Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

– Ясно! Будьте этим некто Бертен, я не вижу препятствий. И да будете вы счастливее меня с неблагодарной, мой друг!

– Благодарю!

Что сказано, то и сделано. – Софи Арну, которая на самом деле нуждалась в покровителе, потому что она одного лишилась, не видела ничего неприличного взять в таковые Бертена, которого она несколько знала, и который, как первое солидное доказательство своей страсти, давал ей отель, содержание дома, коляску, лошадей, лакеев.

В тот вечер, когда новая хозяйка отеля принимала в ней нового обладателя ее прелестей, Ларогэ,

чтобы забыть о ней, – оригинальная черта,– ужинал до полудня другого дня со старой любовницей Бертена, мадмуазель Гус из французской комедии!.. Но…

Ларогэ поклялся, что более не любит Софи Арну; она клялась, что разлюбила Ларогэ… Однажды вечером, проходя меня отеля Софи, Ларогэ почувствовал фантазию взойти, поцеловать руку своей экс-любовницы.

Софи была одна.

– Ба! это вы?..

– Упрек?..

– Да нет же!

Что мы скажем вам, если они не говорили больше.

Любовь графа и актрисы только заснула; Ларогэ думал о Софи Арну в алькове мадмуазель Гус; на изголовьи, рядом с толстым Бертенем, – он был толст и жирен, как все финансисты, – Софи Арну грезила о Ларогэ…

И вот, когда Бертен явился… как человек если не умный, то вежливый, он сделал самую благоразумную вещь: он удалился.

На другой день при дворе и в городе только и было разговоров:

– Знаете новость?

– Еще бы!.. Граф де Ларогэ снова сошелся с Софи Арну… Бедная графиня!.. Стоило быть великодушной!..

– Ну, а что Бертен? Он истратил больше пятидесяти тысяч экю!

– Вы шутите?

– Нисколько! Отель, который он подарил Coфи, стоит ему этой суммы.

– Но она возвратит ему отель….

– Полноте! Она говорит, что довольно скучала, будучи две недели его любовницей, и что если он захочет жаловаться, она докажет, что он ей еще должен.

Мы потому остановились на эпизоде любви Ларогэ и Софи Арну, что этот эпизод представляет самую интересную сторону жизни этой женщины. После этой любви, которая продолжалась еще полтора года и заменилась прочной дружбой, Софи Арну становится одной из тех куртизанок, которых была целая сотня в ту эпоху в Париже, – в Париже Помпадур и Дюбарри.

Отнимите у Софи Арну ее ум, и она смешается с Дюше, Гишар, Верьер, Ктофиль и со многими другими, которые обязаны только их скандальному распутству тем, что оставили по себе имя, которое не может, не красная, произнести честная женщина. Знаменитость Софи Арну принёс ее ум.

Прижизненная афиша: Софи Арну в главной роли в пьесе «Пирам и Фисба»

Одна из этих куртизанок и именно Дюше оставила после своей смерти 600,000 франков.

Подобно Дюше Софи Арну могла приобрести огромное состояние, но она одинаково беззаботно тратила и свою молодость, и свое остроумие и щедроты своих любовников. И при том, независимо от своего ума, который не позволял ей, – по крайней мере надолго, – отдаваться дуракам, даже за горсть золота, Софи имела слишком много деликатности чувства, чтобы предаваться подобно множеству других куртизанок за богатую плату постыдным оргиям. Она была распутна, но не подла. Она не смешивалась, вследствие своего отвращения, с теми, которые сделали из этих оргий печальную и гнусную привычку.

Герцог де Фронсак, воспроизводивший пороки своего отца герцога де Ришелье, не имея его качеств, был одним из тех людей, которые примешивали к разврату жестокость. В 1769 году, будучи не в состояли обольстить своим золотом и ласками одну молодую девушку, жившую со своей матерью, герцог в исступлении своей бесстыдной страсти сделался виновным в трех преступлениях разом: в поджоге, похищении и насилии.

И Фронсак не был за это преследуем.

И нашлись люди, смеявшиеся этому преступлению.

Но Софи Арну не смеялась.

Фронсак был несколько времени ее любовником после Ларогэ и, как она хвалилась, она заставила его платить за те глупости, которые он говорил ей в то время, когда мог верить в ее невинность.

В 1769 г. уже давно Фронсак не был в связи с Софи. Но он был не занят; она принимала многочисленное и блестящее общество, она была остроумна и забавна, – не проходило ни одной недели, чтобы сын герцога Ришелье не появлялся на час или на два в салоне актрисы.

В июне месяце этого года, через несколько дней после происшествия, в котором герцог играл постыдную роль, у Софи Арну было большое общество… Каждый являлся к ней, чтобы узнать справедлива ли была новость, что Софи простилась с театром, что в двадцать шесть лет она отказалась от славы.

– Боже мой, господа! – с улыбкой отвечала Софи, – да, это правда! Я почувствовала, что талант мой падает, я не хотела, чтоб мне показали дверь. И заметьте, что королевская музыкальная Академия не имела ни малейшего желания затеять со мной процесс. Я имела право на тысячу ливров вознаграждения при выходе, кроме трех тысяч ливров пенсии, и она имела способность отказать мне в этой тысячи ливров под предлогом моих частых отсутствий в течение двенадцати лет моей службы. Пробовали даже доказать мне, что каждое мое представление стоило театру сто экю. Как эти директоры дурно считают! Но если так, если действительно каждый раз, как я пела, я стоила опере сто экю чрезвычайного расхода, так не тысячу, а десять тысяч ливров они должны бы были дать мне вознаграждения за то, что я теперь не пою! Права ли я?

– Ясно! – смеясь ответили все присутствовавшие.

Я иду дальше, милая Софи, – сказал Дора. – Как истинное вознаграждение за печаль, которую вы доставляете всему Парижу, переставая очаровывать его со сцены, вам должны бы заплатить не три, а двадцать тысяч ливров пенсии.

– Я лучшего не желаю, – возразила актриса. – Попробуйте убедить в этом администрацию, и каждый год, Дора, я буду делить с вами пополам мой пансион.

– О! – возразил Дора, – один нежный поцелуй будет для меня достаточной наградой.