Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)
Шрифт:
Теперь на борту парохода все заметно оживились; высказывались предположения насчет того, в какой именно день и даже в каком именно часу они придут в Нью-Йорк. На палубе толпилось и глядело вдаль несравненно больше народа, чем до сих пор, и разразилась целая эпидемия укладывания вещей, которые потом приходилось распаковывать на ночь. Те, у которых были письма к кому-нибудь или знакомые в Америке, или определенные намерения ехать туда-то и заняться тем-то, сто раз на дню обсуждали свои, планы; поскольку этот разряд пассажиров был весьма немногочислен, а таких, у кого не было видов на будущее, оказалось очень много, то слушателей было подавляющее большинство, а ораторов раз-два и обчелся. Пассажиры, хворавшие всю дорогу, теперь выздоровели, и даже здоровые заметно поправились. Американец из каюты первого класса, всю дорогу кутавшийся в меха и клеенку, неожиданно появился в блестящем черном цилиндре с маленьким чемоданчиком светлой кожи, содержавшим все его платье, белье, щетки, бритву, книги, запонки и прочие пожитки. Он расхаживал по палубе, глубоко засунув руки в карманы и широко раздувая ноздри, словно уже вдыхал воздух свободы, который несет смерть тиранам и которым (ни при каких обстоятельствах, заслуживающих упоминания) не могут дышать рабы. Англичанин, подозреваемый в том, что он сбежал из банка, захватив с собой, кроме ключей от кассы, еще кое-что посущественней, красноречиво рассуждал о правах человека и все время напевал "Марсельезу". Словом, сильное волнение охватило весь пароход, - в самом деле, земля Америки была уже близко, так близко, что, наконец, в одну звездную ночь они взяли на борт лоцмана и через несколько часов стали на якорь до утра, в ожидании парового катера, который должен был отвезти пассажиров на берег.
На следующее утро, как только рассвело, катер появился и, простояв около часа, причем на это время даже кочегары на нем сделались предметом живейшего интереса и любопытства, как если бы это были добрые или злые духи, забрал на борт весь живой груз: среди прочих Марка, который все так же заботился о своей приятельнице с тремя детьми, и Мартина, который на этот раз был одет как следует, но в старом, запачканном плаще поверх обычного костюма - на то время, пока они не расстанутся навсегда со своими недавними спутниками.
Катер - с машиной на палубе, проворно перебиравшей длинными тонкими лапами, словно какое-то допотопное чудовище или увеличенное во много раз насекомое, - быстро шел по красивой бухте; и скоро стали видны возвышенности, острова и длинный плоский, далеко раскинувшийся город.
– Так это и есть земля свободы?
– сказал мистер Тэпли, глядя вдаль. Очень хорошо. Я согласен. Любая земля для меня годится после такой уймы воды!
ГЛАВА XVI
Мартин сходит с прославленного и быстроходною пакетбота "Винт" в порту Нью-Йорк в Соединенных Штатах. Он заводит кое-какие знакомства и обедает в пансионе. Подробности этих первых шагов
Некоторое оживление можно было заметить уже на подступах к стране свободы, ибо накануне был избран член муниципалитета; а так как политические страсти разгорелись особенно сильно по случаю такого радостного события, друзья отвергнутого кандидата решили постоять за великие принципы Непогрешимости Выборов и Свободы Убеждений, переломали кое-кому руки и ноги, а также долго гоняли одного вредоносного субъекта по улицам с намерением раскроить ему череп. Эти добродушные проявления общественного темперамента сами по себе были не так значительны, чтобы взволновать кого-нибудь по прошествии целой ночи; однако мальчишки-газетчики воскресили их и разнесли по городу; они не только оглашали пронзительными воплями все городские пути и перепутья, пристани и суда, но забрались даже на палубы и в каюты парохода, так что он, еще не подойдя к пристани, был взят на абордаж и захвачен легионами этих молодых граждан.
– "Нью-йоркская помойка"!
– кричал один.
– Утренний выпуск "Нью-йоркского клеветника"! "Нью-йоркский домашний шпион"! "Нью-йоркский добровольный доносчик"! "Нью-йоркский соглядатай"! "Нью-йоркский грабитель"! "Нью-йоркский ябедник"! "Нью-йоркский скандалист"! Все нью-йоркские газеты! Полный отчет о вчерашнем патриотическом выступлении демократов! Виги разбиты наголову! Последнее мошенничество в Алабаме! Интересные подробности дуэли на ножах в Арканзасе! Все новости политической, коммерческой и светской жизни! Вот газеты, вот газеты!
