Жизни Кристофера Чанта
Шрифт:
– Но я думала, что магия, которой я владею, исходит от Ашет! – возразила Богиня.
– О, нет, – сказал Габриэль. – Ашет обладает силами, но никогда ими не делится. Те, что есть у тебя – твои собственные.
Богиня приоткрыла рот. Казалось, она сейчас заплачет.
– Габриэль, – сконфуженно произнес Флавиан, – боюсь, Рука Ашет сейчас вокруг…
Снизу донеслось мощное БАБАХ, сопровождающее падение Верши для Омаров.
Все, кроме Габриэля, кинулись к лестнице. Он медленно поставил чашку, явно спрашивая себя, что происходит. Кристофер помчался к
Дядя Тенни в броне и с тяжелой булавой в руках прошел через пентаграмму. Кристофер подозревал, что он так поступит. Однако, если он и запасся антикошачьими чарами, они явно не действовали на кота из Храма Ашет. Верша для Омаров упала точно на пентаграмму, накрыв вместе с дядей Тенни Трогмортена, и Трогмортен изо всех сил старался добраться до него. Сквозь поднимающийся спиралью дым от драконьей крови можно было видеть, как дядя Тенни медленно ходит кругами внутри клетки, давя обутыми в металл ногами кошачьи миски и яростно размахивая булавой. Трогмортен двигался быстрее дяди Тенни и его булавы и мог взбираться по стенам Верши для Омаров, но не мог пробраться сквозь броню. Он мог только с душераздирающим скрежетом царапать ее. Сложилась патовая ситуация.
Кристофер оглянулся и обнаружил позади себя Габриэля. Его лицо озаряла совершенно необычная широкая озорная улыбка – нет, не необычная, подумал Кристофер: так же Габриэль улыбался, когда они левитировали мужчину в Одиннадцатом.
– Дадим коту шанс? – спросил Габриэль. – На минутку?
Кристофер кивнул.
Доспехи дяди Тенни исчезли, оставив его в лисьем твидовом костюме. Трогмортен тотчас же превратился в семилапую, трехголовую, летающую, шипящую фурию с острыми как бритва когтями. В первую секунду он несколько раз пролетел вверх и вниз по дяде Тенни. Полилось столько крови, что через пятнадцать таких секунд Кристофер даже пожалел дядю. Через тридцать секунд он обрадовался, когда рычащий Трогмортен внезапно исчез.
Брыкающийся и вырывающийся, кот появился на руках Богини.
– Нет, Трогмортен, – сказала она. – Я ведь уже говорила: ты не должен выцарапывать людям глаза. Это нехорошо.
– Хорошо или нет, – с сожалением произнес Габриэль, – но мне понравилось, – он аккуратно наматывал на руку что-то невидимое. – Симонсон, – позвал он, – Симонсон, вы ответственный за эту клетку? Я забрал его магию, пока он был занят. Можете теперь убрать клетку и запереть его, пока за ним не придет полиция.
И снова создалась патовая ситуация. Как только клетка начала подниматься, Трогмортен прыгнул к открывшемуся под ней пространству. Дядя Тенни закричал. В итоге одному из конюхов пришлось забраться наверх и отцепить клетку от цепи. После чего клетку просто потащили по полу со спотыкающимся внутри нее дядей Тенни, а Трогмортен крался следом, издавая низкие пульсирующие звуки.
Как только клетка оказалась вне пентаграммы, от забрызганного кровью пола взметнулся серебряный столб. Столб выглядел как человек,
Богиня взвыла от ужаса и попыталась спрятаться за Кристофера.
– Серебро, – предупредил он ее. – Я не смогу помочь.
У него застучали зубы. Впервые он осознал, насколько обнаженным и уязвимым чувствуешь себя с одной жизнью.
Богиня рванула за Габриэля и вцепилась в его черный сюртук.
– Это Ашет! Спасите меня!
– Мадам, – вежливо обратился Габриэль к призраку, – чему мы обязаны честью вашего посещения?
Призрак пронзительно посмотрел сквозь прорези в маске: сначала на Габриэля и скорчившуюся за ним Богиню, потом – на Кристофера, потом – на Вершу для Омаров и общий хаос в вестибюле.
– Я ожидала найти здесь более солидное заведение, – произнесла она глубоким мелодичным голосом.
Она сдвинула маску наверх, открыв строгое узкое старое лицо. Это лицо моментально заставило Кристофера почувствовать себя ужасно глупо в тигровом коврике, увешанном сережками.
– Матушка Праудфут! – воскликнула Богиня.
– Я пыталась пройти через эту пентаграмму, как только выследила тебя, дитя, – раздраженно произнесла матушка Праудфут. – Лучше бы ты поговорила со мной, прежде чем вот так сбегать. Ты ведь знаешь, что ради тебя я бы сделала исключение из правил, если бы могла, – она повелительно повернулась к Габриэлю. – Вы кажетесь достаточно солидным. Вы ведь тот кудесник де Витт из Двенадцатого-А, правильно?
– К вашим услугам, мадам, – ответил Габриэль. – Простите наш нынешний беспорядок. У нас были некоторые неприятности. Обычно мы весьма солидное сообщество.
– Так я и подумала. Не могли бы вы позаботиться об этой Дочери Ашет для меня? Если бы вы согласились, было бы просто идеально, поскольку я должна доложить о ее смерти.
– В каком смысле – позаботиться? – осторожно спросил Габриэль.
– Устроить, чтобы она получила образование в хорошей школе, и так далее – рассмотреть возможность стать ее законным опекуном.
Матушка Праудфут величественно сошла со своего пьедестала. Теперь она стала примерно одного роста с Габриэлем. Они были одинаково худыми и суровыми.
– Эта девочка всегда была моей любимой Ашет, – объяснила она. – Я в любом случае стараюсь сохранить им жизнь, когда они вырастают. Но большинство из них такие глупые маленькие болванчики, что помимо этого я больше ничего для них не делаю. Однако, как только я поняла, что эта девочка другая, я начала откладывать средства из капиталов Храма. Думаю, у меня достаточно, чтобы оплатить ее обучение.
Она отбросила в сторону шлейф. Пьедестал оказался небольшим крепким сундуком. Широким жестом матушка Праудфут откинула его крышку. Он был наполнен маленькими кусочками вроде как мутно-прозрачного кварца, похожего на дорожный гравий. Но на лице Габриэля появилось благоговение. Краем глаза Кристофер заметил, как Такрой и Флавиан с вытаращенными глазами говорят друг другу что-то похожее на: «Алмазы!»
– Боюсь, алмазы не обработанные, – сказала матушка Праудфут. – Как считаете, их будет достаточно?