Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
А Джулиано до конца своей жизни таким и остался; умер он семидесяти пяти лет и был погребен в церкви Сан Марко во Флоренции в 1556 году. Как-то Джулиано рассказывал Бронзино о том, что видел очень красивую женщину. И так уж он ее расхваливал, что Бронзино спросил: «Да вы знаете ее?» «Нет, — ответил тот, — но она прекрасна: вспомните о какой-нибудь из моих живописных работ, и вы составите о ней представление».
Жизнеописание Кристофано Герарди, прозванного Дочено из Борго Сан Сеполькро, живописца
В те времена, когда Раффаэлло из Колле дель Борго Сан Сеполькро, ученик Джулио Романо, помогавший ему расписывать фресками в Риме зал Константина в папском дворце и в Мантуе покои палаццо дель Те, писал по возвращении в Борго образ в капелле св. Джилия и Аркания, где, подражая названному Джулио, а также Рафаэлю Урбинскому, он изобразил Воскресение Христово, заслужившее большое одобрение, и еще один образ с Успением для братьев-цокколантов не в самом Борго, и еще кое-какие вещи для братьев-сервитов в Читта ди Кастелло, в те времена, говорю я, когда Рафаэлло выполнял в Борго у себя на родине эти и другие работы, наживая себе богатство и славу, некий шестнадцатилетний юноша по имени Кристофано и по прозвищу Дочено, сын Гвидо Герарди, родом из почтенного семейства того же города, следуя с большой пользой природной склонности к живописи, рисовал и писал красками так превосходно и с такой грацией, что просто чудо. Так как упомянутому Раффаэлло довелось увидеть всяких прекрасно исполненных им животных, как, например, собак, волков, зайцев, а также всякого рода птиц и рыб, и так как он увидал в нем весьма занимательного собеседника, настолько веселого и забавного, что казался человеком не от мира сего и живущим вроде как по-философски, он очень рад был с ним подружиться и взять его в свою мастерскую на обучение.
Так Кристофано рисовал некоторое время под руководством Раффаэлло; когда же в Борго приехал Россо, он подружился и с ним и, получив его рисунки, начал тщательно их изучать, ибо они казались ему (поскольку он никаких других рисунков, помимо рисунков Раффаэлло, не видел) самыми что ни на есть прекрасными, какими они, впрочем, были и в самом деле. Однако занятия эти были им самим прерваны; в самом деле, когда Джованни де'Туррини из Борго, который был тогда флорентийским капитаном, отправился с отрядом солдат из Борго и из Читта ди Кастелло на защиту Флоренции, осажденной войсками императора и папы Климента, то в числе этих солдат был отправлен туда и Кристофано, которого подбили на это многочисленные его друзья. Правду надо сказать, что отправился он туда не столько как вояка, сколько с желанием по возможности изучить на досуге флорентийские произведения искусства; однако ему не повезло, так как его начальник Джованни получил для охраны не городской участок, а бастионы на горе за городом.
Вскоре после окончания военных действий начальником гарнизона города Флоренции был назначен синьор Алессандро Вителли из Читта ди Кастелло, и Кристофано, подчиняясь уговорам друзей и желанию увидеть живопись и скульптуру этого города, поступил солдатом в названный гарнизон. Когда он там служил, синьор Алессандро узнал от Баттисты делла Билиа, солдата и живописца из Читта ди Кастелло, что Кристофано занимается живописью, и, получив прекрасную картину, им написанную, он решил поручить ему вместе с названным Баттистой делла Билиа и еще одним Баттистой, также родом из Читта ди Кастелло, отделать живописью и сграффито сад и лоджию, начатые им в Читта ди Кастелло. Но во время строительства тот умер, а его место занял другой Баттиста, и работы по той или иной причине временно приостановились.
