Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

Кардинал Джулио выстроил у подножия Монте Марио в Риме прекрасную виллу, где пожелал поставить двух гигантов из стука, которых и заказал Баччо, обожавшему делать гигантов. Высотой они по восемь локтей каждый, стоят по обе стороны ведущих в парк ворот и были признаны красивыми с достаточным основанием.

Занимаясь этими вещами, Баччо, как и раньше, никогда не переставал рисовать для себя и заказал граверам Марко из Равенны и венецианцу Агостино выгравировать нарисованную им на огромнейшем листе историю жестокого избиения Иродом невинных младенцев; переполненная бесчисленными обнаженными мужчинами и женщинами и живыми и мертвыми детьми с матерями и солдатами в разных позах, она показала его хороший рисунок в фигурах и понимание им мускулов и всех частей тела и принесла ему великую известность во всей Европе.

А кроме того, он сделал прекраснейшую деревянную модель с восковыми фигурами для гробницы английского короля, которая, однако, не была осуществлена Баччо, а передана Бенедетто да Ровеццано, который отлил ее из металла.

Возвратившийся

из Франции кардинал Бернардо Дивицио Биббиена обратил там внимание на то, что у короля Франциска не было ни одного скульптурного произведения из мрамора, ни древнего, ни нового, а он ими очень интересовался, и он обещал его величеству уговорить папу прислать ему что-нибудь красивое. А после приезда кардинала от короля Франциска к папе прибыли два посла, которые, увидев статуи Бельведера, не могли нахвалиться Лаокооном. Находившиеся при них кардиналы Медичи и Биббиена спросили их, понравилась ли бы подобная вещь королю, на что они ответили, что такой подарок был бы слишком щедрым. Тогда кардинал сказал: «Его величеству будет послано или это самое, или нечто подобное, так что никакой разницы между ними не будет». И, решив заказать другого Лаокоона, воспроизводящего древнего, он вспомнил о Баччо и послал за ним и спросил его, хватит ли у него духу создать Лаокоона, равного старому. Баччо ответил на это, что у него хватит духу создать не то что равного старому, а превосходящего его своим совершенством. Кардинал приказал ему приступить к работе, и Баччо, пока еще не прибыл весь мрамор, вылепил модель из воска, получившую большое одобрение, а кроме того, сделал белилами и углем картон, равный по размерам мраморному подлиннику. Когда же мрамор был доставлен, Баччо распорядился, чтобы ему сделали для работы в Бельведере крытую будку, и, приступив к старшему сыну Лаокоона, выполнил его так, что и папа, и все понимавшие в этом толк остались довольны, так как его статуя почти ничем не отличалась от древней. Тогда он приложил руку и к другому юноше, а также и к статуе отца, расположенной в середине, но далеко в этом не ушел, так как папа скончался, и место его заступил Адриан VI, а Баччо вместе с кардиналом воротился во Флоренцию, где продолжал изучать рисунок. Когда же после смерти Адриана VI папой стал Климент VII, Баччо поспешил обратно в Рим, чтобы поспеть на коронацию, длякоторой он по повелению его святейшества делал статуи и полурельефные истории. А так как папа предоставил ему и помещение и жалованье, он возвратился к своему Лаокоону. Работа эта была завершена им в течение двух лет с таким совершенством, какого он не достигал более никогда. Помимо этого, он восстановил правую руку античного Лаокоона, которая была отломана и затеряна, вылепив из воска большую руку, соответствовавшую древней во всех ее мышцах, а по смелости и по манере от нее неотличимую, что и доказывало, насколько Баччо понимал искусство; эта модель и помогла ему восстановить руку на своем Лаокооне.

Работа эта понравилась его святейшеству настолько, что он изменил свои намерения и решил отослать королю другие древние статуи, а эту отправить во Флоренцию. И кардиналу Сильвио Пассерино, кортонцу, который был легатом во Флоренции и управлял тогда городом, он приказал поместить Лаокоона в палаццо Медичи, в торце второго двора, что и было исполнено в 1525 году.

