Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)
Шрифт:
Было совершенно ясно, что он жалеет о недавней своей вспышке и не может решить, какое впечатление она произвела на мистера Пекснифа, ибо каждый раз как последний взглядывал на мистера Джонаса, оказывалось, что и мистер Джонас смотрит на него, - и это служило причиной нового замешательства. Однако оно продолжалось недолго: мистер Джонас довольно скоро начал насвистывать, а мистер Пексниф, последовав примеру своего друга, тоже стал напевать какой-то игривый мотивчик.
– Скоро дойдем, что ли?
– спросил Джонас спустя некоторое время.
– Уже близко, добрый мой друг, -
– Что они делают, как вы полагаете?
– спросил Джонас.
– Трудно сказать!
– воскликнул мистер Пексниф.
– Легкомысленные вертушки! Их, может быть, и совсем дома нет. Я хотел - хе-хе-хе!
– я хотел вам предложить: а что, если мы войдем с черного хода и нагрянем на них, как гром с ясного неба, мистер Джонас?
Затруднительно было бы решить, в каком отношении и какими именно из многих своих разнородных качеств мистер Джонас, мистер Пексниф, ковровый саквояж и чемодан могли сравниться с ударом грома. Тем не менее мистер Джонас выразил согласие, и оба они, обойдя кругом через задний двор, тихонько подкрались к кухонному окну, откуда лился в вечерние сумерки смешанный свет свечи и очага.
Поистине мистер Пексниф был благословен в дочерях своих, в одной из них по крайней мере. Благоразумная Черри - опора, посох, сума и сокровище ее любящего родителя - вот она сидит перед кухонным очагом, за маленьким столиком, белым как свежевыпавший снег, и записывает расходы! Поглядите, как эта скромная девушка, обратив вычисляющий взор к потолку, с пером в руках и связкой ключей в корзиночке у пояса проверяет хозяйственные расходы! Утюг, покрышка для блюд, грелка, котелок и чайник, медная подставка, начищенная графитом печка весело подмигивают ей и радуются на нее. Даже луковицы, подвешенные гирляндой к потолочной балке, сияют и рдеют, как щеки херувимов. Влияние этой овощи до некоторой степени сказалось на мистере Пекснифе. Он прослезился.
Минутная слабость, но он скрывает ее от зорких глаз своего друга, очень старательно, при помощи каких-то сложных манипуляций с носовым платком, ибо не желает, чтобы его малодушие было замечено.
– Приятно, - бормотал он, - очень приятно для родительских чувств! Милая моя девочка! Что ж, дадим ей знать, что мы тут, мистер Джонас?
– Конечно, не собираетесь же вы ночевать на конюшне или в каретном сарае?
– возразил тот.
– Это, право, совсем не такого рода гостеприимство, какое я хотел бы оказать вам, мой друг, - отвечал мистер Пексниф, пожимая ему руку. Затем он набрал в грудь воздуху и, постучавшись в окно, крикнул громогласно и ласково:
– Бу-у!
Черри выронила перо и вскрикнула. Однако невинность всегда смела или должна обладать смелостью. Как только они отворили дверь, отважная девушка воскликнула твердым голосом, показав, что даже в эту трудную минуту присутствие духа не изменило ей:
– Кто вы? Что вам нужно? Говорите! А не то я позову папашу.
Мистер Пексниф протянул к ней руки. Она сразу его узнала и бросилась в его любящие объятия.
– Это было очень неосторожно с нашей стороны, мистер Джонас, очень неосторожно!
– говорил Пексниф, гладя дочь по голове.
–
Нет, она не видела. До сих пор она ничего не видела, кроме своего папаши. Зато теперь она заметила мистера Джонаса, покраснела и опустила глаза, приветствуя его.
Но где же Мерри? Мистер Пексниф задал этот вопрос не с упреком, но самым кротким голосом, с примесью легкой грусти. Она наверху, читает в гостиной на диване. Ах! Ее-то уж нисколько не пленяют мелочи домашней жизни.
– Все-таки позови ее вниз, - сказал мистер Пексниф тоном кроткой покорности судьбе.
– Позови ее вниз, душа моя.
Ее позвали, и она пришла, вся раскрасневшаяся и растрепанная от лежания на диване, но это ее вовсе не портило. Нет, нисколько. Скорее наоборот, если хотите знать.
– О боже ты мой!
– воскликнула лукавая девушка, расцеловав отца в обе щеки и по шаловливости своей наделив его дополнительным поцелуем в самый кончик носа, а затем, оборотившись к кузену: - Вы здесь, страшилище? Ну, я очень рада, что меня-то уж вы оставите в покое!
– Ну, а вы все такая же непоседа?
– сказал Джонас.
– Ох, и злючка же вы!
– Вот еще, убирайтесь подальше!
– отвечала Мерри, отпихивая его.
– Я прямо не знаю, что сделаю, если мне придется часто вас видеть. Убирайтесь вы подальше, ради бога!
Так как в разговор вмешался мистер Пексниф и попросил мистера Джонаса немедленно пожаловать наверх, то Джонас в известной мере повиновался приказанию молодой особы - убраться прочь. Однако, ведя под ручку прелестную Черри, он все же не мог не оглядываться поминутно на ее сестрицу и не обмениваться с ней репликами того же задорного характера, пока они все вчетвером поднимались наверх в гостиную, где в это время - девицы, по счастливой случайности, несколько запоздали с чаем - накрывали для чаепития стол.
Мистера Пинча не было дома, остались одни свои, и потому все чувствовали себя очень уютно и непринужденно; Джонас сидел между обеими сестрами и был пленительно галантен на особый лад, свойственный только ему одному. Не хочется покидать такое приятное маленькое общество, сказал мистер Пексниф, после того как чай был выпит и посуда убрана, но так как ему нужно просмотреть кое-какие важные бумаги у себя в кабинете, то он просит извинить его на минуту. С этими словами он удалился, беззаботно напевая какую-то песенку. Не прошло и пяти минут после его ухода, как Мерри, сидевшая в оконной нише, поодаль от Джонаса и старшей сестры, прыснула со смеху и бросилась к двери.
– Эй!
– крикнул Джонас.
– Не уходите!
– Ну да, еще чего!
– оглянувшись на него, возразила Мерри.
– Будто бы уж вам так хочется, чтобы я осталась, страшилище?
– Да, хочется, - сказал Джонас.
– Честное слово, хочется. Мне надо с вами поговорить.
– И когда она все-таки выбежала из комнаты, он бросился за ней и привел ее обратно, после короткой борьбы в коридоре, весьма шокировавшей мисс Черри.
– Право, Мерри, - выговаривала ей эта молодая особа.
– Я тебе удивляюсь. Всему есть граница, даже глупости, милая моя.