбу. Но ход рыбы еще не начинался, и поиски были тщетными. Несколько раз они видели пасшихся близ селений лошадей и, мечтая полакомиться кониной, пытались ловить их, но животные были пугливы и осторожны не менее своих хозяев и не подпускала к себе.
Однажды они нашли несколько больших, вполне пригодных для путешествия лодок, но лодки были очень высоко вытащены на берег, к самым жилищам, и спустить их на воду у беглецов нехватило силы.
— Если бы пища была настоящая, разве бы мы вчетвером, хоть без помощи господ офицеров, не стащили такую посудину? — сказал сокрушенно Макаров. — А то едим щавель да щавель, который сами лошади не жрут, даром, что конским называется.
Но вот нашлась подходящая лодка у самого берега, но и ее беглецы не смогли опустить на воду, так как она стояла к воде боком.
— Что же это, братцы! — воскликнул Васильев. — А ведь надо еще плыть, и не один день!.. Где возьмем силы?
Эта мысль уже давно тревожила и Василия Михайловича, но он старался отогнать ее прочь от себя.
Глава
КОНЕЦ СВОБОДЕ
Уже десять дней были пленники в горах, на свободе.
Наступил день 2 мая. В этот день, как всегда, с рассветом они оставили морской берег, поднялись в горы и, спрятавшись в кустах, начали сушить одежду, вымокшую от ночной росы. Вдруг Василий Михайлович заметал, что кругом их по тропинкам торопливо ходят люди, как будто что-то разыскивая.
— Смотрите-ка, Андрей Ильич, сколько японцев? — сказал он Хлебникову. — Уж не нас ли ищут?
— А вы поглядите-ка сюда! — отвечал тот, указывая, в свою очередь, на ближайший холм.
Сказав это, он быстро прильнул к земле. Остальные сделали то же самое.
На холме стояла женщина, которая, глядя в сторону прячущихся беглецов, и, очевидно, заметив их, махала кому-то рукой.
— Бежим! — скомандовал Головнин и, превозмогая боль в ноге, пустился бежать в ближайшую лощину.
Все последовали за ним. Но не успели они пробежать и нескольких шагов, как лощину со всех сторон окружили пешне и конные солдаты. При этом они подняли страшный крик, которым, видимо, не столько старались устрашить русских, как подбодрить самих себя.
Головнин с Макаровым успели укрыться в зарослях шиповника и стали наблюдать оттуда за действиями японцев. Им было видно, как человек сорок солдат, вооруженных ружьями, луками, ножами и саблями, под командой офицера, окружили Хлебникова с тремя матросами. Василий Михайлович с болью в сердце смотрел на то, как японцы навалились толпой на безоружных беглецов, скрутили им руки назад и погнали в сторону морского берега. Народ все прибывал. Видимо, сбегались жители ближайших деревень. Они цепью шли по лощине, осматривая каждый кустик.
— Идут к нам... — тихо сказал Головнин, приникая к самой земле.
— Что будем делать, Василий Михайлович? — спросил Макаров.
— Если до ночи нас не сыщут, то проберемся к морскому берегу, найдем лодку и уйдем в море вдвоем.
— А паруса, чайник, огниво, компас, ножи? Ведь все осталось у наших!
У обоих оставалось из оружия лишь рогатина с долотом да нож, а из провизии — по крохотному мешочку сушеной рисовой каши с бобами. Василий Михайлович все же сказал:
— Что нам нужно, мы силой возьмем на берегу. Ты согласен итти со мной?
— Согласен, — отвечал Макаров. — Я тебя вовек не оставлю: куда ты, туда и я.
Вскоре двое японцев с обнаженными саблями и двое с кинжалами в руках направились прямо к спрятавшимся, а другие, держа ружья и луки наготове, начали заходить с боков и сзади. Когда японцы были уже совсем близко, Макаров, видя, что Головнин взял в руки свою рогатину и готовится оказать сопротивление, тоже достал из-за пазухи свой нож, но сказал при этом:
— А все ж подумать следует, Василий Михайлович... Убьем одного японца, другого, а погубим товарищей, да и себя. Если же сдадимся мирно, то ты можешь спасти нас, сказавши, что, как начальник, приказал нам итти за тобой, а мы ослушаться не посмели, боясь, мол, наказания, ежели попадем в Россию.