Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
В помещении при Сан Лоренцо, где работал Микеланджело, находились еще две статуи в одном куске мрамора, а именно Геркулеса, сжимающего Антея, заказанные герцогом скульптору фра Джованнанджело, довольно далеко продвинутые. Баччо же, заявив герцогу, что монах испортил эту глыбу, расколол ее на мелкие куски. В конце концов он заложил все основание гробницы в виде отдельного куба со сторонами примерно в четыре локтя каждая, на цоколе, профилированном внизу как база и с венчающим карнизом, как обычно делают пьедесталы. Наверху же проходит в виде фриза обратный гусек высотой в три четверти, на котором высечены лошадиные черепа, соединенные между собой кусками ткани. Все же завершалось другим кубом меньших размеров со статуей в четыре с половиной локтя, сидящей в древних доспехах с кондотьерским жезлом в руке, которая должна была изображать непобедимого синьора Джованни деи Медичи. Статуя эта была начата в мраморе и продвинута довольно далеко, но так и осталась незаконченной и не поставленной на уже готовый пьедестал. Правда, спереди он выполнил целиком полурельефную мраморную историю с фигурами около двух локтей высотой, где изображен сидящий синьор Джованни, к которому подводят многочисленных пленных, солдат и женщин с распущенными косами и обнаженных, но все это было лишено выдумки и всякой выразительности. Однако, между прочим, в углу истории есть фигура с поросенком на плечах, в которой, как говорят, Баччо изобразил мессера Бальдассаре из Пеши, дабы осрамить его: Баччо считал его своим врагом, так как мессер Бальдассаре передал тогда заказ на статуи Льва и Климента (о чем говорилось выше) другим скульпторам и, мало того, добился в Риме того, чтобы в ущерб Баччо с него взыскали принудительным путем деньги, которые он перебрал за статуи и фигуры.
А между тем Баччо только одним и занимался: доказывая герцогу, что в статуях и постройках жива слава древних, он убеждал его превосходительство, что и ему надлежит на будущие времена запечатлеть вечную память о себе самом и о своих деяниях. А так как гробница синьора Джованни близилась к завершению, он ходил и думал, как бы заставить герцога начать какое-нибудь большое предприятие, которое и стоило бы дорого, и тянулось очень долго.
Герцог Козимо уехал из палаццо Медичи, где он жил раньше, и переселился со всем двором во дворец на площади, который ранее был занят Синьорией и который он перестраивал и украшал все время. Он сказал как-то Баччо, что ему очень бы хотелось отделать залу для публичных приемов как иностранных послов, так и его сограждан и подданных. И Баччо вместе с Джулиано ди Баччо д'Аньоло решили предложить герцогу отделать для приемов камнем из Фоссато и мраморами на 38 локтей в ширину и 18 в высоту большую залу дворца в северном его торце. Приемы должны были происходить на помосте шириной в 14 локтей, отделенном от залы балюстрадой, с проходом посредине, к которому поднимаются семь ступеней. А в самом торце залы должны были находиться три большие арки, две из которых служили окнами, пересекаемыми четырьмя колоннами каждое, двумя из камня из Фоссато и двумя мраморными с перекинутой через них аркой и с обходящим кругом фризом и консолями. Окна эти должны были украшать наружную стену дворца и подобным же образом и стену залы изнутри. Средняя же арка должна была быть не окном, а нишей, соответствующей двум другим подобным же нишам в торцах Приемной залы, одной на востоке, а другой на западе, украшенным четырьмя круглыми коринфскими колоннами в 10 локтей высоты, имеющими в торце выступы. Средняя же стена должна была быть расчленена четырьмя пилястрами, несущими между арками архитрав, фриз и карниз, проходящий кругом по пилястрам и колоннам. Между пилястрами, отстоящими друг от друга примерно на три локтя, должны были находиться ниши высотой в четыре с половиной локтя, предназначенные для статуй и соответствующие большой средней, той, что в торце, и обеим боковым; в каждой из этих ниш должно было стоять по три статуи. Помимо украшений внутренней стены Баччо с Джулиано задумали для наружной другое, еще большее и ужасно дорогое украшение, которое должно было косую залу, не прямоугольную внутри, сделать прямоугольной снаружи. Дляэтого нужно было стены Палаццо Веккио обстроить кругом выступом в шесть локтей с ордером колонн высотой в четырнадцать локтей, несущим другие колонны с арками между ними, а внизу, там, где решетка и гиганты, кругом должна была обходить лоджия, а наверху такие же арки должны были находиться между пилястрами, кругом же по всем фасадам Палаццо Веккио должны проходить окна. А над пилястрами наподобие театра должен был проходить еще один ордер арок с пилястрами так, чтобы балюстрада дворца служила венчающим карнизом всего здания.
