Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Когда же наступил 1543 год и Джорджо получил заказ от светлейшего кардинала Фарнезе на картину маслом на дереве для Большой канцелярии и еще на одну от Галеотто да Джироне для церкви Сант Агостино, он послал за Кристофано, который приехал весьма охотно, так как ему хотелось посмотреть Рим. Он провел там много месяцев, почти что ничего не делая, а только бродя да глазея. Тем не менее он приобрел там столько, что, возвратясь в Сан Джустино, он по собственной прихоти в одной из зал написал несколько фигур таких прекрасных, словно он работал над ними лет двадцать.
А в 1545 году Вазари пришлось отправиться в Неаполь расписывать трапезную для монахов Монте Оливето, и работа эта была гораздо больше той, что была в Сан Микеле ин Боско в Болонье. Он послал за Кристофано и названными выше Раффаэлло даль Колле и Стефано, своими друзьями и помощниками, и все они явились в назначенный срок в Неаполь, за исключением Кристофано, который не приехал, так как заболел. Вазари, однако, продолжал его торопить, и он по пути в Неаполь доехал до Рима, где его задержал брат его Боргоньоне, тоже ссыльный, который хотел взять его с собой во Францию на службу к полковнику Джованни да Туррино; так Кристофано и потерял ту работу. Но когда Вазари в 1546 году возвратился из Неаполя в Рим, чтобы написать двадцать четыре картины, посланные затем в Неаполь, где они были помещены в ризницу Сан Джованни Карбонаро, на которых он написал с фигурами в локоть и выше истории из Ветхого Завета и из жития св. Иоанна Крестителя, а также и для того, чтобы расписать створки органа этого кафедрального собора высотою в шесть локтей, он воспользовался услугами Кристофано, который оказал ему огромнейшую помощь, выполнив фигуры и пейзаж в этих работах превосходнейшим образом. Джорджо намеревался воспользоваться его помощью и в зале Канцелярии, расписанной по его картонам для кардинала Фарнезе, когда все было закончено в сто дней, но не смог этого сделать, так как Кристофано заболел и, как только начал поправляться, воротился в Сан Джустино. Вазари же закончил залу без него, с помощью Раффаэлло даль Колле, болонца Джан Баттисты Баньякавалло, испанцев Ровиале и Биццерры и многих других друзей своих и учеников.
Когда же Джорджо возвратился из Рима во Флоренцию, откуда он собирался направиться в Римини, дабы в церкви монахов Монте Оливето по заказу аббата Джан Маттео Фаэттани расписать фреской одну из капелл и там же написать образ, он заехал в Сан Джустино, чтобы захватить с собой Кристофано. Но аббат Буфолини, которому он расписывал еще одну залу, не захотел его отпустить и пообещал Джорджо, что в скором времени он сам отошлет его в Романью. Однако, несмотря на обещания подобного рода, он задержал его настолько, что, когда Кристофано приехал, он нашел, что Вазари не только выполнил заказ названного аббата, но написал уже и образ для главного алтаря церкви Сан Франческо в Римини по заказу мессера Никколо Маркезелли, а в Равенне, в церкви Класси камальдульских монахов, еще один образ по заказу отца дон Ромуальдо из Вероны, аббата этого монастыря. А незадолго до этого, как раз в 1550 году, Джорджо написал в Ареццо в аббатстве черных монахов Санта Фьоре, а именно в трапезной, историю бракосочетания Эсфири, и во Флоренции, в капелле Мартелли церкви Сан Лоренцо, образ св. Сигизмунда; когда же папой был избран Юлий III, он был вызван в Рим на службу его святейшества. Он был уже уверен в том, что там при посредстве кардинала Фарнезе, который как раз в это время отправлялся во Флоренцию, ему удастся вернуть Кристофано на родину и возвратить ему милость герцога Козимо; однако это оказалось невозможным, и пришлось бедному Кристофано оставаться в прежнем положении до самого 1554 года, когда Вазари был приглашен на службу герцога Козимо и ему представился случай освободить Кристофано.
