Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Антонина, жена Велисария, в преклонных летах, сохранила роскошные черные волосы… Напротив волосы Феодоры падали и седели, что заставило ее употреблять золотую пудру. Из зависти, из ревности к волосам своей подруги Феодора обвинила Велисария в заговоре против Юстиниана.
Весьма остроумное средство, посредством мучений мужа заставить поредеть волосы жены. О! Феодора была искусна в изобретениях.
Мы приближаемся к развязке истории Феодоры; но прежде, чем мы скажем как умерла эта коронованная блудница, – в своей постели как честная мать семейства, – мы передадим одно приключение, которое, как мы полагаем, немало способствовало тому, чтобы поддержать в ней до самого последнего вздоха её кровожадность.
Это
Но отказавшись неожиданно от оргий, Феодора не отказалась от наслаждений. Каждый вечер, по обыкновению ей приводили любовника.– Однако, не смотря на то, что она была одна, по утру, когда, покидая его, она иронически говорила ему: «до свиданья!» этот любовник одной ночи уходил из дворца в красную дверь.
Ничто не изменилось в привычках минотавра, разве только одно, что он пожирал четырьмя жертвами менее.
В этот вечер Феодора вошла беспокойная в свои апартаменты. Император страдал, очень страдал; он едва пообедал и, покинув стол, бросился на постель, не смотря на просьбы императрицы, отказавшись принять медика.
Что такое случилось с его величеством?
Ах! Феодора не скрывала от самой себя: что когда его величество будет в земле, она, императрица, рискует окончить свои дни в монастыре, основанном ею для известного достаточно распространенного класса женщин, называвшегося «монастырем покаяния». Наверное ее не оставили бы на троне: у ней так мною врагов!
Опустив голову, в глубокой думе, Феодора сидела в комнате рядом с той, в которой она ожидала любовников.
Прошло десять минут, и она не слыхала никакого сигнала, которым обыкновенно предупреждали ее о приходе любовника…
Легкий шум вывел ее из задумчивости, она подняла голову…
Перед ней стоял коленопреклоненный юноша, красота которого сразу поразила императрицу.
Не отдавая себе отчета, ей казалось, что она когда то, где то видала эту прекрасную фигуру. Но при настоящем расположении ума, ей было неприятно, что этот любовник, как ни был он красив, предупредил ту минуту, в которую было дозволено ему к ней явиться.
Она нахмурила брови и отрывисто сказала:
– Что тебе надо? Кто звал тебя?
– Простите меня, государыня, – отвечал молодой чело– век, по-видимому, не смущенный этим приемом, и не оставляя своего почтительного положения,– простите мое нетерпение, которое могло заставить меня сделать непристойность… Но… не правда ли, вы императрица?
– Да. Потом?
– О! я не сомневался в этом! Вы именно такая, какой представляет вас этот портрет, на память нарисованный моим отцом и отданный им мне в самую минуту смерти, когда он открыл мне тайну моего рождения.
– Тайну твоего рождения? Мой портрет нарисованный им на память… как же звали твоего отца?…
– Его звали Адрианом, меня зовут Иоанном…
Феодора вздрогнула. С ней говорил её сын – живой портрет ее первого и единственного возлюбленного… Она понимала теперь, почему так поразило ее при первом взгляде лицо этого юноши.
Ея сын! этот юноша был её сыном!.. И она узнала по портрету, который представлял ее в то время, когда ей было двадцать лет. Это льстило её самолюбию. Попеременно глядя то на портрет, то на молодого человека, отдавшего ей её изображение, на котором более вдохновенный, чем искусный, карандаш воспроизвел её прежние черты, она улыбалась…
Но сын! Имела ли право, она, жена императора, иметь сына?… этот сын не повредит ли ей? Не повредил ли уже он, узнав тайну своего рождения?..