Так как Баччо и Джулиано знали, что работа эта потребует огромнейших расходов, они уговорились не открывать герцогу из своего замысла ничего, кроме отделки камнем из Фоссато на протяжении двадцати четырех локтей стены Приемной залы, выходящей на площадь, ибо такова ширина залы. Рисунки и план этой работы выполнил Джулиано, а затем Баччо, показав их герцогу, с ним поговорил, объяснив ему, что в больших боковых нишах он хочет поместить на пьедесталах сидящие мраморные статуи в четыре локтя, а именно: Льва X, вносящего мир в Италию, и Климента VII, коронующего Карла V, а еще две статуи в малых нишах, тех, что рядом с папами в больших, будут олицетворять их добродетели, ими проявлявшиеся и проводившиеся ими в жизнь. А на средней стене в нишах в четыре локтя, в тех, что между пилястрами, он хотел поставить статуи синьора Джованни, герцога Алессандро и герцога Козимо со многими украшениями в виде разнообразной причудливой резьбы и с полом, выложенным разноцветными пестрыми мраморами. Эта отделка весьма понравилась герцогу, который по этому случаю задумал (что позднее и осуществил) отделать всю эту залу целиком, включая потолок, дабы обратить ее в самое красивое помещение всей Италии. И желание его превосходительства осуществить это дело было столь неудержимо, что он начал выдавать на него еженедельно сумму денег, какую Баччо пожелал и потребовал. И вот начали доставлять и обрабатывать камень из Фоссато, который шел на базы, колонны и карнизы, и по желанию Баччо все это делалось и выполнялось каменных дел мастерами попечительства Санта Мариа дель Фьоре.
Спору нет, что мастера эти работали прилежно, и если бы Баччо и Джулиано их еще поощряли, то вся каменная отделка была бы выполнена и закончена быстро. Но Баччо только и занимался тем, что отдавал в работу статуи, редко какую из них заканчивая, да тем, что получал содержание, ежемесячно выдававшееся ему герцогом, который оплачивал и помощников, и все малейшие расходы, а за каждую законченную мраморную статую платил по пятисот скудо. И потому не было видно конца этой работе.
Но при всем этом Баччо и Джулиано, выполняя столь важную работу, хотя бы выпрямили торец залы, как это можно было сделать, а не выложили из восьми локтей, которых из-за кривизны не хватало, как раз только половину, отчего кое-где и получились плохие пропорции: так, например, средняя ниша и обе большие боковые похожи на карликов, а членения карнизов слишком тощи для такого большого тела. И если бы, как это можно было сделать, эти членения были выше по отношению к колоннам, вся работа приобрела бы большую величественность, лучшую манеру и другую композицию. А если бы, наконец, венчающий карниз доходил у них наверху до старого потолка, они показали бы этим большее мастерство и больше рассудительности, и не было бы столько трудов потрачено зазря и столь неразумно, как это было потом обнаружено теми, кому пришлось, как будет рассказано дальше, это дело исправлять и его заканчивать. Ибо, несмотря на все старание и все труды, туда вложенные, там осталось много ошибок и неправильностей как во входной двери, так и в стенных нишах, одна другой не соответствующих, почему пришлось позднее многое там менять. Но уже нельзя было, не разорив все сделанное, добиться того, чтобы зала не казалась кривой, что было видно и по потолку, и по полу. Правда, что и в таком виде, в каком они ее выложили и в каком она находится и теперь, в нее вложено много и трудов и уменья, заслуживающих похвалы немалой, ибо многие камни, несмотря на кривизну зала, однако, так хорошо выложены, пригнаны и отделаны, что лучшего и не увидишь. Но все получилось бы еще лучше, если бы Баччо, никогда не считавшийся с архитектурой, воспользовался услугами кого-либо более толкового, чем Джулиано, который, хотя и был хорошим деревообделочником и в архитектуре смыслил, для такой работы оказался непригодным, что и показал наглядно. Так и тянулась работа эта много лет, и выложили и отделали там немногим больше половины. А Баччо закончил и поставил в малые ниши статуи синьора Джованни и герцога Алессандро, обе у передней стенки, а в большой нише на кирпичном пьедестале — статую папы Климента. Он закончил также и статую герцога Козимо, где особенно трудился над головой, несмотря на что, однако, и герцог, и придворные говорили, что она совсем не похожа. Баччо и раньше уже высек еще одну из мрамора, ту, что и ныне находится в том же дворце, в верхних его покоях, и та голова была самой лучшей из всех им когда-либо сделанных и годилась бы отлично, но он защищал и прикрывал недостатки и неудачу теперешней головы, ссылаясь на удачность прежней. Но, слыша, как все продолжают порицать эту голову, он в один прекрасный день разбил ее в ярости на части, с намерением высечь другую и поставить ее на место старой, но так ничего больше и не сделал.
