Жизнь как жизнь
Шрифт:
– Ладно, подумаю.
До середины августа Стёпка ещё походил на ремонт дорог, а потом уволился. Ягоды да грибы тоже собирать надо было.
– Тётка Алёна! А ты завтра по брусёну пойдёшь? – подошла у колодца к Алёне Вера Пашутина –молодуха на сносях.
– Пойдём со Стёпкой. А что?
– Возьмите меня с собой.
– Верка, какая тебе брусёна! Ты не сегодня, завтра рожать должна. Тебе и наклоняться то нельзя.
– Можно. Думаю, неделю ещё не рожу.
– Ну смотри сама.
Утром втроём пошли с пещерами за дальнюю гору по ягоды. ягод было много. Алёна увлеклась сбором и не заметила сразу, что Верка сидела на земле, прижавшись спиной к стволу сосны.
– Верка! Что плохо?
– Да, что-то рези внизу начались.
– Домой надо идти. А, то ещё разродишься здесь.
– Стёпка! Иди сюда – домой пойдём.
– Да, что ты, тётка Алёна, я одна дойду. А вы оставайтесь, собирайте ягоды.
– Может, хоть Стёпка тебя проводит. Если, что так в деревню сбегает за помощью.
– Да уже отпустило. Одна потихоньку дойду.
– Ну, гляди, девка. Не разродись на дороге.
– Дойду, помаленьку.
Вечером, когда Алёна со Стёпкой возвращались из леса, их у моста догнала Нюрка Баскова, из магазина с хлебом бежала.
– Тётя Алёна! А у нас Верка Пашутина сегодня родила.
– Слава богу, дошла значит.
Тревога всю вторую половину дня терзала Алёну: « Не дай бог, не дойдёт, разродится посреди дороги. Бросить надо было все эти ягоды, да идти вместе с ней. Хорошо, что всё обошлось, а то бы казнила себя».
Грибы, ягоды, копка картошки, рубка капусты и пролетели конец лета и начало осени. Теперь можно было передохнуть за латанием детской одежонки, а там и стан собирать, да холсты ткать.
За окнами быстро сгущалась темнота. В середине октября дни становились совсем короткими. Падал мелкий снежок вперемежку с дождём. Андрей сидел посреди избы на табуретке, подшивая валенки. Сначала на крыльце, а потом в сенях раздался громкий топот. Видимо кто-то снег сбивал с обуви. Дверь распахнулась, и в избу влетела сестра Андрея Клавдия.
– Клавка, ты, что такая всполошенная? Стряслось что-то?
– Да ничего не стряслось. Бежала от Юрова – запыхалась. Прибежала сказать, что у нас сегодня скотину переписывали. Завтра к вам в Рымы приедут. Вот прибежала предупредить, чтобы поспрятали лишнюю то скотинку, а то такие налоги насчитают, что без порток останетесь.
– Спасибо, что упредила. Ну да ты, раздевайся. Алёна сейчас корову подоит – ужинать будем.
– А детвора то где?
– Старшие по друзьям да подружкам, а малышня на печи отогревается.
В избу вошла с подойником Алёна:
– Ой, Клавдия, здравствуй! Ты, что это на ночь глядя да по такой дороге прибежала?
– Предупредить
– Ну, ладно, посиди. Я сейчас молоко процежу, потом на стол соберу. А когда переписывать то будут?
– Завтра, с утра.
– Ой, батюшки! Ребятишки, быстро слезайте с печи. Василко, ты беги к тётке Матрёне, предупреди, а ты, Стёпка, к дяде Коле. Скажете, и сразу домой – ужинать будем.
– Мам, мы ещё не отогрелись.
– Я кому сказала. Одевайтесь и бегом, чтобы одна нога здесь, другая там. А то вон отец сейчас, ремнём шуганёт.
Мальчишки убежали. Клавдия скинула с головы мокрый полушалок, сняла телогрейку.
– Алёнка! Ты мне кипяточку налей. Попью, да и побегу обратно мне еще к Степаниде заглянуть надо, а то давно ее не видела. Как она там? Как ребятишки?
– Да ладно у них все. Погоди маленько. Поужинаем и пойдёшь.
– Дома поужинаю. У меня там шти с мясом наварены. Мы одного поросёнка дён пять, как закололи.
– Мы тоже на прошлой неделе одного зарезали, а то Алёшку скоро в армию провожать.
– Тогда, что? Я зря колготилась?
– Не зря. У нас ещё два осталось, да и овец десяток. Вот поужинаем да в баню на реке отведём.
Пока Алёна вытаскивала из печи чугуны, вернулись мальчишки.
– Вася, ты не знаешь к кому Лёшка пошёл?
– Откуда мне знать.
– Я знаю. Он к Толику Анисимову ушёл на гармошке учиться играть, – сообщил Стёпка.
– Вот и слетай за ним. Пусть быстро домой идёт. Скажи дело срочное.
– Что, всезнайка, напросился? Теперь скачи снова, грязь меси.
– А ты тоже знал, куда Лёха пошёл, но схитрил.
– Ладно, сиди. Я сейчас за Лёхой схожу, – смилостивился над младшим Василий.
Овцы шли к реке послушно, а вот годовалая свинья всё время визжа норовила освободиться от верёвок, тащила поводырей в сторону от дороги. Лёшка с Василком едва удерживали её. Поросячий визг, блеяние овец и мычание бычков и тёлок слышалось во всех концах деревни. Слух о предстоящей переписи скота моментально разлетелся по огромному в триста дворов поселению.
Ранним утром Алёна со Стёпкой отнесли в баню ведро пойла, сдобренного картошкой и буханкой ржаного хлеба для свиньи и большой мешок сена для овец, чтобы от пуза наелись и не выдали хозяев своим блеянием и хрюканием. Проверяющие в летние бани никогда не ходили, но на подворье заглядывали во все углы и щели.
Андрей всегда старался наладить с проверяющими отношения: выставлял на стол блюдо белоснежных аппетитных пахнущих груздей, бутылку казённой водки и приглашал к столу.
– Нет, нет! Мы на работе – нам нельзя. Вот разве на обратном пути заглянем.