Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)
Шрифт:
– Из тех денег, что мы привезли с собой, - сказал Мартин, - осталось восемь фунтов без нескольких шиллингов.
Мистер Тэпли улыбнулся, всеми силами стараясь показать, что он этому не придает никакого значения.
– За кольцо - ее кольцо, Марк...
– сказал Мартин, с грустью глядя на свой палец без кольца.
– Да!
– вздохнул мистер Тэпли.
– Извините меня, сэр.
– ...мы получили четырнадцать фунтов, считая на английские деньги. Так что даже с этим, как видите, ваша доля капитала гораздо больше, чем моя. Ну, Марк, - сказал Мартин совсем по-старому, как он, бывало, говорил с Томом Пинчем, - я придумал, чем отплатить вам за это, и не только отплатить, но, надеюсь, изменить к лучшему ваши виды на будущее.
– Давайте не будем об этом говорить, сэр, - возразил Марк.
– Мне ничего не надо. Я всем доволен, сэр, право, доволен.
– Нет, выслушайте меня, - сказал Мартин, - это очень важно для вас, и мне будет очень приятно. Марк, я вас сделаю своим компаньоном, на равных правах со мной. В добавление к капиталу я вкладываю свои профессиональные знания и способности и уступаю вам половину годовой прибыли, пока мы ведем дело вместе.
Бедный Мартин! Он вечно строил воздушные замки. В своем эгоизме он вечно забывал обо всем, кроме своих радужных надежд и оптимистических планов. Даже в эту минуту он воображал, будто покровительствует Марку и щедро вознаграждает его, и гордился этим.
– Не знаю, сэр, что и сказать вам в благодарность, - возразил Марк далеко не так весело, как обыкновенно, хотя и совсем по другой причине, чем думал Мартин.
– По мере сил буду служить вам, сэр, до самого конца. Вот и все.
– Мы с вами во всем согласны, мой милый, - сказал Мартин, становясь еще самодовольнее и снисходительнее.
– Мы больше не господин и слуга, а друзья и компаньоны, к обоюдной выгоде. Если мы решим ехать в Эдем, то, как только туда приедем, начнем дело под фирмой, - Мартин всегда ковал железо, пока оно горячо, - Чезлвит и Тэпли.
– Господь с вами, сэр, - воскликнул Марк, - зачем вам мое имя? Я и дела-то не знаю. Пускай я буду "и Кь", согласен. Мне часто приходило в голову, как бы узнать, что это за "и Кь" такая. Вот уж не думал, что сам туда попаду.
– Пусть будет по-вашему, Марк.
– Благодарю вас, сэр. Если какому-нибудь тамошнему помещику понадобится устроить кегельбан для трактира или для себя лично, я бы справился с этим делом, сэр.
– Не хуже любого архитектора в Штатах, - сказал Мартин.
– Принесите-ка два шерри-коблера, мы с вами выпьем за успехи фирмы.
Он или забыл уже (как и потом частенько забывал), что они больше не хозяин и слуга, или считал такого рода услуги входящими в обязанности "и Кь". Марк повиновался приказу с обычной своей живостью; и, прежде чем разойтись на ночь, они условились, что завтра утром вместе пойдут к агенту, но что Мартин один будет решать вопрос об Эдеме, по своему усмотрению. И Марк не ставил себе этой уступки в заслугу, хотя бы наедине с самим собой или во имя пущей веселости. Он отлично знал, что дело так или иначе кончится этим.
На следующий день генерал появился за общим столом и после завтрака предложил им не теряя времени отправиться к агенту. Оба компаньона, не желая ничего лучшего, согласились; и все они втроем тут же отправились в контору эдемской компании, которая находилась на расстоянии ружейного выстрела от "Национального отеля".
Она была очень невелика - что-то вроде будки при шлагбауме. Но если большой участок земли может уместиться в стаканчике для игральных костей, то почему же нельзя торговать целой территорией в сарае? К тому же помещение было временное; эдемцы собирались выстроить великолепное здание для торговли участками и даже присмотрели место, а в Америке это уже половина дела. Дверь конторы была распахнута настежь, и в дверях они увидели самого агента; без сомнения, это был ловкач по своей части, ибо все дела, как видно, были у него уже сделаны, и он качался в качалке, упираясь одной ногой в притолоку, а другую подложив под себя, словно высиживал ее, как курица яйца.
Это был костлявый человек в громадной соломенной шляпе и зеленом сюртуке. По случаю жаркой погоды он был без галстука и с расстегнутым воротничком рубашки, так что когда он говорил, видно было, как в горле у него что-то дергается и подскакивает, будто молоточки в клавикордах. Быть может, истина пыталась пробиться к его устам? Если так, это ей не удалось.
Два серых глаза прятались глубоко в глазницах агента, но один из них ничего не видел и был совершенно неподвижен. Одна сторона лица у него как будто прислушивалась к тому, что делает другая. Таким образом, каждая сторона профиля имела свое выражение, и когда подвижная сторона была всего оживленней - неподвижная хладнокровно наблюдала. Это было все равно что вывернуть человека в самом лучезарном настроении наизнанку и увидеть, какое холодное и расчетливое у него лицо изнутри.
Каждый длинный черный волос на его голове висел прямо, как нитка отвеса, зато над глазами вместо бровей были какие-то взъерошенные кустики, словно гусь, чьи лапки глубоко отпечатались по углам его глаз, исщипал и выклевал их, признав в нем хищную птицу.
Таков был человек, к которому они подходили и которого генерал, здороваясь, назвал Скэддером.
– Ну, генерал, - отвечал тот, - как поживаете?
– Бодр и деятелен; тружусь на пользу отечеству и для общего блага. Два джентльмена к вам, мистер Скэддер.
Скэддер пожал руку и тому и другому (в Америке ничего не делается без рукопожатия) и продолжал раскачиваться в качалке.
– Кажется, я знаю, по какому делу пришли сюда эти незнакомцы, не так ли, генерал?
– Да, сэр, думаю, что знаете.
– У вас длинный язык, генерал. Много болтаете, вот что, - сказал Скэддер.
– Вы отлично выступаете на общественных собраниях, но только в частных разговорах надо быть поосмотрительнее. Вот что!
– Ничего ровно не понимаю, хоть повесьте!
– ответил генерал, подумав.
– Вы же знаете, что мы не собирались продавать участки первому встречному, - сказал Скэддер, - а решили приберечь их для природных аристократов. Да!
– Так ведь вот же они, сэр!
– с жаром воскликнул генерал.
– Вот они, сэр.
– Ну и ладно, когда так, - укоризненным тоном ответил Скэддер.
– Нечего вам на меня злиться, генерал.
Генерал шепнул Мартину, что Скэддер честнейший малый и что он даже за десять тысяч долларов не решился бы его обидеть.
– Я выполняю свой долг, охраняю интересы моих ближних, а они же на меня и злятся, - негромко сказал Скэддер, глядя на дорогу и по-прежнему раскачиваясь в качалке.
– Они сердятся, что я мешаю им распродавать Эдем по дешевке. Вот вам человеческая природа! Да!