Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

Один только Фронсак, сидевший напротив маркиза, усиливался насмешливо улыбнуться… Его хитрость была открыта, но она едва было не получила успеха.

Софи Арну сделалась бледна, как мертвая, услыхавши имя де Сада.

Внезапно позвала она своих лакеев…

– Жермен, Пикар, Вннцент!.. – Лакеи вошли.

– Прежде всего, – сказала она одному из них, – брось это в окно.

То был стакан, из которого пил де Сад и перстень подаренный ей маркизом, опущенный ею в стакан.

Лакей повиновался: и стакан и перстень полетели за окно.

–

Теперь уберите со стола, – приказала Софи Арну, и взяв под руку Ларогэ, продолжила: – мои милые Буфлер, Дора, Фавар, Бернар, – перечислила она – мои добрые: Дюшэ, Гишар, Бошениль и Фанье, пойдемте… Нам подадут другой ужин в маленьком зале. Здесь надо покурить духами!

Фронсак и маркиз де Сад остались только вдвоем в зале, посреди лакеев, убиравших со стола кушанья и вино.

– Идем! – сказал вставая герцог. – Мы побиты, мой бедный маркиз… Идем!

– Идем? – повторил де Сад. – А досадно! вино здесь хорошо.

– А Софи Арну прелестна? а? – Маркиз сделал презрительную гримасу

– Гм! миленькое личико!.. Я только жалею о вас, клянусь!

– О! если захотеть, – её ещё можно поймать!..

– Чтобы доставить себе врагов… У нас, герцог, и так их довольно!.. Идем!..

* * *

Герцог де Фронсак не простил Софи Арну того, что она избегла западни; он больше не являлся к ней. Она не сожалела об этом; мы даже думаем, что расставшись с ним, она исполнила свое самое заветное желание.

Ее дом был местом свидания всех знаменитостей; между ними встречали: д’Аламбера, Дидро, Гельвеция, Мабли, Дюкло, Ж. Ж. Руссо.

Но прежде, чем окончить нашу историю, мы должны признаться, что ошиблись, сказав будто Софи любила только однажды, в первый раз: она любила еще в 1781 году, в возврате юности. Она любила архитектора Белланже.

Когда ей говорили об этой связи.

– Это нарочно! – отвечала она, – в мой огород бросают столько камней, что мой архитектор скоро выстроить из них для меня отель.

После Лорагэ, который окончательно оставил ее для оперной танцовщицы demoisellе Рооб, Софи Арну взяла в покровители принца Энен, которого чаще называли принцем карликов, вследствие совершенного ничтожества его ума.

А так как принц Энен, страстно влюбленный в Софи, следил за нею как тень, что стесняло Ларогэ, приходившего если не для любви, то для того, чтобы посмеяться со старой любовницей, Ларогэ послал к профессорам факультета запрос: «может ли скука, принятая в слишком больших дозах, произвести смерть?»

Ответ был утвердительный.

Приобретя этот вердикт, Ларогэ предложил одному прокурору подать жалобу на Энен, «виновном в предумышленном убийстве Софи Арну, так как в течении пяти месяцев он от нее не отходит».

В 1790 году Софи Арну купила один уничтоженный монастырь, из которого она сделала восхитительный загородный домик.

На двери этого домика она написала следующие слова:

«Ite, missa est!» 

("Идите месса окончена!" – финальные слова католической литургии).

Там она надеялась провести свои последние дни посреди своих друзей; там же она желала быть погребенной.

Но революция рассеяла друзей Софи Арну.

Революция отняла у ней две трети ее состояния; последнюю унес с собою неверный друг.

На остатки своего богатства куртизанка наняла себе меблированную комнату в Париже, в которой она плакала, но в которой не каждый день ела.

Наконец, один из ее старинных любовников, когда-то простой адвокат, ставший важным лицом при Директории, – пожалел об этом великом несчастье. Благодаря ему она получила пансион в 2 400 франков и помещение в отеле Анжевильер, где она и умерла 22 апреля 1802 года, сказав священнику из Сент-Жермен-л’Оксеруа, соборовавшему ее маслом:

– Неправда ли, я похожа на Магдалину? Мне много простится, потому что я много любила?

Она была погребена без шума и без роскоши, на Монтмартрском кладбище. Три или четыре друга провожали ее.

Но через несколько дней после того, как она была положена в могилу, однажды утром, красивый молодой человек, в военном костюме, пришел помолиться и положить венок на едва закрытую могилу Софи Арну.

Этот молодой человек был ее второй сын, Констан Диовилль де Бранкас, кирасирский полковник, который через семь лет после этого был убит в сражении при Ваграме.

Индеанка Изабо

 В начале царствования Людовика XVI жил в Париже принц, которого звали граф д’Артуа, и который так любил безделушки, так был занят ими, что дал название Безделушки (Bagatelle) дворцу, выстроенному им на границе Булонского лиса, близ берега Сены.

Безделушка была построена на месте небольшого замка, принадлежавшего m-lle де Шароле, в котором она устроила святилище наслаждения.

Граф д’Артуа спорил с Марией Антуанетой на сто тысяч ливров, что все работы в Безделушке будут кончены в семьдесят дней, и они окончились в шестьдесят три дня. Если бы речь шла о каком-нибудь госпитале, конечно он не был бы окончен так скоро.

* * *

И вот в 1781 году, т. е. в ту эпоху, когда Безделушка была еще совершенной новостью, а ее господин и обладатель граф д’Артуа во всей силе своих страстей, – ему было только еще двадцать четыре года, – однажды вечером перед маленьким дворцом Булонского леса, остановилась коляска и из нее вышла тщательно закутанная женщина, которая в сопровождении доверенного лица вошла в первый этаж, в будуар украшенный эротической живописью.

Кто была эта женщина, первой заботой которой по входе в будуар было освободиться от своих покровов? И зеркала к великому их изумлению, быть может, в первый раз воспроизвели подобное изображение.