Она выпустила из рук портрет… улыбка исчезла с её губ…
– О! не бойтесь ничего! – вскричал Иоанн, как будто он, как в открытой книге читал в душе своей матери,– только я, вы и Бог знаем кто я…
Императрица вздохнула. Она сделала движение, означавшее: «Слава Богу!..»
– Но, – сказала она, после молчания,– полагая что твой отец не обманул тебя, чего ты надеялся, являясь ко мне? И как ты сюда вошел?…
– О! что касается этого, – сказал Иоанн, – я не сумею объяснить вам, потому что не могу объяснить самому себе. Без сомнения, добрый ангел принял меня под свое крыло. Явившись вчера вечером в Константинополь, сегодня утром, с рассветом дня, я сел у вашего дворца,– быть около вашего жилища для меня почти то же, что быть около вас, – когда одна женщина подошла ко мне и спросила, что я здесь делаю?
У этой женщины был благосклонный вид. Я отвечал, что желаю видеть императрицу. Я мог ответить это не компрометируя вас?– Откуда вы?– продолжала женщина: – Вы не из этого города.– Я родился, здесь, – отвечал я,– но уже много лет, как я здесь не был. Я из Понке, в Сирии.– И вы никого не знаете в Константинополе?– Никого.– И вы желаете видеть императрицу? для чего?– Потому, что, говорят, она прекрасна… что она должна быть добра. – И вы будете просить об её покровительстве, чтоб получить место в её страже?– Да, о! я буду чрезвычайно счастлив, служа моей государыне! – Женщина, казалось, размышляла о чем-то, потом сказала: – У меня есть друзья во дворце, с которыми я поговорю о вас. Сегодня вечером, при наступлении ночи, будьте на этом месте; если возможно будет ввести тебя к императрице,– тебя введут. Я не пренебрег этим свиданием, гораздо раньше ночи я был уже там, где поутру встретил женщину, которую благодарил до глубины души и которую ждал нетерпеливо. Она, наконец, явилась.– Я успела, сказала она.– Императрица вас примет. Следуйте за мною!» Я повиновался и следом за нею, вошел во дворец через дверь, выходящую в сад. Я поднимался по лестнице, когда моя путеводительница скрылась, к моему великому огорчению, потому что, весь преданный моей радости, я позабыл поблагодарить ее. Какой то гигант-негр, заменил ее, и взяв меня за руку, провел в великолепную комнату, сказав одно только слово: «жди!» Остальное вам известно. Я ждал около часа, когда в этой стороне мне послышались шаги. Быть может я был виноват, но это было выше моих сил,– я поднял портьеру, увидел вас и… Вы спрашиваете, чего я прошу, чего я надеюсь получить от вас? Мне нечего более надеяться… я получил все, что желал… я видел вас, я мог вам сказать: «Великая государыня! Вам нужна собака, готовая за вас умереть,– вот она!»
Этот рассказ вследствие усилий своей воли, Феодора слушала спокойная и важная. Между тем, в то время, когда говорил молодой человек, сколько новых ощущений, ощущений сладостных прошло по душе Феодоры. Этот юноша был её сын… ее сын!.. Ея кровь и плоть И он был прекрасен!.. о, да, прекрасен!.. И он любил ее, как любил своего отца, на которого походил не только лицом но даже голосом…
При звуке этого голоса Феодора снова стала двадцатилетней.
И он ничего не говорил… Он ничего не скажет, что могло бы повредить ей. О, нет! Подобно своему отцу он был умен.
У нее был сын! С сыном женщина, будь она хоть императрицей – не одна. У нее есть защитник.
Но если император не умрет?.. И почему он должен умереть? Его жизнь вне опасности и узнает…
Машинально она протянула руку сыну… и снова отняла ее.
Он все еще стоял на коленях.
– Садись, – сказала она ему.
Он медленно сел. Ясно, что движение матери не ускользнуло от него, и он все еще надеялся на что-то.
– И так, – спросила она,– только в минуту смерти, отец открыл тебе…