Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Если бы речь шла только обо мне, дорогая Бианка, я не побоялся бы, – отвечал Пьетро. – Напротив, если угодно небу, я пролью всю мою кровь, чтобы избавить тебя от страдания…
– Все равно: отец или брат убьют тебя, но всё-таки меня они навеки запрут в монастырь… Говори же… Невозможно, чтобы ты не нашел средства спасти нас обоих.
– Есть одно, но только одно.
– Какое?
– Бежать.
Бианка задрожала.
– Опять новый позор!
– Зато это жизнь, – жизнь с любовью и свободой. У меня есть деньги. Мы уедем на мою родину, во Флоренцию. По дороге, если ты моя милая Бианка, желаешь,
Горькая улыбка, которую Пьетро не мог заметить в сумраке, сжала губы Бианки… Она не разделяла иллюзий Пьетро; она была совершенно уверена в одном, что ее отец, Бартоломео Капелло, – никогда не признает своим зятем какого-нибудь Буонавентури… Но этот последний все-таки был прав. Бегство и для него и для нее было единственным средством против жестокой мести.
– Бежим! – сказала она.
Флорентинец быстро вошел к себе, чтобы взять деньги и кинжал.
Через несколько минут он сел вместе с любовницей в гондолу. В этом случае, он не ошибся: гондола была прислана именно для него. Маргарита позаботилась обо всем. При первом слове, обращенном им к гондольеру, согласен ли он вывезти их из Венеции, он ответил:
– Хоть на конец света, если вам будет угодно, сеньор.
Барка плыла по большому каналу к Чиоджиа, где беглецы взяли карету в Фузину.
Бианка Капелло бежит со своим любовником из Венеции
Через три дня они были во Флоренции. Сидя рядом со своим любовником, Бианка закрыла лицо руками, и Пьетро видел, что между розовыми пальцами молодой девушки капали слезы…
– Ты плачешь! – сказал он. – Ты уже сожалеешь!.. Она отняла руки, отерла лицо и, улыбаясь, ответила.
– Теперь всё кончено!
И на самом деле слезы перестали; по крайней мере, по-видимому, с этой минуты Бианка Капелло примирилась со всеми последствиями своей ошибки.
Она согласилась, как он того желал, соединиться с Пьетро перед Богом.
Падре дал им брачное благословение в Пистои, в церкви св. Духа.
На другой день муж представлял жену своему отцу. Амброзио Буонавентури был бравый мужчина, принявший свою невестку с открытыми объятиями. Но он был очень беден, – так беден, что если бы Пьетро не привез с собой денег, то ему было бы очень затруднительно прилично поместить Бианку под отцовской кровлей. И, к несчастью, эти деньги начинали истощаться; часть их вышла на издержки путешествия, другая скоро истратилась на покупку мебели и одежды.
Однажды вечером, Пьетро заметил, что у него остался всего какой-нибудь десяток золотых монет. Что делать, когда не на что будет кормить жену?…
Вместе с тем, известия, доходившие до него из Венеции, были вовсе неутешительные. Похищение Бианки возбудило ярость Капелло. Они утверждали, что в их лице было оскорблено всё венецианское дворянство, и добыли от сената, который даже оценил голову Пьетро, повеление преследовать похитителя.
Эту неутешительную новость принес ему во Флоренцию один болонский живописец, Гальено Линьо, с которым он подружился в Венеции.
– Всех сильнее раздражен против вас брат Бианки, – говорил ему Гальено. Он был любовником венецианской куртизанки Маргариты, которая любила его, и которую он скоро бросил. И как кажется, Маргарита хвастается всем, что она, мстя изменнику, заставила вас похитить его сестру.
Пьетро Буонавентури задрожал при этих словах живописца; для него стало, наконец, понятно поведение Маргариты.
Гальено Линьо закончил тем, что посоветовал своему приятелю как можно скорее принять меры против ярости Капелло.
– Они могущественны и богаты, – сказал он ему, – и если вы не поспешите избрать себе покровителя, способного защитить вас, вы можете бояться всего. Самая меньшая опасность, угрожающая вам, состоит в том, что вы будете убиты каким-нибудь «брави»…
– Ваши рассуждения, мой друг, совершенно справедливы, – ответил Пьетро, – и я сегодня же воспользуюсь ими.
На самом деле вслед за этим разговором он отправился во дворец Питти, к великому герцогу Франциску Медичи, сыну и наследнику Козимо, – человеку самого приятного характера. Он благосклонно принял Пьетро Буонавентури, заставил со всеми подробностями рассказать его историю и уверил в своем покровительстве против врага.
– Но, закончил он, – вы нарисовали передо мной такой обольстительный портрет вашей жены, что не удивитесь тому, если я пожелаю ее увидетъ.
Пьетро поклонился.
– Подобное пожелание со стороны вашей светлости слишком лестно, – ответил он, чтобы я и жена моя не поспешили его исполнить.
– Достаточно, – возразил великий герцог, – среди моих офицеров есть один испанский дворянин, капитан Мондрагоне, который живет с женой около площади Марии Новелла, где, как вы сказали, живете и вы; завтра, утром, если для вас будет удобно, сеньора Мандрагоне отправится в своей коляске к сеньоре Буонавентури и привезет к себе… Куда я явлюсь через несколько минут. Я предоставляю вам, мой милый, полное право присутствовать при этом свидании… О! Мои намерения совершенно чисты!..
– Я не сомневаюсь, государь, – живо возразил Пьетро, – и после того, чем мы обязаны вашей светлости, я счел бы черной неблагодарностью всякий признак недоверия. Полагаю, что я буду вынужден завтра утром отправиться по делам, и ваша светлость не удивитесь, если я не буду сопровождать завтра мою жену к сеньоре Мандрагоне.
Франциск Медичи улыбнулся, подавая Пьетро Буонавентури руку, которую тот поцеловал. Флорентинец уже видел, как из этой царственной руки сыпятся на него почести и богатство.
Как! Только что, женившись на восхитительной женщине, Пьетро Буонавентури решился принести ее в жертву своему честолюбию? Так что же! Роль благосклонного мужа была в моде в ту эпоху. Когда король, принц или герцог желал женщину, муж восклицал: «Чрезвычайно лестно!..» И в то время, как король или принц любезничал с женой, этот муж прогуливался снаружи.
Но Бианка, происходившая из благородной фамилии, согласится ли играть роль, назначаемую ей в этой галантной комедии? Да, и по двум причинам: во-первых, она только о том и думала, как бы избавиться от бедности, в которой она прозябала у своего тестя; а во вторых, услыхав от мужа диктовку этой роли, она превратила свою любовь в презрение… А то, что презирают, с тайной радостью стараются уничтожить…