Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

А фреской расписал он на углу дома, принадлежащего ныне Маттео Ботти, между мостами Карайя и Кукулиа, табернакль небольших размеров, внутри которого изображена Богоматерь с сыном на руках и коленопреклоненные святые Екатерина и Варвара, выполненные весьма изящно и тщательно. В поместье Мариньолле, принадлежащем семейству Джиролами, он написал два прекраснейших образа с Богоматерью, святым Зиновием и другими святыми, на пределлах же под ними, изобилующих мелкими фигурами, тщательно изображены истории из жития этих святых. В церкви Сан Джорджо по заказу монахинь он на стене над церковными дверьми изобразил Плач над Христом с Мариями вокруг, а ниже подобным же образом в другой люнете — Богоматерь; работа эта, выполненная в 1504 году, заслуживает большой похвалы.

В церкви Санто Спирито во Флоренции он над образом Филиппа Нерлийского, выполненным его учителем Филиппо, написал Плач над Христом, произведение, почитающееся весьма хорошим и достойным похвалы; другой же образ, изображающий святого Бернарда, менее совершенен. Под дверями ризницы он написал еще две картины на дереве: на одной — обнаженный Христос, источающий кровь из ран, с крестом на плечах, является святому папе Григорию, когда тот служит мессу в сослужении с диаконом и иподиаконом в облачении, с двумя ангелами, кадящими фимиам над телом Христовым. Ниже, в другой капелле, он изобразил также на дереве Богоматерь, св. Иеронима и св. Варфоломея. В обе эти работы он вложил труд немалый, но с каждым днем дело шло все хуже; не знаю, чему и приписать такую его напасть, ибо у бедного Рафаэля достаточно было и знаний, и прилежания, и старания, но помогало это ему мало. Надо думать, что, обремененному семейством и не имевшему достатка, ему приходилось перебиваться на повседневный заработок, а будучи к тому же человеком не слишком предприимчивым и бравшимся работать за бесценок, он поэтому постепенно все больше и больше опускался; тем не менее в его вещах всегда можно увидеть и нечто хорошее.

Для монахов в Честелло он написал в их трапезной фреской на стене большую историю, на которой изобразил чудо Иисуса Христа, насытившего пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек. А по заказу аббата деи Паники для церкви Сан Сальви за воротами Порта алла Кроче он написал образ главного алтаря с Богоматерью, св. Иоанном Гуальбертом, св. Сальви и св. Бернардом кардиналом дельи Уберти и со св. Бенедиктом аббатом; а по обеим сторонам этого образа, вставленного в богатую раму, в двух нишах — св. Крестителя, на пределле же — несколько мелкофигурных историй из жития св. Иоанна Гуальберта. В этой работе он показал себя с лучшей стороны, так как аббат этот поддержал его в нужде, пожалев его талант, и Рафаэль изобразил покровителя на пределле этого образа с натуры вместе с тогдашним генералом этого ордена.

В церкви Сан Пьеро Маджоре он написал картину на дереве по правую руку от входа в церковь, а в церкви Мурате — святого короля Сигизмунда. В церкви Сан Бранкацио он написал фреской в обрамлении Троицу для надгробия Джироламо Федериги, изобразив его вместе с женой стоящими на коленях. В этой фреске началось его возвращение к мелочной манере. Равным образом написал он в Честелло темперой в капелле св. Себастьяна две фигуры, а именно св. Роха и св. Игнация. При въезде на мост Рубиконте, по пути на мельницу, он написал в маленькой часовенке Богоматерь, св. Лаврентия и еще одного святого.

И в конце концов он дошел до того, что брался за любую ремесленную работу и для монахинь и других женщин, вышивавших в те времена много облачений для церквей, он стал делать за бесценок рисунки светотенью и узоры с изображениями святых и священных историй. Но хотя и стал он работать хуже, все же иногда из-под руки его выходили прекраснейшие рисунки и фантазии, о чем свидетельствуют многочисленные листы, которые продавались в разных местах после смерти тех, кто по ним вышивал; много их в книге синьора начальника приюта, которые показывают, чего он стоил в рисунке. Потому-то и стали изготовлять так много облачений и узорных вышивок для церквей Флоренции и области, а также в Риме для кардиналов и епископов, вышивок, почитающихся очень красивыми. Теперь же этот способ вышивки, который применяли Паголо из Вероны, Галиено флорентинец и другие им подобные, почти позабыт, так как нашли другой способ — широкой строчки; но в нем нет той красоты и не нужна для него такая тщательность, а кроме того, он и гораздо менее прочен. Вот почему за эту свою заслугу Рафаэль, хотя бедность и причиняла ему при жизни столько невзгод и столько лишений, и заслуживает посмертной чести и признания своих талантов.

И по правде говоря, ему в работе так не посчастливилось потому, что он всегда водился с людом бедным и низким, как человек, который, опустившись, сам себя стыдится, так как в юности на него возлагались большие надежды, но потом он и сам убедился, насколько ему далеко до тех столь превосходных вещей, которые он создавал в свои юные годы. Так вот, старея, он настолько отклонился от того хорошего, что было вначале, что работы его стали неузнаваемы и, с каждым днем все больше забывая об искусстве, он дошел до того, что писал уже не только образа и картины, но и самые ничтожные вещи, да и сам чувствовал себя настолько ничтожным, что тяготился решительно всем, но больше всего своим многодетным семейством, так что и вся его искусность превратилась в беспомощность. И вот, отягощенный болезнями и нищетой, он плачевно закончил свое существование в возрасте пятидесяти восьми лет. Погребен он был братством Мизерикордиа в церкви Сан Симоне во Флоренции в 1524 году. Свою опытность он завещал многим. Так, основам искусства с детства обучался у него флорентийский живописец Бронзино, столь успешно себя проявивший под руководством флорентийского живописца Якопо да Понтормо и принесший искусству богатые плоды, как и его учитель Якопо.