Епископ Риказоли начал расписывать светотенью три стены своего палаццо, что возле Понте алла Каррайя, ибо знал, что угодит этим его превосходительству, тогда и мессер Сфорца Альмени, кравчий и первый и любимый камергер герцога, решил, соревнуясь с епископом, также расписать светотенью свой дом на Виз де Серви. Но так как во Флоренции он не нашел живописцев себе по вкусу, он написал Джорджо Вазари, который тогда еще не приехал во Флоренцию, чтобы тот подумал о композиции и прислал ему рисунки того, что, по его мнению, следовало изобразить на фасаде его дома. И Джорджо, который был его ближайшим другом, а познакомились они, когда оба были при дворе герцога Алессандро, продумал все в соответствии с размерами фасада и послал ему набросок отменнейшей композиции, где прямо-таки сверху донизу все было покрыто разнообразным орнаментом, связывавшим и украшавшим окна, а простенки между ними были заполнены богатыми историями; коротко говоря, я утверждаю, что в набросок этот была включена вся человеческая жизнь от рождения до смерти. Вазари отослал его мессеру Сфорца, которому он весьма понравился, равно как и герцогу; и чтобы осуществлен он был в совершенстве, они решили не приступать к его выполнению, пока сам Вазари не приедет во Флоренцию. И когда Вазари в конце концов приехал и был принят его светлейшим превосходительством и названным мессером Сфорца весьма благосклонно, он начал размышлять, кто бы мог расписать упомянутый фасад, и, дабы не упустить случая, Джорджо заявил мессеру Сфорца, что никто не выполнит этой работы лучше, чем Кристофано, и что ни здесь, ни в работах, порученных ему во дворце, он без его помощи обойтись не может. Мессер Сфорца доложил об этом герцогу, и когда навели повсюду справки, оказалось, что грехи Кристофано уж не так тяжелы, как их расписывали, и бедняга получил наконец от его превосходительства отпущение. Известие об этом Вазари получил в Ареццо, куда он заехал повидать родных и друзей, и он тотчас же послал нарочного за Кристофано, который ничего об этом не знал и, получив эту новость, чуть не лишился чувств. Полный радости, он заявил, что никто никогда не любил его больше Вазари, и на следующее же утро он отправился из Читта ди Кастелло в Борго; там, представив справку о своем помиловании в комиссариат, он явился в отцовский дом, поразив мать и брата, который был возвращен из ссылки еще раньше. Он провел там два дня и отправился затем в Ареццо, где был встречен Джорджо с большей радостью, чем если бы был его родным братом, и, убедившись в том, как тот его любит, он решил провести с ним остаток жизни.
Из Ареццо оба отправились во Флоренцию, где Кристофано тут же отправился облобызать руку герцога, который принял его благосклонно и был поражен, что вместо страшного разбойника увидел перед собой самого добродушного на всем свете человека. Подобным же образом был он весьма обласкан и мессером Сфорца, которому он очень понравился, после чего Кристофано приступил к упоминавшемуся фасаду. А так как во дворце работать еще было нельзя, Джорджо по его просьбе помогал ему сделать для фасада наброски нескольких историй, иногда же рисовал по известке некоторые из находящихся там фигур. Однако, хотя там ко многому Вазари и прикоснулся, весь фасад тем не менее и большая часть фигур и все украшения, гирлянды и большие овалы выполнены рукой Кристофано, который поистине, как можно там увидеть, так умел обращаться с красками во фресковой живописи, что превзошел самого Вазари, как тот в этом и признается. И если бы Кристофано еще смолоду упорно занимался искусством (а не рисовал только тогда, когда ему приходилось браться за работу) и относился к искусству более горячо, не было бы ему равных; ибо очевидно, что только благодаря опыту, вкусу и памяти он в своих работах без особого труда обгонял тех, у кого, по правде говоря, знаний было больше, чем у него. И поверить нельзя, как ловко и быстро выполнял он свои работы, и когда он садился за работу, то в каком бы он ни был настроении, он ею увлекался так, что оторвать его было уже невозможно, почему всякий и мог ожидать от него самых больших достижений. А помимо этого, он во время работы был таким приятным собеседником и шутником, что Вазари иной раз работал рядом с ним с утра и до вечера, ни разу не испытав от него ни малейшего раздражения. Названный фасад Кристофано закончил всего за несколько месяцев, хотя иногда не работал над ним неделями, уезжая в Борго повидать своих и весело провести время.
