Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

Известность Винчи и его талант были уже настолько велики и у всех вызывали такое восхищение, что превосходили все, что можно было бы требовать от человека в столь юном возрасте, и им предстояло еще больше расширяться и разрастаться, догоняя любого из тех, кто занимался тем же искусством, как доказывали помимо иных свидетельств его творения. Как вдруг вплотную подступил к нему предел, предназначенный ему небом, пресек все его намерения, остановив мгновенно его дальнейший подъем, помешал его стремительному росту и лишил мир многих превосходных произведений искусства, которыми он был бы украшен, если бы Винчи остался в живых.

И вот в то время, когда Винчи готовил гробницу другому, не подозревая, что готовилась его собственная, герцогу пришлось послать по важным делам в Геную Луку Мартини, который взял с собой Винчи, так как очень любил его и ему хотелось быть с ним вместе, а также чтобы развлечь его и позабавить и показать ему Геную. И пока Мартини занимался там своими делами, мессер Адамо Чентуриони через его посредство заказал Винчи статую св. Иоанна Крестителя, модель которой тот и изготовил. Но тут схватила его горячка, и напасть удвоилась оттого, что пришлось ему, кроме того, расстаться с другом, чем, может быть, рок нашел способ сократить жизнь Винчи. Луке понадобилось по делам, ему порученным, вернуться во Флоренцию, дабы свидеться там с герцогом, и потому с великой печалью для обоих он покинул больного друга, оставив его в доме аббата Неро, которого он убедительно попросил о нем позаботиться. Но Винчи очень не хотелось оставаться в Генуе, и, хотя ему с каждым днем становилось хуже, он решил оттуда уехать. Он вызвал из Пизы своего помощника по имени Тиберио Кавальери, с помощью которого его доставили в Ливорно водой, а из Ливорно в Пизу на носилках. Доставленный в Пизу вечером в двадцать два часа, изнуренный дорогой, морем и горячкой, он не спал всю ночь, а на следующее утро на рассвете отошел к иной жизни, не достигнув и двадцатитрехлетнего возраста.

Кончина Винчи огорчила всех других и в особенности Луку, огорчила и тех, кто надеялся увидеть выполненными его рукой такие вещи, какие видишь редко, мессер же Бенедетто Варки, большой любитель его и всяческих талантов, составил на память о его славе следующий сонет:

Как смогу, если Ты не придашь мне силы, Перечесть утратуи прийти к живущим? О Господь Всевышний, дни, в горе гнетущем, Будут без помощи Твоей столь унылы. Ведь один за другим, все, кто сердцу милы, Юные, воспаряют к сферам влекущим, Я же, дряхлый, пребываю в аду сущем, В плаче и скорби, созерцая могилы. Боже, милосерден будь к тому, кто нынче Способен только роптать, кляня натуру, Так непомерна об ушедшем кручина. Одарив небо — обездолил скульптуру Рок, лишив меня и доброго Мартина

Жизнеописание Баччо Бандинелли, флорентийского скульптора

В те времена, когда во Флоренции процветали искусства рисунка под покровительством и при поддержке Великолепного Лоренцо старшего, проживал в городе ювелир по имени Микеланджело ди Вивиано из Гайуоле, великолепно выполнявший работы чеканные и разные, эмалью и чернью, а также более крупные изделия из золота и серебра. Он превосходно разбирался в драгоценных камнях и отлично их сочетал, и за его многосторонность и способности главенство его признавали все чужеземные мастера его искусства, которым он давал советы, как и молодым мастерам своего города, так что мастерская его почиталась первой во Флоренции, да и была таковой. Он был поставщиком Лоренцо Великолепного и всего дома Медичи, а для турнира, устроенного Джулиано, братом Лоренцо Великолепного, на площади Санта Кроче, он выполнил с таким мастерством для украшения шлемов все нашлемники и вензеля. Вследствие чего он приобрел большую известность и был весьма любим сыновьями Лоренцо Великолепного, и позднее они всегда очень дорожили его работой, а он — той пользой, какую приносили знакомство и дружба с ними, благодаря которой, а также и многочисленным работам, выполнявшимся им для всего города и всех герцогских владений, стал он человеком не только весьма известным в своем искусстве, но и благосостоятельным.

Этому самому Микеланджело оставили Медичи, покидая Флоренцию в 1494 году, много золотых и серебряных вещей, и все это было потаенно спрятано и верно хранилось до их возвращения, они же впоследствии высоко оценили его верность и его вознаградили.

