Жнец и его тень
Шрифт:
— Я очень постараюсь быть нормальным. Для тебя.
Глава 15
? Княжеский дознаватель
Когда год сворачивал к осени, из далёких земель возвращались купцы, везя с собой чужеземные товары: ромейские, греческие… всякие разные. Корабли да караваны заходили в города, и затевалось даже не торжище, а целая ярмарка!
Страже, конечно, в такие дни нужно держать ухо востро — карманники да мошенники, и свои, и заезжие на таких сборищах на год вперёд поживиться стараются. Зато простому люду раздолье: везде шатры
Велеслав, как положено, в кольчуге, при оружии, неспешно прохаживался меж торговых рядов, то и дело вышитый плащ поправляя. Неудобный он, собака, за меч цепляется, по земле метёт, но сотник сказал всем десятникам надеть обязательно, пусть гости дорогие полюбуются, какой у них город нарядный да величавый.
Зато матушка как увидела — так и умилилась.
«Какой ты у меня, сынок, красивый, сразу видно — жених!»
Кто про что, а Ждана про свадьбу. Похоже, гнетёт её дело незавершённое, как камень не шее. Вот даже кажется, что скорее бы уж встретить свою наречённую, чтобы не приносить жизнь молодую в жертву матушкиному спокойствию…
— Ты только глянь, как выплясывает, будто шило в штанах!
Сызнова Хан тут как тут, торчит прямо посреди ярмарки, на чью-то телегу локтем опираясь, да на выкрутасы скоморохов смотрит.
— Ты чего здесь делаешь, окаянный? — взъелся на него Велеслав. — А ежели нас вместе увядит?
— За плащик свой да конуру в казармах переживаешь? — в ответ съязвил степняк. — Так чего ж неделей ранее причитал: «Не могу я так! На кой мне оно?»
— Причитать-то причитал, а всё ж таки вытерпел, так что не отправляй мои страдания коту под хвост, — Велеслав тоже был не лыком шит.
— Ты зазря страху не нагоняй, — отмахнулся Хан. — На ярмарке и ордынец желанный гость, ежели у него звонкие монеты водятся. Дело у меня к тебе. Сдюжишь — героем сделаешься, как хотел.
— И какое такое дело?
— Петушка на палочке купишь — скажу.
Велеслав аж поперхнулся:
— Вот же ж гнусный вымогатель! Только что про монеты распинался, а сам, значит, с пустыми карманами ходишь? Совсем что ли совесть потерял?
— Невозможно потерять то, чего никогда не было, — заулыбался степняк самодовольно. — Да ты не жадничай, заплати своему чёрту за услуги.
— Признался-таки.
— Просто решил, что сравнение мне приятно.
Врезать ему по наглой морде захотелось до невозможности. Но он на службе, люди смотрят, силы, как вспомнилось, не равны, да и любопытно, что греха таить, что у него за дело такое…
Махнул Велеслав на Хана рукой, мол, твоя взяла, да пошёл лоток со сластями искать. Только расплатиться успел, Прасковья плывёт лебёдушкой. Сарафан лучший надела, в косу лента шёлковая вплетена. Смотрит из-под ресниц украдкою.
— Ты, Велеслав, чего тут? Тоже на ярмарку?
Улыбнулся он девушке вежливо, ничего не обещая:
— Служба у меня. Твой покой от лиходеев охраняю.
А всё равно на свой счёт приняла, зарделась:
— Когда ты на посту, мне ничего не страшно. Ой, а кому это ты петушка купил? Неужто… возлюбленной?
Последнее
— Мне купил, — откуда ни возьмись Хан объявился, леденец отобрал да в рот напоказ засунул. — Думала, только дефушкам слафти полофены?
Изменилась Прасковья в лице, сморщилась, будто уксуса выпила:
— Чокнутый.
И удалилась, гневно мотнув косою.
— Ну и пошто ты девицу обидел? — Хана стыдить — что воду в ступе толочь, да удержаться никак невозможно.
— А тебе какая печаль? Ты ж на ней жениться не собирался, а теперь она и сама тебя десятой дорогой обойдёт. Или на всякий случай всё ж-таки стойло запасное готовил?
— Куда уж ордынцу, что такое любезность, понимать!
— Ой, вот чья бы корова мычала, ведьмин внучок!
Не стерпел Велеслав, замахнулся на гнусно хохочущего Хана — но приметил, что люди смотрят на него с опаской, впрямь как на умалишенного, да так и опустил руку. Плащ поправил и прочь пошёл, не оглядываясь. Вот только от чёрта просто так не отделаться.
— Ну куда же ты побежал, Велеславушка? Ужель не интересно дело моё стало?
Догнал, схватил под локоть, понуждая остановиться.
— Руки убери, чёрт верёвочный.
Не только не убрал, ещё за плечи приобнял, развернул к помосту, где скоморохи по-прежнему выступали.
— Ты не ругайся, а приглядись. Что вон о том вертлявом скажешь?
Пригляделся Велеслав, да впрямь любопытно стало:
— Глаза молодые, без морщин, а усищи, как у дядьки в годах. На вид худосочный, рубашку будто с чужого плеча натянул, больше что ли хочет казаться?..
— Совет напоследок прими: глаз с него не спускай, — прошептал Хан на ухо и наконец ушёл, на ходу догрызая леденец.
Можно на чёрта злиться, можно попрекать — а только ни разу он ещё не ошибся, как сказывал, так и выходило. Дождался Велеслав конца представления да за скоморохом тем тайно пошёл. То по соседнему ряду пройдёт, то у лотка остановится товар рассмотреть, а сам за ним подглядывает. Долго кругами по ярмарке скоморох ходил — и вдруг исчез, как не бывало. Огляделся молодой десятник тревожно, ведомый чутьём неведомым за ближайший шатёр завернул. Скоморох будто этого только и ждал — руку в карман зазевавшегося горожанина засунул, кошель выхватил — и бегом припустил, пятками сверкая.
В сердцах проклиная мешающий плащ, Велеслав бросился в погоню. По счастью, бегал скоморох хуже, чем плясал — попался всего-то через тройку шатров. И это при том, что плащ, скотина, таки разок за что-то зацепился. Вырываться не стал, только огрызнулся сдавленно — то ли горло болит, то ли голос ломается:
— Вот ведь принесла нелёгкая! Отпусти, руку сломаешь, сам пойду!
На редкость покладистый воришка оказался. Обычно байки жалостливые травить начинают, мол сами мы не местные, а дома сёстры малолетние голодают… Этот не такой: покражу безропотно вернул, в темницу пошёл, даже руки связывать не пришлось. Всю дорогу Велеслав ждал подвоха — может в погреб чей сиганёт или за телегу ухватится, но нет. Волей-неволей задумываешься, что самому ему туда надобно зачем-то.