Не сочту за труд рассказать об отдельных частях и фигурах этой работы, ибо жизнь ее может оказаться недолговечной, поскольку открыта она и ветру и непогоде: ведь едва успели ее закончить, как уже сильно ее повредил ужасающий ливень и весьма крупный град, и в нескольких местах стена уже облупилась. Фасад этот делится, стало быть, на три части: если начать снизу, то первая из них внизу, там, где входная дверь с двумя окнами, вторая от этих подоконников до подоконников второго ряда окон и третья от названных двух рядов окон и до карниза крыши; а помимо этого, в каждом этаже там по шесть окон с семью простенками, и в соответствии с этим и была разделена вся работа от карниза крыши до самой земли. Возле же карниза крыши в перспективе изображен большой карниз с консолями, выступающими над фризом с путтами, числом шесть, стоящими по всей ширине фасада на шелыгах всех оконных арок, неся на плечах прекраснейшие гирлянды из плодов, зелени и цветов, протянутые от одного к другому; цветы и плоды эти различны, меняясь постепенно, в соответствии с временами года и возрастами нашей жизни, там изображенными. Подобным же образом и в свисающих частях гирлянд изображены маленькие путты в различных положениях. Покончив с этим, на фризе в семи простенках верхних окон написали семь планет с семью знаками зодиака над ними, венчающими их и украшающими. Под подоконником этих окон на парапете изображены Добродетели, поддерживающие по две семь больших овалов, истории в которых показывают в отдельности семь возрастов человека. При каждом возрасте по две Добродетели, ему соответствующие, всего же под овалами в простенках нижних окон три богословских и три нравственных Добродетели, а еще ниже, на фризе, что над дверью и коленопреклоненными окнами, семь свободных искусств, каждое из которых на одной прямой линии с овалом, где изображены возрасты с подходящими для них Добродетелями; рядом же на той же прямой линии находятся нравственные Добродетели, планеты, знаки зодиака и все к ним относящееся. А между коленопреклоненными окнами Жизнь действенная и Жизнь созерцательная со статуями и историями, изображающими все вплоть до самой смерти, ада и страшного суда. Не упуская же ничего, следует сказать, что Кристофано написал почти самостоятельно весь карниз, гирлянды, путтов, а также и семь знаков зодиака.
Начав, стало быть, с одного края, написал он прежде всего Луну в виде Дианы, сходной с Прозерпиной, с полным подолом цветов, с полумесяцем во лбу и знаком Рака, изображенным выше. Ниже, в овале, относящемся к Детству, при рождении человека присутствуют кормилица, кормящая младенцев, и возлежащие на ложах роженицы, которых Кристофано изобразил с большой грацией. Овал этот поддерживает Воля в виде красивой и изящной полуобнаженной девушки, на которую опирается Любовь, также кормящая младенца, под овалом же на парапете Грамматика обучает детей чтению. Далее, если начать сначала, следует Меркурий с кадуцеем и своим знаком, в овале же у него Отрочество с несколькими детьми, одни из которых идут в школу, другие же играют, и этот овал поддерживает Истина в виде чистой и невинной нагой девушки, с одной стороны которой Ложь со всякими спутниками и с очень красивым лицом, но с глубоко впавшими глазами, а под овалом, около окон, Вера, которая правой рукой крестит младенца в купели с водой, в левой же держит крест; а еще ниже Логика, изображенная на парапете с змеей и под покрывалом. Далее следует Солнце, изображенное в виде Аполлона с лирой в руках и со своим знаком, помещенным выше. В овале же — Юность в виде двух юношей, которые шествуют рядом, причем один с оливковой ветвью поднимается на гору, освещенную солнцем, другой же остановился на полпути полюбоваться красотами обнаженной до пояса фигуры Хитрости, не замечая, что под гладкой и красивой маской лицо отвратительнейшее и что она своей лестью уже завлекла его в пропасть. Поддерживает этот овал Лень в виде сонного голого толстяка, похожего на Силена, и Прилежание в виде сильного неутомимого крестьянина, рядом с которым лежат орудия для обработки земли, и их поддерживает та часть обрамления, что проходит между окнами, где и Надежда с якорем у ног; а внизу на парапете — Музыка среди различных музыкальных инструментов.