Работа эта принесла большую славу Баччо, который, покончив с Лаокооном, начал рисовать историю на развернутом королевском листе бумаги, дабы удовлетворить желание папы, задумавшего расписать главную капеллу флорентийской церкви Сан Лоренцо мученичеством святых Косьмы и Дамиана на одной стене, а на другой — мученичеством святого Лаврентия, когда Деций поджаривает его на раскаленной решетке. Баччо нарисовал историю святого Лаврентия тончайшим образом, изобразив с большим толком и искусством одетые и обнаженные фигуры с различными положениями тел и отдельных членов, а также всевозможные действия тех, кто, окружая святого Лаврентия, исполняет свои жестокие обязанности, и в особенности нечестивого Деция, с грозным лицом торопящего огненную смерть невинного мученика, который, воздев руки к небу, предает Господу дух. Историей этой Баччо угодил папе так, что тот повелел болонцу Маркантонио выгравировать ее на меди, что Маркантонио с большой тщательностью и сделал, а папа, дабы украсить доблести Баччо, пожаловал его кавалером святого Петра.

Вернувшись после этого во Флоренцию, он узнал, что Джованфранческо Рустичи, его первый учитель, пишет историю с Обращением св. Павла. Поэтому, в целях соревнования со своим учителем, он начал картон с обнаженной фигурой св. Иоанна в пустыне, который левой рукой держит ягненка, а правую воздевает к небу. После чего он заказал холст и начал его расписывать, а когда работа была закончена, он выставил ее в боттеге своего отца Микеланджело, что насупротив спуска от Орсанмикеле к Новому рынку. Рисунок художники похвалили, а колорит не очень, ибо в нем была жесткость, а в живописи хорошей манеры не было; однако Баччо отослал картину в подарок папе Клименту, и тот поместил ее в своей гардеробной, где она находится и поныне.

Еще во времена Льва X, когда в Карраре готовили мрамор для фасада Сан Лоренцо, там была заготовлена глыба в девять с половиной локтей высоты и пять локтей ширины. Из этого мрамора Микеланджело Буонарроти собирался высечь гиганта в виде Геркулеса, убивающего Кака, и поставить его на площади рядом с гигантским Давидом, который был выполнен им раньше, ибо оба они, и Давид и Геркулес, должны были быть эмблемами дворца Синьории. И он уже

сделал много рисунков и разнообразных моделей и искал милости папы Льва и кардинала Джулио деи Медичи, говоря им, что Давиду причинено было много ущерба мастером Андреа, скульптором, над ним работавшим и его попортившим. Но после смерти Льва нетронутыми остались и фасад Сан Лоренцо, и этот мрамор. Однако позднее, когда папе Клименту вновь пришло желание воспользоваться услугами Микеланджело для гробниц героев дома Медичи, которые он захотел поставить в сакристии Сан Лоренцо, снова понадобилось добывать мрамор. Учет расходов по этим работам вел ведавший ими Доменико Бонинсеньи. Он тайным образом начал побуждать Микеланджело вступить с ним в сделку относительно каменных работ по фасаду Сан Лоренцо, когда же Микеланджело отверг это, не желая запятнать свою доблесть обманом папы, Доменико возненавидел его так, что во всем шел против него, стараясь его унизить и очернить, делая это, впрочем, исподтишка. И так он добился того, что фасад отложили, в первую же очередь выдвинули сакристию, говоря, будто обе эти работы таковы, что должны были занять Микеланджело на много лет, и он уже уговорил папу мрамор, предназначенный для гиганта, передать Баччо, который сидел тогда без дела. По его словам, благодаря такому соревнованию двух столь великих людей его святейшество будет обслуживаться лучше, прилежнее и быстрее, ибо соперничество будет подталкивать и того и другого.

