Жизнь и приключения Мартина Чезлвита (главы I-XXVI)

Диккенс Чарльз

– Я вижу, вы привезли с собою, сэр, - заметил он. повернувшись к Мартину и опершись подбородком на набалдашник трости, - - обычный груз бедствий, нищеты, невежества и преступлений - в дар великой республике. Что ж, сэр! Пусть их везут целыми партиями из Старой Англии. Говорят, когда корабль готовится затонуть, крысы бегут с него. Я нахожу, что в этой пословице много правды.

– Старый корабль быть может еще продержится год пли два, - сказал Мартин с улыбкой, отчасти вызванной словами джентльмена, отчасти же его манерой говорить - довольно странной, так как он произносил с ударением все короткие и односложные слова, оставляя на произвол судьбы все остальные, как

будто считая, что слова покрупнее могут обойтись и так, зато мелочь нуждается в постоянном присмотре.

– Надежда, по словам поэта, сэр, - заметил джентльмен, - есть кормилица юного желания.

Мартин подтвердил, что ему случалось слышать, будто этой руководящей добродетели приходится нести такие чисто домашние обязанности.

– Она не выкормит младенца в данном случае, сэр, вот увидите, - заметил джентльмен.

– Время покажет, - сказал Мартин. Джентльмен важно кивнул головой и спросил:

– Ваша фамилия, сэр? Мартин сказал ему.

– Сколько вам лет, сэр? Мартин сказал ему.

– Ваша профессия, сэр? Мартин сказал и это.

– Куда вы направляетесь, сэр?
– осведомился джентльмен.

– Право, - сказал Мартин, улыбаясь, - не могу вам сообщить ничего удовлетворительного на этот счет, я и сам еще ничего не знаю.

– Вот как?
– заметил джентльмен.

– Да, - сказал Мартин.

Джентльмен сунул трость под мышку и осмотрел Мартина с головы до ног, весьма пристально и внимательно, чего не удосужился сделать до сих пор. Закончив осмотр, он протянул правую руку и, обменявшись с Мартином рукопожатием, сказал:

– Меня зовут полковник Дайвер, сэр. Я редактор "Нью-йоркского скандалиста".

Мартин отнесся к его словам настолько почтительно, насколько этого требовал характер такого интересного сообщения,

– "Нью-йоркский скандалист", сэр, - продолжал полковник, - как вам, надеюсь, известно, является органом аристократии в этом городе.

– Ах, так здесь есть и аристократия?
– сказал Мартин.
– Из кого же она состоит?

– Из разума.
– ответил полковник, - из разума и добродетели. А также из необходимого к ним дополнения в этой республике - из долларов, сэр.

Мартин был очень рад это слышать и уже не сомневался, что скоро станет большим капиталистом, если разум и добродетель неизбежно приводят к накоплению долларов. Он только что собрался выразить свою радость по этому поводу, как его прервал капитан корабля, который подошел пожать руку полковнику, и увидев на палубе хорошо одетого пассажира (Мартин сбросил свой плащ), пожал руку и ему. Мартин сразу вздохнул свободнее, так как, невзирая на признанный авторитет ума и добродетели в этой счастливой стране, он почувствовал бы себя глубоко униженным, если бы выступил перед полковником Дайвером в жалкой роли трюмного пассажира.

– Ну, капитан!
– сказал полковник.

– Ну, полковник!
– воскликнул капитан.
– У вас замечательно бодрый вид, сэр. Вас прямо не узнать, это факт.

– Как шли, капитан?
– осведомился полковник, отводя его в сторону.

– Что ж, шли довольно прилично, сэр, - произнес, или скорее пропел, капитан, истый уроженец Новой Англии *, - довольно прилично, принимая во внимание погоду.

– Да?
– сказал полковник.

– Да, можно сказать, - ответил капитан.
– Я только что послал к вам в редакцию юнгу со списком пассажиров, полковник.

– Может быть, у вас найдется еще один юнга, капитан?
– спросил полковник тоном, довольно близким к суровости.

– Хоть десяток, если вам потребуется, полковник, - отвечал капитан.

– Один мальчик средних размеров, может, донес бы дюжину шампанского до редакции, - в раздумье произнес полковник.
– Кажется, вы сказали, переход был вполне приличный?

– Да, сказал, - был ответ.

– Это совсем близко, рукой подать, - продолжал полковник.
– Я очень рад, что вы шли вполне прилично, капитан. Не беспокойтесь, если у вас не найдется больших бутылок. Мальчик может принести и две дюжины, прогуляется два раза вместо одного. Так переход был первоклассный? Да?

– Самый что ни на есть, - сказал капитан.

– Я в восторге, что вам везет, капитан. Вы могли бы одолжить мне заодно штопор и полдюжины стаканов? Как бы ни вооружались стихии против замечательного пакетбота моей страны "Винт", сэр, - сказал полковник, оборачиваясь к Мартину и размашисто чертя тростью по палубе, - и туда и обратно он идет с исключительной быстротой!

Капитан, у которого в эту самую минуту в одной каюте роскошно завтракала "Помойка", а в другой допивался до бесчувствия добродушный "Клеветник", любезно простился со своим другом полковником и побежал отправлять ему шампанское, отлично зная (как не замедлило выясниться) , что если ему не удастся умилостивить редактора "Нью-йоркского скандалиста", то не пройдет и дня, как Этот властитель очернит его с пароходом вместе, крупным шрифтом, - а быть может, заденет и память его матушки, которая умерла всего двадцать лет тому назад. Полковник, оставшись вдвоем с Мартином, не дал ему уйти и предложил показать город, из уважения к тому, что он англичанин, а также рекомендовать ему, если он пожелает, приличный пансион. Но прежде всего, сказал полковник, он просил бы оказать ему честь: посетить редакцию "Скандалиста" и распить бутылочку шампанского, лично им привезенную из Европы.

Все это было до такой степени любезно и гостеприимно, что Мартин охотно согласился, хотя было еще раннее утро. И потому, наказав Марку, который хлопотал около своей знакомой и ее троих детей, чтобы он, подавши им помощь и управившись с багажом, приходил за дальнейшими распоряжениями в редакцию "Скандалиста", Мартин сошел на берег вместе со своим новым знакомым.

Они с трудом пробрались через унылую толпу эмигрантов на пристани, сидевших на своих постелях и сундуках под открытым небом с таким растерянным видом, словно упали с другой планеты, и некоторое время шли по оживленной улице, вдоль которой тянулись с одной стороны набережные и суда, а с другой - длинный ряд ярко-красных кирпичных складов и контор, украшенных таким множеством черных вывесок с белыми буквами и белых вывесок с черными буквами, какого Мартину не приходилось видеть даже там, где места для них было в пятьдесят раз больше. Скоро они свернули в узкую улицу, а потом в другие улицы, еще уже, и, наконец, остановились перед домом, на котором было намалевано крупными буквами:

"НЬЮ-ЙОРКСКИЙ СКАНДАЛИСТ"

Полковник, который всю дорогу шел, заложив руку за борт сюртука, сдвинув шляпу на затылок и время от времени поматывая головой, как подобает человеку, подавленному сознанием собственного величия, повел Мартина по темной и грязной лестнице в такую же темную и грязную комнату, всю заваленную газетами и усеянную измятыми обрывками гранок и рукописей. В этом помещении за обшарпанным письменным столом сидела некая фигура с огрызком пера во рту и большими ножницами резала и кромсала кипу номеров "Нью-йоркского скандалиста"; фигура эта была настолько смехотворна, что Мартину стоило большого труда удержаться от улыбки, хотя он Знал, что полковник Дайвер пристально наблюдает за ним.