Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Ничего не подозревая, мы с братом выехали в Рязань, не взяв с собой никаких припасов. Поселились в центральной гостинице и тут же познакомились с двумя девицами, тоже по их словам, приехавшими из Москвы на празднование Пасхи. Они остановились в номере этажом выше нас. Договорившись отметить встречу у нас в номере (чтобы не повторять московских ошибок с ресторанами и с игроками «Динамо»), мы спустились в магазин, чтобы взять выпивку и закуску.
В пустых магазинах на нас посмотрели, как на провокаторов. Мы кинулись в гостиничный ресторан и смогли взять там лишь несколько бутылок залежалого ликера «Роза», несколько порций «мяса кита тушеного» и несколько кусков хлеба нарезанного, ярко желтого цвета, крошившегося в руках.
И мы с девушками пили за знакомство липкий сладкий ликер, заедали его пахнущим рыбой, несъедобным мясом кита (не путать с кетой!) и крошками желтого, похожего на кукурузную лепешку, хлеба.
Мы быстро захмелели. Девушка брата (а мы сразу же их «поделили» — он выбрал себе полную, я — худенькую, поинтеллигентней!), быстро «свалилась», и мы ее положили спать на софу. «Моя» оказалась выносливее и «злее». Мы допили все, что было, а затем она попросила меня проводить ее наверх, в их «девичий» номер. Чтобы, по ее словам, не устраивать «групповухи». Я проводил подругу наверх. Ее, конечно, вело, но номер открыть мы сумели. Она едва добежала до кровати, кинулась в нее, и … похвасталась, чем пила-закусывала.
Признаюсь, что тогда я и сам был близок к этому. Я постоял над телом «отрубившейся» девушки, несколько минут, соображая, исполнять ли мне свой мужской долг, или нет. Потом решил, что если бы мы только пили ликер, я бы, пожалуй, этот долг исполнил бы. Но мясо кита, так напоминавшее старую говядину, притом пахнущую рыбой, живописными кусочками лежавшее на подушке в розовом ликерном «соусе», отбило у меня всякую мысль о сексе.
Я вышел из номера, и, не заперев двери, бегом спустился вниз. Хорошо, что дверь была не закрыта, и я успел в туалет. Поэтому я ни перед кем не успел похвастаться своей трапезой. Дима спал на своей кровати, подружка его
— на софе. Я растолкал ее и попросил пройти наверх, присмотреть за товаркой, чтобы та не задохнулась.
Мы спали до вечера, а утром в субботу в канун Пасхи, собрались к родственникам. Перед уходом нас все-таки навестили «подружки» и попросили денег «в долг». Мы ответили, что-то вроде «сами побираемся», и пошли встречать Пасху.
Вот так мы вели себя в Страстную пятницу! Ничего про все это я больше не скажу и говорить не хочу. Но одну мысль все-таки выскажу — такому народу (как мы с братом, разумеется, никого еще я не имею в виду!) — так и надо! Такую жизнь, такого Хрущева, таких баб, такую выпивку и такую закуску! Кушайте, как говориться, на здоровье, и не жалуйтесь!
Противный Вася и приятная Таня
Между приездом из Тбилиси и поезкой на Пасху в Рязань, как я уже гворил, произошла размолвка между мной и Тамарой. Или, короче, я получил по заслугам и опять остался «холостым». И, как я предполагал, наступило время заняться Таней — женой моего друга Володи.
Но на этом пути мне встретились два обстоятельства — хорошее и плохое. За время моего пребывания в Тбилиси Таня, как и преполагалось, развелась с мужем — это хорошо. Володя так и жил у Ани и в общежити не появлялся.
А плохо то, что «свято место пусто не бывает» — у Тани завелся ухажер из числа «салажат» — аспирантов нового призыва — некто Уткин. Он жил в комнате с Васей Жижкиным — инженером-исследователем с математическим уклоном, человеком очень высокомерным, моим вечным оппонентом. Мы с Жижкиным сходились только в одном — оба были не дураки выпить. Но в остальном — сплошной антагонизм.
Вася был худ, немощен, хотя и задирист. Он еще тогда терпеть не мог лиц кавказских национальностей, к которым причислял и меня. Ну, а лично меня он ненавидел не только из-за этого. Причины были, и о них я еще расскажу. Вот из-за этой-то ненависти, он, этот Кощей-Вася, заметив, что я неравнодушен к Тане, а она ко мне, надумал опередить меня. Он успел познакомить Таню со своим «сожителем» по комнате Уткиным (имя его я позабыл). Лично он сам не стал на моем пути, так как вероятность успеха была близка к нулю. Дамы его не жаловали из-за непонятности его разговоров с математической терминологией, «теловычитания», и неимоверной заносчивости.
Когда у меня появилась штанга, я, как и всем, предложил Васе поспорить со мной с хорошей форой в его пользу. Но тот отказался, мотивируя тем, что только тупые и умственно отсталые люди могут поднимать тяжести. А умные, дескать, занимаются соответствующими видами спорта, например, шахматами. У Васи был первый разряд по шахматам, а я не знал даже, да и сейчас не знаю названия фигур. Но в детстве мне как фокус кто-то показал так называемый «детский мат», и я решил попытать счастья в споре с Васей.
Вынесли шахматы, поставили на стол для глажки, кинули жребий, мне выпало играть белыми. Мы стали расставлять фигуры, причем я механически повторял все действия Васи. Получилось, что короли у нас стояли по одной линии — видимо, так правильно. Я, помня, чему меня учили в детстве, сыграл: первый ход — обычный: пешка е2-е4. Жижкин — как и положено разрядникам, сыграл тоже королевской пешкой. Затем я вторым ходом выдвинул офицера или слона (не знаю, как он там правильно называется!) на с4. Жижкин выдвинул своего коня. Третьим ходом я выдвинул королеву (или ферзя) на h5. Вася задумался и почему-то выдвинул далеко своего правого офицера (или слона). Я заранее торжествовал — Вася был обречен, но пока не понимал этого.
— Вася, — вкрадчиво спросил я, — а что я тебе буду должен, если проиграю?
— У нас тариф единый — бутылка! — не задумываясь, выпалил Вася.
— Тогда беги за бутылкой — ты проиграл! — громовым голосом провозгласил я и поразил ферзем (или королевой) его пешку f7, — мат тебе, Вася! Детский мат от тупого силовика, кавказца, первый раз взявшего в руки шахматы! Если не веришь, что тебе мат, я могу доказать это матом — скаламбурил я.
Среди болельщиков стоял гомерический хохот. Жижкин сидел в шоке — он мог «убить» моего ферзя королем, но становился под удар офицера! Такую досаду и ярость я видел у него впервые. Он побледнел и чуть ни кинулся на меня с кулаками.
— Вася, что я вижу, — с удивлением спросил я, — ты собираешься бить тупого силовика? И надеешься, что ты не рассмешишь публику?
— Гони трояк! — загудели болельщики.
Жижкин забежал в свою комнату, выбросил оттуда скомканный трояк и тут же захлопнул дверь. Перворазряднику — и так попасться на детский мат!
Кто-то из болельщиков сбегал за бутылкой, и мы пили ее прямо на столе для глажки, выкрикивая оскорбления в адрес проигравшего, даже пинали его дверь ногами. Вдруг дверь рывком распахнулась и показался Жижикин, на нем не было лица, а на том чего не было, блестели слезы ярости.