– Вот "Помойка"!
– кричал другой.
– "Нью-йоркская помойка"! Двенадцатая тысяча экземпляров сегодняшней "Помойки", все сведения о биржевом курсе и прибытии и отправлении судов, четыре столбца вестей из провинции, полный отчет о вчерашнем бале у миссис Уайт, где присутствовали первые красавицы и весь цвет Нью-Йорка, е интимными подробностями из жизни приглашенных дам. Только в "Помойке"! Вот "Помойка"! Двенадцатая тысяча экземпляров "Нью-йоркской помойки"! Разоблачение "Помойкой" банды Уолл-стрита! Разоблачение "Помойкой" вашингтонской банды! Вопиющее мошенничество государственного секретаря, совершенное им в возрасте восьми лет от роду и разоблаченное, за большие деньги, его собственной нянькой! Вот "Помойка"! Вот двенадцатая тысяча "Нью-йоркской помойки", целый столбец с изобличениями жителей Нью-Йорка; все фамилии напечатаны полностью! Заметка о судье, который третьего дня судил "Помойку" за клевету, и благодарность "Помойки" независимым присяжным, которые ее оправдали, с указанием на то, чего им следовало ожидать, если б они ее осудили!.. Вот "Помойка", кому "Помойку"! Вот недремлющая "Помойка", всегда на страже; руководящая газета Соединенных Штатов, двенадцатая тысяча экземпляров, газета продолжает печататься. Покупайте "Нью-йоркскую помойку"!
– Такими просвещенными путями, - сказал чей-то голос в самое ухо Мартину, - выходят наружу бурные страсти моего отечества.
Мартин невольно обернулся и увидел бок о бок с собой худосочного черноволосого джентльмена со впалыми щеками, узенькими моргающими глазками и странным выражением лица, не то хмурым, не то наглым, как могло показаться с первого взгляда. В самом деле, даже при ближайшем знакомстве трудно было бы определить это выражение иначе, как смесь грубой хитрости и высокомерия. Джентльмен нахлобучил на голову широкополую шляпу, чтобы придать себе более ученый вид, и скрестил руки на груди, для большей внушительности. Он был одет довольно плохо - в синий сюртук чуть не до пяток, в короткие широкие штаны того же оттенка и выцветший рыжий жилет, из-под которого вылезала почерневшая плоеная манишка, силясь уравняться в гражданских нравах с прочими статьями туалета и тоже поддержать Декларацию Независимости.
Он полусидел, полулежал, развалясь на фальшборте и небрежно скрестив ноги, отличавшиеся необыкновенными размерами; толстая трость с крепким железным наконечником и большим круглым набалдашником висела у него на шнурке с кисточкой. Облаченный таким образом джентльмен подмигнул правым глазом и правым уголком рта и повторил с видом величайшего глубокомыслия:
– Такими просвещенными путями выходят наружу Бурные страсти моего отечества.
Так как он смотрел на Мартина, а поблизости никого больше не было, Мартин наклонил голову и сказал:
– Вы намекаете на ...?
– На оплот нашей разумной отечественной свободы, сэр, повергающий в трепет иноземных тиранов, - возразил джентльмен, указывая тростью на необыкновенно грязного мальчишку-газетчика с одним глазом.
– На предмет зависти всего мира, сэр, на авангард цивилизации. Позвольте мне спросить вас, сэр, - прибавил он, стукнув о палубу железным наконечником трости с видом человека, который не потерпит никаких виляний, - как вам нравится мое отечество?
– Не знаю, право, что вам сказать, - сказал Мартин.
– Я еще не был на берегу.
– Что ж, я думаю, вы вряд ли ожидали видеть, - заметил джентльмен, такие доказательства национального процветания, как вот это?
Он указал на суда, стоявшие у причалов, затем сделал широкий взмах тростью, как бы включая в свое замечание воздух и воду.
– Право, не знаю, - ответил Мартин.
– Да. Думаю, что ожидал.
Джентльмен взглянул на него с проницательным видом и сказал, что ему нравится такая линия поведения. Она вполне естественна, сказал он; как философ, он любит наблюдать человеческие предрассудки.