В 1487 году у Микеланджело родился сын, названный им Бартоломео, но впоследствии его по флорентийскому обычаю все стали звать Баччо. Микеланджело хотелось, чтобы сын его унаследовал его искусство и профессию, и взял его в свою мастерскую, где вместе с другими молодыми людьми он учился рисовать, ибо так было в те времена принято, и тот, кто не умел хорошо рисовать и лепить, не считался хорошим ювелиром. Вот почему Баччо в свои юные годы под руководством отца занимался рисованием, и не в меньшей степени помогало ему и соревнование с другими молодыми людьми. Он крепко сдружился с одним из них, по имени Пилото, ставшим позднее отличным ювелиром; они часто ходили вместе по церквам, срисовывая работы хороших живописцев, и с рисованием сочетали они и ваяние, вылепливая из воска работы Донато и Верроккио, а кое-какие круглые скульптуры лепили они из глины. В детские еще годы Баччо заглядывал иной раз в мастерскую посредственного живописца Джироламо дель Буда, что на площади Сан Пулинари; и вот однажды зимой, когда выпало много снега, который сгребли в кучу на этой площади, Джироламо обратился в шутку к Баччо с такими словами: «Если бы, Баччо, это был не снег, а мрамор, из него, пожалуй, можно было бы сделать прекрасного лежащего гиганта, вроде Марфорио?» «Можно, — ответил Баччо, — предположим, что это мрамор!» И, сбросив быстро плащ, он погрузил в снег руки и с помощью других мальчиков, отбрасывая снег, где его было слишком много, и прибавляя, где его не хватало, он слепил лежащего Марфорио в восемь локтей, изумив живописца и всех остальных не столько тем, что он сделал, а тем воодушевлением, которое вложил в такую большую работу такой маленький мальчик. И поистине много и других признаков было большей любви Баччо к скульптуре, чем к ювелирному искусству. Он ходил в Пинциримонте, поместье, приобретенное его отцом, где обычно устраивался возле батраков, работающих голыми, и рисовал их с большим увлечением, рисовал он также в этом имении и скотину.

Тогда же отправлялся он часто по утрам в Прато, близ которого было расположено поместье, где он целыми днями напролет срисовывал в капелле приходской церкви работу фра Филиппо Липпи, пока не скопировал ее всю, включая и одежды, в которых Липпи проявил себя столь редкостным мастером. И вот он уже ловко управлялся и стилем, и пером, и карандашами красным и черным из мягкого камня, который добывается в горах Франции; остро их оттачивая, он рисовал очень тонко. Увидев во всем этом, куда направлены желания и стремления сына, Микеланджело изменил и сам свои намерения и, посоветовавшись с друзьями, поручил его попечениям Джованфранческо Рустичи, одного из лучших скульпторов города, в котором тогда еще работал и Леонардо да Винчи.

Увидев рисунки Баччо, которые ему понравились, Леонардо его ободрил и посоветовал продолжать в том же духе, а также приняться и за ваяние. Расхвалив работы Донато, он посоветовал Баччо высечь что-либо из мрамора: какую-нибудь голову или же барельеф. Советы Леонардо подняли дух Баччо, и он начал копировать в мраморе сделанный им слепок с античной женской головы, находившейся в доме Медичи; для первого раза вещь оказалась весьма похвальной, и Андреа Карнесекки, которому ее подарил отец Баччо, она очень полюбилась, и он поставил ее в своем доме на Виа Ларга над средней дверью, ведущей из двора в сад. Баччо же продолжал лепить и другие фигуры из глины, а его отец, способствуя похвальным занятиям сына, выписал из Каррары несколько мраморных глыб и пристроил для него к своему дому в Пинти помещение, выходившее на Фьезоланскую дорогу, с освещением, удобным для работы. И Баччо начал высекать из мрамора разные фигуры и выполнил, между прочим, мраморного Геркулеса в два с половиной локтя, зажавшего между ног мертвого Кака. Эти работы там на память о нем и остались.

В это время, когда был показан картон Микеланджело Буонарроти с многочисленными обнаженными фигурами, выполненный Микеланджело по заказу Пьеро Содерини для залы Большого Совета, сбежались все художники, как об этом говорилось в другом месте, чтобы зарисовать это выдающееся произведение. В числе их приходил и Баччо, который быстро их превзошел, так как он, владея контуром, клал тени и отделывал, а также знал обнаженное тело лучше любого другого рисовальщика, а среди них были Якопо Сансовино, Андреа дель Сарто, Россо, тогда еще молодой, и испанец Альфонсо Баругетта, вместе с другими известными художниками.

Баччо бывал там чаще всех остальных, так как подделал ключ, и как раз тогда в 1512 году случилось, что Пьеро Содерини был лишен власти и восстановлен был дом Медичи. И в суматохе, происходившей во дворце во время перемены власти, Баччо тайком от всех разорвал картон на мелкие куски. И так как никто не знал причины этого, то одни говорили, что Баччо изорвал картон, чтобы иметь при себе, для своих надобностей, хотя бы какой-нибудь кусок этого картона; другие же рассудили так, что он пожелал лишить этой возможности молодых художников, чтобы они не могли ею воспользоваться и тем прославиться в своем искусстве; иные же утверждали, что сделать это побудило его преклонение перед Леонардо да Винчи, славе которого картон Буонарроти причинил немалый ущерб; другие же, которые, возможно, толковали вернее, объясняли это той ненавистью Баччо к Микеланджело, которая и впоследствии обнаруживалась на протяжении всей его жизни.

Гибель картона была для города потерей немаловажной, и Баччо получал по заслугам все обвинения и в зависти, и в злости, сыпавшиеся на него со всех сторон. После этого он выполнил еще несколько картонов белилами и углем, и среди них один очень красивый с обнаженной Клеопатрой, подаренный им ювелиру Пилото.

Когда Баччо стал уже известным как великий рисовальщик, он пожелал научиться писать также красками, так как он возымел твердое намерение не только сравняться с Буонарроти, но и превзойти его намного в обоих искусствах. А так как у него был картон с Ледой, на котором было изображено, как зачатые ею от лебедя Кастор и Поллукс выходят из яйца, то ему захотелось написать это масляными красками, чтобы доказать, что обращаться с красками и смешивать их, дабы добиться разнообразия оттенков светом и тенями, его не учил никто, но что он дошел до этого сам, и стал размышлять, как это сделать, пока не придумал способ.