В это время из Рима во Флоренцию вернулся Джорджо Вазари, остановился в монастыре сервитов и, состоя при герцоге Алессандро в ожидании возвращения из Венгрии своего господина кардинала Ипполито, должен был приступить к нескольким фрескам с подвигами Цезаря в угловых покоях палаццо Медичи, свод которых расписал и отделал стуком Джованни да Удине. Кристофано, познакомившись с Джорджо Вазари еще в 1328 году, когда тот приезжал в Борго повидаться с Россо и весьма его обласкал, решил теперь воспользоваться случаем и заняться искусством серьезно, чтобы наверстать упущенное в прошлом. Он проработал с Джорджо в течение года, подавая надежды стать человеком дельным, а так как в беседах он обнаружил приятность и тонкость, Джорджо, которому он пришелся по вкусу, очень его полюбил. И вот когда вскоре после этого Вазари должен был по приказу герцога Алессандро отправиться в Читта ди Кастелло вместе с Антонио да Сангалло и Пьер Франческо из Витербо, которые, побывав во Флоренции для постройки замка, или, говоря точнее, цитадели, должны были на обратном пути заехать в Читта ди Кастелло для выполнения ремонтных работ в упоминавшемся саду Вителли, постройки которого угрожали падением, он взял с собой и Кристофано. А так как Вазари уже заготовил рисунки и разбивку фризов, предназначавшихся для отдельных помещений, а также истории для росписи одной из ванн и другие наброски для стен лоджий, то Кристофано и упоминавшийся выше Баттиста и должны были все это выполнить в совершенстве. Они сделали это хорошо и изящно, в особенности Кристофано, который не уступил бы и самому опытному и понаторевшему в искусстве мастеру, и еще важнее то, что, поупражнявшись в этой работе, он приобрел огромный опыт и умение как в рисунке, так и в живописи.
Позднее, в 1536 году, в Италию прибыл император Карл V, и во Флоренции, о чем уже неоднократно упоминалось, ему был устроен весьма пышный прием. Вазари же по приказу герцога Алессандро было поручено украсить Порта Сан Пьеро Гаттолини, торцовый фасад церкви Сан Феличе ин Пьяцца, выходящий на Виа Маджо, и фронтон, воздвигнутый над дверями Санта Мариа дель Фьоре, а помимо этого сделать из материи штандарт над замком высотой в пятнадцать и длиной в сорок локтей, на отделку золотом которого пошло пятьдесят тысяч золотых кусков. И вот флорентийские и другие живописцы, принимавшие участие в этом убранстве, сочли, что милости герцога Алессандро к этому самому Вазари чрезмерны, и решили осрамить его при выполнении порученной ему части этого убранства, а поручено ему было действительно дело большое и трудное. И они добились того, что ни один мастер отделочных работ, ни молодой, ни какой-либо другой из имеющихся в городе, ему ни в чем не помогали. Убедившись в этом, Вазари послал за Кристофано, за Раффаэлло из Колле и за Стефано Вельтрони из Монте Сансовино, своим родственником, и с их помощью и с помощью других живописцев из Ареццо и других местностей выполнил вышеназванные работы, в которых Кристофано показал себя так, что всех изумил, прославив и себя и Вазари, получившего за названные работы большое одобрение. Покончив с ними, Кристофано много дней еще оставался во Флоренции, где помогал тому же Вазари в убранстве по случаю бракосочетания герцога Алессандро во дворце мессера Оттавиано деи Медичи, где Кристофано между прочим изобразил герб герцогини Маргариты Австрийской с шарами в когтях очень красивого орла и с несколькими прекрасно выполненными путтами.
Некоторое время спустя, после того как был убит герцог Алессандро, в Борго распространилось воззвание, призывавшее разрешить въезд в город Пьеро Строцци, когда он оказался в Сестино, и несколько ссыльных солдат из Борго написали Кристофано письмо с просьбой помочь им в этом деле. Хотя Кристофано, получив это письмо, и отказал им в этой просьбе, однако, чтобы не вводить их в беду, он разорвал письмо, а не предъявил его, как того требовали законы и приказы Герардо Герарди, который был тогда комиссаром синьора герцога Козимо в Борго. Когда слухи рассеялись и дело было выяснено, многие граждане Борго, и в их числе Дочено, были объявлены мятежниками, а синьор Алессандро Вителли, которому было известно, как обстояло дело, и который мог бы заступиться, этого не сделал, чтобы вынудить Кристофано почти что насильно работать у него на строительстве в Читта ди Кастелло в саду, о котором речь шла выше. На службе этой он потратил много времени без выгоды и без пользы и в конце концов, отчаявшись, бежал с другими ссыльными на виллу Сан Джустино в полутора милях от Борго, которая входила во владения Церкви и была расположена совсем близко от флорентийской границы. И несмотря на то что он подвергался опасности, он для аббата Буфолини из Читта ди Кастелло, проживавшего там в собственном прекрасном и удобном доме, расписал в башне одну из комнат, украсив ее всякими путтами и фигурами с отличнейшими перспективными сокращениями снизу вверх, а также самыми красивыми и причудливыми, какие только можно вообразить, гротесками, гирляндами и масками. Закончив эту комнату, очень понравившуюся аббату, он отделал ему и другую: ему хотелось украсить ее орнаментом из стука, а так как у него не было мрамора, чтобы истолочь его для смеси, он отлично использовал для этой цели речные камешки с белыми прожилками; изготовленный из порошка состав схватывал крепко и прочно. Таким лепным орнаментом он обрамил несколько историй с подвигами римлян, написанных фреской так отменно, что просто чудо.