Портрет Рафаэля воспроизведен по рисунку, принадлежавшему Бастьяно да Монтекарло, который также был его учеником и опытным мастером, хотя рисунком и не владел.

Жизнеописание Торриджано, флорентийского скульптора

Величайшую власть имеет гнев над теми, кто, пытаясь высокомерием и надменностью добиться в каком-нибудь занятии признания своего превосходства, неожиданно для себя видит, как в том же искусстве вдруг поднимается прекрасный талант, который не только их догоняет, но с течением времени намного их и опережает. И уж, конечно, для таких людей нет железа, которого они в своей ярости не готовы были разгрызть, и нет такого зла, какого они не совершили бы, если бы только могли. Ибо в своей ненависти к людям они боятся даже и того, что у тех рождаются дети, будто новорожденные так сразу и догонят их в своем мастерстве. Им не ведомо, что можно повседневно видеть, как воля, побуждаемая в незрелые годы прилежанием, упражняется в постоянном труде и бесконечно развивается, в то время как старцы, понуждаемые страхом, гордостью и тщеславием, становятся неразумными и, воображая, что делают лучше, делают хуже, а думая, что они идут вперед, пятятся назад. Ибо завистники эти из-за своего упрямства никогда не поверят совершенствованию молодого в их занятиях, как бы ясно они это ни видели. При проверке же обнаруживается, что когда и они захотят показать свои знания, то, как ни стараются, частенько показывают нам на посмешище самые нелепые вещи. И по правде сказать, если художник перейдет ту грань, когда глаз становится уже неверным и рука трясется, он вполне еще может, если только в чем-либо преуспел, давать советы тем, кто еще работает; ибо искусство живописи и скульптуры требует, чтобы дух был бодрым и дерзким, каким он бывает в том возрасте, когда кипит кровь и когда он полон жгучих желаний и жажды мирских наслаждений, самых главных наших врагов. Кто же в мирских желаниях не воздержан, пусть бежит от занятий любым искусством и любой наукой, ибо такие желания и учение не вполне совместимы. И если такие грузы тянут нас вспять на пути к мастерству, то и не удивительно, что лишь немногие так или иначе доходят до высшей ступени, ибо больше тех, кто в пылу своем с первых же шагов сбивается с пути, чем таких, кто достигает со временем заслуженной награды.

И вот, больше высокомерия, чем искусства, видим мы и во флорентийском скульпторе Торриджано, хотя он и имел много достоинств. Лоренцо-старший Медичи держал его смолоду при саде, который находился на площади Сан Марко во Флоренции и который так заставил этот великолепный гражданин древностями и хорошей скульптурой, что и лоджия, и аллеи, и все помещения были украшены отменными древними мраморными статуями и живописью и другими тому подобными вещами, созданными лучшими мастерами, когда-либо существовавшими в Италии и вне ее. Все эти вещи служили не только великолепным украшением сада, но как бы и школой и академией для молодых живописцев и скульпторов и всех других, занимавшихся рисунком, и в особенности для благородных юношей, ибо твердой уверенностью названного Лоренцо Великолепного было, что рожденные от благородных кровей могут в любой вещи достичь совершенства легче и скорее, чем в большинстве случаев люди низкого происхождения, в которых обычно не наблюдаются ни то выражение, ни те удивительные способности, какие мы видим у чистокровных, не говоря уже о том, что неблагородным чаще всего приходится бороться с нуждой и бедностью и вследствие этого, будучи вынуждены заниматься любым ремеслом, не имеют они возможности проявить свои способности и достигнуть высших степеней превосходств.

Хорошо сказал ученейший юрист и поэт Альчато о богато одаренных людях, рожденных в бедности, которые не могут подняться до вершин превосходства потому, что бедность тянет их долу с той же непреодолимой силой, с какой крылья их таланта увлекают их ввысь:

Ut me pluma levat, sic grave mergit onus. [92]

Итак, Лоренцо Великолепный всегда покровительствовал выдающимся талантам, но в особенности людям благородным, имевшим склонность к этим искусствам, и потому не удивительно, что из этой школы вышел не один, поразивший мир. Еще важнее то, что он не только оказывал поддержку на жизнь и одежду бедным, без чего они не могли бы изучать рисунок, но и одарял особыми наградами тех, кто в том или ином деле работал лучше других. И потому, соревнуясь друг с другом, молодые люди, изучавшие наши искусства, и достигали высшего превосходства, как об этом будет рассказано.

92

Крылья вздымают вверх, но вниз меня тянет земля.

Хранителем этих древностей и руководителем этих юношей был флорентийский скульптор Бертольдо, старый и опытный мастер, бывший ученик Донато, который поэтому и производил их обучение, а равным образом надзирал за сокровищами этого сада и многочисленными собственноручными рисунками, картонами и моделями Донато, Пиппо, Мазаччо, Паоло Учелло, фра Джованни, фра Филиппо и других местных и чужеземных мастеров. И ведь и в самом деле искусствам этим можно обучиться, лишь в долгом учении воспроизводя хорошие вещи и стараясь им подражать, а кто для этого возможностей не имеет, пусть ему даже помогает сама природа, достигнет совершенства не скоро.