Было у Баччо обыкновение приставлять к статуям, им выполняемым, куски мрамора, и большие и малые, и делал он это без зазрения совести и даже смеясь над этим. Это он сделал с Орфеем, приставив кусок к одной из голов Цербера, а святому Петру, тому, что в Санта Мариа дель Фьоре, он приставил кусок одежды, да и гиганту, что на площади, а именно Каку, он явно приделал и добавил два куска, один на плече, а другой на ноге, и то же самое он делал во многих других своих работах, применяя такие способы, которые обычно для скульпторов весьма предосудительны. Покончив с названными статуями, он взялся за статую папы Льва по тому же заказу и довольно далеко с нею продвинулся. Но так как Баччо видел, что работа эта растянулась надолго, что первоначальный его замысел новых наружных фасадов дворца осуществить когда-либо невозможно и что, несмотря на то, что было истрачено много денег и прошло много времени, работа была едва ли доведена и до половины и в общем мало кому нравилась, он стал придумывать новую затею, пытаясь отвлечь герцога от мыслей о дворце, тем более что он заметил, что и его превосходительству работа эта надоела.
А дело было в том, что в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре, которым он заведовал, он перессорился и с проведиторами, и со всеми каменных дел мастерами, а так как все статуи для Приемной залы выполнялись по его распоряжениям, как законченные и поставленные на место, так и начатые, так же как и большая часть каменных украшений, то для того, чтобы скрыть многочисленные бывшие там злоупотребления и мало-помалу и совсем эту работу бросить, Баччо начал внушать герцогу, что попечительство Санта Мариа дель Фьоре бросало деньги на ветер, ничего путного не делая. Такими речами он пытался убедить его превосходительство обратить деньги, расходуемые без пользы попечительством, на сооружение восьмигранного хора церкви и отделку алтаря, ступеней, мест герцога и должностных лиц, сидений в хоре для каноников, капелланов и клира, как и подобало для хора столь почитаемой церкви, простую модель которого из дерева и холста, служившую пока вместо хора, сделал Филиппо ди сер Брунеллеско, с тем чтобы со временем это было выполнено по той же форме, но более нарядно из мрамора.
Помимо того, о чем было сказано, Баччо соображал, что тут ему представится случай сделать для этого хора много статуй и мраморных и бронзовых историй как для главного алтаря, так и кругом для хора, а также и для двух мраморных кафедр, которые должны были стоять в хоре; а также и в наружные части всех восьми стенок, которые будут облицованы мрамором, можно было бы внизу вставить много бронзовых историй. А выше он задумал ряд колонн и пилястров, несущих обходящий кругом карниз, а также четыре арки, расположенные соответственно средокрестию церкви: одна из них образовывала бы главный вход и ей отвечала бы арка главного алтаря, расположенная над самым алтарем, остальные же две были бы по бокам, по правой руке и по левой, и вот под этими боковыми и должны были бы стоять кафедры. А над карнизом наверху по всем восьми стенкам должна была проходить балюстрада, а над балясинами гирлянда канделябров, дабы весь хор был во благовремении как бы увенчан светом, как это бывало и раньше при деревянной модели Брунеллеско. Все это Баччо показал герцогу, присовокупив, что на средства попечительства Санта Мариа дель Фьоре и попечителей и те, которые его превосходительство по своей щедрости приложит, можно было бы в короткое время храм сей украсить, сообщив ему, а следовательно, и всему городу, много величия и великолепия, поскольку это главный храм города; его же превосходительство подобного рода строительством оставил бы по себе вечную и славную память, а помимо всего этого (как говорил он), герцог дал бы и ему возможность потрудиться и создать много хороших и красивых произведений, в которых он мог бы проявить свою доблесть и заслужить известность и славу в потомстве, что должно быть приятно и его превосходительству, ибо он почитает себя его слугой и питомцем дома Медичи. Такими замыслами и словами Баччо убедил герцога настолько, что тот приказал ему сделать модель всего хора, выразив согласие на производство этого строительства.