В это время Джорджо работал в трансепте камальдульского аббатства, который вверху расписывался им фресками и для которого внизу он писал на дереве два образа, желая обрамить их также фресками со множеством всяких историй. Ему желательно было иметь при себе и Кристофано столько же для своей пользы, сколько и для того, чтобы возвратить ему милость герцога. Однако вернуть его оказалось невозможным, несмотря на то, что мессер Оттавиано деи Медичи много хлопотал перед герцогом, настолько дурные сведения были им получены о поведении Кристофано. Итак, это дело Вазари не удалось, но, поскольку он любил Кристофано, он начал стараться вызволить его хотя бы из Сан Джустино, где он, как и другие ссыльные, подвергался величайшей опасности.
В 1539 году он получил заказ от монахов Монте Оливето написать в монастыре Сан Микеле ин Боско, что за Болоньей, на торцовой стене большой трапезной три образа на дереве маслом с тремя историями длиной в четыре локтя каждая, кругом же фреской — фриз высотой в три локтя с двадцатью мелкофигурными историями из Апокалипсиса и со всеми монастырями названной конгрегации, написанными с натуры, с отделкой гротесками, а вокруг каждого окна — четырнадцать локтей гирлянд с плодами, изображенными с натуры. И он тотчас же написал Кристофано, чтобы тот отправился из Сан Джустино в Болонью вместе со своим земляком Баттистой Кунджи из Борго, который также семь лет работал у Вазари. Оба приехали в Болонью раньше Джорджо, который все еще был в Камальдоли, где, закончив трансепт, рисовал на картоне Снятие со креста, которое было им написано позднее и там же и поставлено на главном алтаре. Они же начали накладывать грунт и замешивать краски для названных трех образов еще до приезда Джорджо, который дал поручение еврею Даттеро, имевшему банк в Болонье и состоявшему в дружественных отношениях с мессером Оттавиано деи Медичи, снабжать Кристофано и Баттисту по их потребностям. А так как Даттеро этот был человеком весьма обходительным и любезным, он оказывал им тысячи услуг и любезностей, и так как они часто прогуливались с ним совсем запросто по Болонье, а у Кристофано было большое бельмо на одном глазу, у Баттисты же вылупленные глаза, их обоих также принимали за евреев, каким в действительности был только Даттеро. И вот как-то утром сапожник понес Кристофано по поручению названного еврея пару новой обуви. Дойдя до монастыря, он обратился к Кристофано, который стоял у ворот и смотрел, как подают милостыню: «Мессер, не скажете ли вы, где живут два художника-еврея, которые здесь работают?» «Какие евреи и почему евреи? — спросил Кристофано. — Чего тебе от них нужно?» «Я должен передать, — ответил тот, — эту обувь тому из них, которого зовут Кристофано». «Я человек добропорядочный и христианин не хуже, чем ты». «Будьте кем хотите, — возразил сапожник, — я говорю так потому, что все вас принимают и считают за евреев, а меня в этом убеждают и ваши нездешние повадки». «Замолчи, — сказал Кристофано, — ты сам увидишь, какие христианские наши работы».
Возвратившись, однако, к самой работе, Вазари приехал в Болонью, и не прошло и месяца, как он, рисуя, а Кристофано и Баттиста набрасывая красками, закончили наброски всех трех образов, к сугубой славе Кристофано, проявившего себя в этом с наилучшей стороны. Покончив с набросками образов, они принялись за фриз, который хоть и был целиком поручен одному Кристофано, но выполнен был им вместе с приехавшим из Камальдоли в Болонью двоюродным братом Вазари Стефано Вельтрони, набросавшим красками образ со Снятием со креста. И вдвоем они выполнили работу эту так отменно, что вышла она у них чудесно.