Дальше по порядку следует Венера, обнимающая и целующая Амура, над которой также изображен ее знак. В овале под ней Молодость изображена молодым человеком, сидящим с книгами, измерительными приборами и разными вещами, имеющими отношение к рисованию, а кроме того, там карты и земные и звездные глобусы. За ним изображена лоджия, где молодые люди, танцуя, играя и распевая, весело проводят время, другие же молодые люди пируют. С одной стороны этот овал поддерживается Самопознанием, изображенным глядящимся в зеркало в окружении циркулей, квадрантов, армиллярных сфер и книг; с другой же стороны — Хитростью, отвратительнейшей старухой, тощей и беззубой, которая, прикрываясь красивой и гладкой маской, издевается над Самопознанием. Под этим овалом — Умеренность с кожаной уздечкой в руке, еще ниже на парапете в ряд с другими искусствами и Риторика. Далее за ними следует Марс, в доспехах, среди многочисленных трофеев, с знаком Льва над ним. А ниже, в его овале, Зрелость в виде человека средних лет между Памятью и Волей, подносящими ему золотой сосуд с двумя крыльями и указывающими ему на путь спасения, ведущий в гору; овал этот поддерживает Невинность в виде юноши с ягненком и Веселье, которое, радуясь и улыбаясь, показывает свою истинную природу. Под овалом между окнами изображено Благоразумие, которое прихорашивается перед зеркалом, а ниже на парапете Философия. Далее следует Зевс с молнией и со своим орлом, а над ним его знак. В овале — Старость в виде старца, коленопреклоненного, в облачении священника перед алтарем, на который он ставит золотой сосуд с двумя крыльями, и овал этот поддерживают Жалость, прикрывающая раздетых детей, и Благочестие в священническом облачении. Ниже вооруженная Сила, поставившая гордым движением ногу на разбитую колонну и вкладывающая некие шары в львиную пасть, а ниже на парапете у нее Астрология. Последняя из семи планет — Сатурн, изображенный в виде весьма грустного старца, пожирающего собственных детей, и большой змеи, кусающей себе хвост; над Сатурном же знак Козерога. А в овале Дряхлость в виде Зевса, принимающего на небесах дряхлого обнаженного старца, который стоит перед ним на коленях, а Счастье и Бессмертие на него взирают, разбрасывая его одежды на землю. Этот овал поддерживает Блаженство, которое снизу в обрамлении поддерживает сидящая Справедливость со скипетром в руках и аистом на плече, кругом же гербы и зерцало, а ниже на парапете Геометрия.
В последней же нижней части, что на уровне коленопреклоненных окон и двери, в нише изображена в виде Лии деятельная Жизнь, с другой же стороны на соответственном месте — Трудолюбие с рогом изобилия и двумя стрекалами в руках. А на истории возле двери много архитекторов, плотников и каменщиков стоят перед воротами Космополиса, города, выстроенного синьором герцогом Козимо на острове Эльбе, там же изображение гавани Порто Ферраи. Между этой историей и фризом со Свободными искусствами изображено Тразименское озеро, из вод которого выходят нимфы с линями, плотвой, щуками и угрями, рядом с этим озером показана Перуджа в виде обнаженной женщины с собакой на поводке, которую она показывает соответственно изображенной с другой стороны Флоренции, с рекой Арно возле нее, ее обнимающей и приветствующей; а пониже, на другой истории, — Жизнь созерцательная с многочисленными философами и астрономами, наблюдающими небо и составляющими гороскоп герцога, рядом же в нише, соответствующей той, где Лия, — ее сестра Рахиль, дочь Лабана, изображающая Жизнь созерцательную. Последняя история, расположенная также между двумя нишами и завершающая всю композицию, показывает Смерть, преследующую людей всякого рода, верхом на тощей лошади, с косой в руке и в сопровождении Войны, Чумы и Голода. В одной из ниш — бог Плутон, а под ним — адский пес Цербер, в другой же большая фигура, встающая из гроба в день Страшного суда.
Помимо всего этого, над фронтонами коленопреклоненных окон Кристофано написал несколько обнаженных фигур, несущих эмблемы его превосходительства, а над дверью изобразил герцогский герб, шесть шаров которого поддерживают голые путты, сплетающиеся и летающие по воздуху. А в заключение тот же Кристофано изобразил под всеми этими историями на цоколе герб Сфорца, а именно несколько обелисков или же трехгранных пирамид, стоящих на трех шарах с окружающим их девизом «immobilis».
Когда работа эта была закончена, она получила величайшее одобрение и его превосходительства, и самого мессера Сфорца, который, будучи человеком весьма обходительным и щедрым, пожелал вознаградить труды и таланты Кристофано каким-либо ценным подарком, но тот отказался от этого, удовлетворившись благодарностью сего синьора, который всегда благоволил ему так, что и выразить трудно. Во время выполнения работы этой Вазари, поступая как и раньше, держал при себе Кристофано в доме синьора Бернардетто деи Медичи, для которого, как для большого любителя живописи, Кристофано написал в углу сада две истории светотенью, изобразив на одной из них Похищение Прозерпины, на другой Вертумна и Помону, богов сельского хозяйства, а помимо этого, Кристофано выполнил там же украшения с гермами и путтами столь разнообразными и прекрасными, что лучше не увидишь.