Совет Доменико понравился папе, и согласно ему он и распорядился. Получив мрамор, Баччо сделал большую модель из воска; это был Геркулес, зажавший голову Кака коленом между двумя камнями, очень сильно сжимая его левой рукой и удерживая его под собой, между ног, согнувшимся в мучительной позе. И видно было, как страдает Как под напором и тяжестью Геркулеса, напрягаясь каждым мельчайшим мускулом всего тела. Равным образом и Геркулес, склонив голову к поверженному врагу и оскалив сжатые зубы, поднимает правую руку и, с великой яростью размозжив ему голову, наносит ему второй удар своей палицей.

Когда Микеланджело узнал, что мрамор был передан Баччо, он очень сильно расстроился, и сколько он ни старался, он так и не сумел переубедить папу, так как тому действительно понравилась модель Баччо; к этому добавлялись обещания и бахвальство Баччо, который хвалился, что превзойдет Давида Микеланджело, в чем ему помогал и Бонинсеньи, заявлявший, что Микеланджело норовит все забрать в свои руки. Так и лишился город редкостного украшения, каким, несомненно, стал бы этот мрамор, если бы он был обработан рукой Буонарроти. А вышеупомянутая модель Баччо находится ныне в гардеробной герцога Козимо, и он ее очень ценит, да и художники признают ее вещью редкостной.

Для осмотра мрамора в Каррару был послан Баччо, главным же мастерам попечительства Санта Мариа дель Фьоре было поручено вывезти его водой вверх по течению реки Арно до Синьи. Так мрамор был доставлен на расстояние в восемь миль от Флоренции, и когда его начали переправлять с реки на землю, так как от Синьи до Флоренции река очень мелкая, мрамор упал в воду и из-за своих размеров так погрузился в песок, что мастера никакими ухищрениями вытащить его не смогли. Однако папа приказал достать мрамор во что бы то ни стало, и отправленный туда попечительством старый и изобретательный каменных дел мастер Пьеро Росселли придумал такой способ: он отвел в сторону течение воды, подкопал берег реки и, сдвинув с места мрамор воротом и лебедкой, вытащил его из Арно и опустил на землю, за что получил величайшее одобрение. Кое-кто, вдохновленные этим происшествием с мрамором, сочинили и тосканские, и латинские стихи, остро колющие Баччо, которого терпеть не могли за то, что он был величайшим болтуном и много злословил и о Микеланджело, и о других художниках. Один из писавших и воспользовался этой темой в своих стихах, говоря, что мрамор, испытавший, как его однажды для пробы уже коснулось мастерство Микеланджело, и знавший, что руками Баччо он будет изуродован, отчаялся в своей столь горькой судьбе и сам бросился в реку.

Когда мрамор вытаскивали из воды и трудности еще мешали завершить работу, Баччо обмерил его и выяснил, что ни высота его, ни толщина не дают возможности высечь из него фигуры до первоначальной модели. Поэтому, захватив с собой обмеры, он и отправился в Рим и уговорил папу разрешить ему в силу необходимости отступить от первоначального проекта и составить другой. Он сделал несколько моделей, одна из которых понравилась папе больше других, а именно та, где Геркулес зажал Кака между ногами и, ухватив за волосы, держит его, как пленного; ее-то и порешили пустить в работу и выполнить.

Когда Баччо возвратился во Флоренцию, оказалось, что Пьеро Росселли уже доставил мрамор в попечительство Санта Мариа дель Фьоре: сначала он уложил на земле длинные гладко обструганные ореховые брусья и, сменяя их по мере того, как продвигался мрамор, под который он подкладывал на эти брусья круглые катки, обитые железом, и подтягивая его тремя лебедками, к которым он был привязан, он и доставил его до попечительства без затруднений. Установив там глыбу, Баччо начал лепить глиняную модель такой же величины, как мрамор, по последнему своему проекту, сделанному в Риме, и, приложив много старания, закончил работу в несколько месяцев. Тем не менее многим художникам показалось, что в этой модели не было той непосредственности и той живости, какие требовались и какие были вложены им в первоначальную модель. После чего Баччо приступил к обработке мрамора и, обрубая его кругом, дошел до пупка, причем, высекая постепенно члены фигуры, он следил за тем, чтобы они точно соответствовали таким же на большой глиняной модели.