Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

де Кок Анри

– Поцелуй! –возразила Софи, пожимая плечами. – Я не удивляюсь, что все поэты так худы, они питаются только поцелуями.

Разговор был прерван лакеем, доложившим о де Фронсаке.

– А! этот милый герцог! – воскликнул Дора. – Вот уже целый век как я не имел счастья его видеть.

Восклицание осталось без ответа.

Тем не мене все встали при входе де Фронсака, но за исключением Дора, который поспешил ему на встречу, никто не двинулся с места. Казалось даже, его неожиданной приход внес какую-то холодность в общество.

Все были чем то смущены.

Фронсак был неглуп, произведенный им эффект, не ускользнул от него. Но тот, кто пренебрегал общим мнением, мало заботится о мнении нескольких.

– Что это? – сказал он. – Уж не составляют ли здесь заговор? Здравствуйте, Софи; здравствуйте, моя милая!

Проговорив эти слова, герцог, по обыкновению, хотел своей рукой, украшенной перстнями, погладить подбородок бывшей любовницы. Но она быстро отскочила, так что его рука осталась на воздухе.

– А!.. – воскликнул он шутливо. – Серьезно есть что то! Что же? отвечайте, Софи! Я требую! Не пахнет ли от меня лихорадкой, так что этого я не замечаю?..,

– Так как вы, герцог, желаете, чтобы вам сказали, – ответила Софи Арну, – то от вас действительно пахнет опасно; от вас пахнет хуже, чем лихорадкой от вас пахнет – смертью.

– Ха! ха! ха! Это по поводу моего безрассудства с малюткой в улиц Сент-Андре-де-з’Ар… Ха! ха! ха! Это уже слишком сильно!.. Мир перевернулся!.. Оперные певицы начинают читать мораль!.. Хотите выслушать мое признание, моя прекрасная Софи?.,.

– Очень признательна, герцог! Я боюсь, что не буду спать целую неделю; и притом, ваше признание не к чему не послужит: я не дам вам отпущения грехов.

Герцог закусил губы. Мы сказали, что порицание от кого бы оно не происходило, для него мало значило; но Софи Арну он вознамерился наказать.

Через несколько времени, во время ужина у Софи Фронсак привел с собой жантильома, который был, по его словам особенно ему рекомендован: маркиза де Ванденес, провинциала, обладавшего миллионами, в роде маркиза де Караба, который, во время своего пребывания в Париже, желал только одного растратить свое золото, лишь бы рука, которая брала бы это золото, была мала и легка.

Фронсак полагал, что подобная рука была у Софи, вот почему он поспешил представить ей маркиза, и Софи приняла это предложение как нельзя лучше, что было очень обыкновенно в то время. Старинный любовник предлагал своей старой любовнице полезную и приятную победу. Это было в порядке вещей; никто не мог упрекнуть за это.

Быть может если бы после представления маркиза де Ванденес Фронсаком, она заметила улыбку, которой они переменялись, когда она удалилась от них для приема новых гостей, Софи стала бы подозревать.

Но не только она больше не помнила, что задела герцога, несколько недель раньше, но если бы она и припомнила, она не подумала бы, что он способен так долго хранить злобу,

Но она не подозревала.

Притом эта ловушка, – если была она, – была великолепно устроена. Маркиз де Ванденес был прелестный мужчина: лет тридцати трех прекрасного роста, с тонкими и правильными чертами лица, с быстрым, иногда даже странно быстрым взглядом, который, когда он взглянул на Софи, заставил ее вздрогнуть от магнетического блеска. Это впечатление, по своей редкости не было ей неприятно. Привыкнув повелевать, ей была приятно почувствовать господство.

И кроме его физических достоинств маркиз де Ванденес заслуживал того, чтобы внушить желание женщине привязать его к своей колеснице, В нем не было ничего провинциального, он изъяснялся изысканным языком; он знал литературу, Буфлер, Фавар, Жантиль, Бернар и неизбежный Дора, бывший за ужином, находили его совершенным вельможей. – Он хвалил их сочинения.

Что касается, Гишар, Бошенниль, Дюше и Фанье, милых собеседниц, они только и толковали, что о прекрасном незнакомце. Но их усилия кокетства были напрасны: с самого начала прекрасный иностранец обращал внимание только на хозяйку дома.

Пробило два часа, возбужденные вином, головы начинали воспламенятся. Это было в ту минуту, когда Жантиль, Бернар, Буфлер и Дора, предлагая дамам из чистой формальности запастись веерами, начинали чтение какого-нибудь шутливого отрывка, который на другой день в нескольких копиях расходился по всем улицам и переулкам.

У Софи Арну не было веера, она встала и пошла за ним в будуар.

Ловкий маневр! подумали ее добрые друзья. Едва она вышла из зала, как по знаку Фронсака маркиз де Ванденес отправился вслед за молодой женщиной. Были ли справедливы предположения подруг? Ни да, ни нет!

Но также верно то, что она чувствовала потребность подышать на свободе, вдали от шума голосов, от блеска света…. То было последствие того странного интереса, который был внушен ей вниманием иностранца…

– Что вы здесь делаете! – сказала она на самом деле дрожавшим голосом, – Вернитесь скорее назад!..,

– Не прежде, как получу от вас обещание, – возразил маркиз.

– Обещание!.. Какое?..

– Я люблю вас….

– О! есть много других, которые так же как и вы меня любят.

– Без сомнения. Но вы не любите их. А меня вы должны полюбить!..

– Должна?..

– Софи!.. Обожаемая Софи!.. правда ли, завтра в полдень вы будете одни?..

Он был близ нее и глядел ей в глаза.

– Да, – прошептала она, – я буду ждать вас завтра!

– Благодарю!

На безымянном пальце левой руки у него был великолепный топаз, который он надел на палец Софи, потом когда она машинально, в какой то рассеянности рассматривала королевский подарок, он склоняясь к ней запечатлел на шее молодой женщины около волос поцелуй… И какой поцелуй!.. Она почувствовала на теле как будто прикосновение раскаленного угля… Потом маркиз де Ванденес возвратился к ужинающим…