От герцога Баччо пошел к городскому архитектору Джулиано ди Баччо д'Аньоло, и, все обсудив, они отправились на место и, внимательно рассмотрев каждую мелочь, решили не отступать от форм модели Филиппо, но следовать ей, украсив ее лишь другими колоннами и раскреповками и как можно больше ее обогатив, но сохраняя ее первоначальный замысел и ее форму. Но ведь не излишние и не слишком украшенные части делают постройку красивой и богатой, но лишь хорошие, которые, даже если их мало, но если они к тому же находятся на своих местах и сочетаются в надлежащих пропорциях, нравятся и вызывают восхищение, а если они выполнены художником с толком, то и получают всеобщее одобрение. Но обо всем этом, по-видимому, Джулиано и Баччо не думали и ничего этого не приняли во внимание, ибо работа, за которую они взялись, была большой и трудной, но оказалась, как вышло на деле, мало изящной. В замысел Джулиано (как это можно видеть) входило поставить по углам всех восьми сторон пилястры, сломанные на углах, и все эти пилястры ионического ордера, так как они согласно всему плану вместе со всем остальным уменьшались к середине хора и были неодинаковых размеров, то они по необходимости и оказались широкими в наружных частях и узкими во внутренних, что и нарушает соразмерность; а так как пилястр ломался на углах восьми внутренних сторон, то зрительные линии, исходившие из центра, уменьшали его настолько, что из-за боковых колонн, между которыми они стояли, он казался тоненьким, и эти линии придавали и ему, и всему остальному вид весьма невзрачный как снаружи, так и изнутри, несмотря на то, что меры были соблюдены.
Джулиано же сделал и всю модель алтаря, удаленную от облицовки хора на полтора локтя, после чего Баччо положил на алтарь вылепленного из воска лежащего усопшего Христа и двух ангелов, из которых один поддерживал его правой рукой, подставив под голову колено, в другой же руке держал таинство Страстей Господних, причем статуя Христа занимала почти весь алтарь, так что совершать там богослужение было бы затруднительно, а размерами статуя должна была быть, по его замыслу, около четырех с половиной локтей. Он сделал также выступ в виде пьедестала за алтарем, к середине которого он примыкал, а на нем нечто вроде седалища, на которое он посадил затем благословляющего Бога Отца размерами в шесть локтей, а рядом с ним по концам пределлы алтаря стояли на коленях два ангела в четыре локтя каждый, как раз на уровне ног Бога Отца. Высота же пределлы была более локтя, и на ней было много историй с изображениями Страстей Господних, и все они должны были быть бронзовыми. По углам же пределлы названные выше коленопреклоненные ангелы держали в руке по. светильнику, и этим светильникам в руках сопутствовали восемь больших светильников высотой в три с половиной локтя; они были поставлены для украшения алтаря между ангелами, а в самой середине был Бог Отец, за которым оставалось пространство в пол-локтя, откуда можно было подниматься, чтобы зажигать огни.
Под аркой, соответствовавшей главному входу в хор, на обходившем кругом пьедестале с наружной его стороны, в середине под названной аркой он поставил древо грехопадения, ствол которого обвивает древний змий с человеческой головой в кроне дерева, а по обе его стороны стоят две обнаженные человеческие фигуры, одна Адама и другая Евы. На внешней стороне хора, куда фигуры эти повернули лица, по всей длине пьедестала было оставлено пустое место около трех локтей длиной для мраморной или бронзовой истории с их сотворением, с тем чтобы и по всем остальным граням пьедестала разместить по двадцати одной истории из Ветхого Завета, а чтобы этот пьедестал обогатить еще больше, для оснований колонн и пиляcтpoв были сделаны одетые и нагие фигуры пророков, которые предполагалось затем высечь из мрамора. Конечно, работа эта была исключительной, да и случай был исключительный, чтобы показать весь талант и все искусство совершенного мастера, память о котором никакое время изгладить не смогло бы.