Жнец и его тень
Шрифт:
Бывший уже сотник ещё ниже склонился, лбом земли коснулся, сапог княжий, кажется, попытался облобызать. Выдернул князь ногу брезгливо, на коня вскочил, пятками его подтолкнул да так из двора и вылетел. За ним и дружина потянулся. В суматохе проскочил Велеслав в свою каморку, разжалованного начальника разговором не удостоив. Добрых слов он не заслужил, а злорадствовать — только себя самого унижать. Хотел-было присесть, да так в дверях и остановился: сидит за его столом мужчина статный, в броне почти как княжеская, улыбается:
— Ну вот мы и свиделись, Велеслав.
— Здрав будь, — кивнул ему Велеслав с почтением, но потом добавил, не сдержавшись, — не чаял я тебя здесь увидеть.
Мировид вздохнул понимающе:
— С таким сотником быстро к плохому привыкаешь. А я слов на ветер не бросаю. Поговорил я с Варварой, рассказала она мне всё. Кабы не ты, поймали бы её дружинники, тогда князь бы и слушать не стал, запер в светлице без сластей на неделю, а там ищи-свищи и монеты, и кошель. Он верно дорог тебе — возьми назад.
— От бабки память осталась, — подобрал он наследство своё осмотрел придирчиво, что не испаскудили, и за пазуху спрятал.
— Да ты сядь, в ногах правды нет.
Велеслав на лавку опустился, нутром чуя, что сейчас что-то случится — хорошее, а не как обычно.
— Какой же награды ты хочешь? — спросил Мировид тем временем. — Может, сам сотником стать желаешь? Уж под твоим-то началом стража лихоимством заниматься не будет.
Заманчиво звучало, ох заманчиво. Будто все труды враз окупились, можно теперь жизнью наслаждаться да квасок попивать. Да вот только это потолок, выше которого не прыгнешь — как матушка сказывала. Та самая синица, которую, что бы ни говорили, тоже изловить не просто. Велеслав позавчера, пожалуй, бы этим и удовлетворился — да вот только сегодняшний некстати припомнил поцелуй свой первый, сердце будто бы как тогда забилось — и твёрдо решил он в тот миг, что станет ловцом журавлей.
— Благодарю тебя за честь предложенную, да боюсь не пойдёт дело. В страже меня все выскочкой считают, как десятником стал — попрекали, а сотником и вовсе со свету сживут. Но коли я правда тебе помог, возьми к себе в терем! Учеником, подмастерьем, оруженосцем — хоть кем. А я уж не подведу, буду служить по совести.
Задумался Мировид, да ненадолго.
— Дело говоришь, помощник мне нужен, надёжные люди на вес золота. Быть по сему: приходи вечером к воротам, встречу и всё покажу. А лучше вовсе в терем переезжай, сподручнее привыкать будет.
На том и порешили.
Домой Велеслав шёл, сияя аки начищенный золотой. Среди ярмарки не трудно затеряться, люди другим заняты — торгуются, а пуще того о судьбе сотника сплетничают, его участия в этом деле не зная. На Прасковью наткнулся — та всё ещё сердита за петушка была, губы скривила, отвернулась с нарочитой обидою. Хоть через плечо нет-нет, да посматривала. Зато зеленщикова дочка тут как тут. Как водится, кольчуги коснулась, заворковала ласково:
— Ты, видать, с подружкой моей поссорился? Хочешь, я вас помирю? Или, может, утешу?
— Не трать силы на меня, — Велеслав ручку белую мягко от себя отцепил, улыбнулся утешающе, — найди того, кто на тебя одну смотреть будет, в глазах твоих
Развернулся и медленно прочь пошёл. Спиной чувствовал, как девчонки в стайку собираются, слышал как шушукаются вполголоса:
— Это чего это с ним? Раньше никого особо не привечал, так хоть не сторонился…
— Влюбился, наверное.
— Чтоб наш Велеслав — и влюбился? Держи карман шире!
Всё бы им выдумывать — влюбился! Тоже мне. Поважнее дела есть: в тереме закрепиться, почёта и уважения у князя и воеводы сыскать. Но тогда как назвать, когда ничьи объятия больше не радуют, тепла не дают? Это и есть любовь? А чёрт её знает…
Матушка опять у печи обреталась, обед стряпала. Чугунок поправила, заметила, заслонку прикрывая:
— Что-то ты рано сегодня.
— Так я же в тереме теперь жить буду, — ответил Велеслав самодовольно. — Меня десница воеводы в ученики взял. Вещи токмо собрать пришёл.
Выпал из рук Жданы ухват да по полу покатился. Глаза её ошалевшие красноречивее всяких слов говорили.
А Велеслав наслаждался мгновениями своего торжества.
Глава 17
? В надежных руках
Рука на чистом автоматизме записывала самые основные тезисы лекции, то и дело срываясь на левую страницу разворота, чтобы добавить рисунку ещё пару небольших штрихов. Варвара немного злилась на себя, что так потеряла контроль, но ничего не могла с этим поделать.
Она видела его угрюмым отшельником, ревностно охраняющим свои угодья, видела милым и нерешительным парнем, который будто бы каждый свой шаг боялся ненароком сделать больно…
Вчера она поняла почему — когда он показал своё истинное лицо.
«Моя работа связана с тем, что люди умирают. Кто жалеет — долго не выдерживает».
Портрет по любым меркам был хорош — плотно сомкнутые губы без тени улыбки, взгляд, что видит тебя насквозь. Но он и на треть не передавал того леденящего холода, который ощутила Варвара в тот момент.
Страшный человек.
Когда на твоих глазах разворачивается катастрофа — трудно остаться равнодушным. Хотелось выплеснуть скопившееся напряжение, обвинить… а в чём, собственно, обвинить? В чёрствости? Или в том, что не предупредил, не спас от этого кошмара?
А потом как ведро ледяной воды:
«Я не умею по-другому. И пойму, если ты захочешь уйти».
Благородный человек.
Наверное, какая-то её часть хотела продолжить кричать, упрекать, обрушить на него бушующую в сердце огненную бурю. И он бы выслушал, молча, не перебивая. А потом исчез из её жизни навсегда, окончательно поверив, что его присутствие ранит.
И тогда, где-то под пластом эмоций, зародилось робкое, но совершенно чёткое понимание: Варвара не хотела, чтобы он исчезал. Хотела гулять по набережной, опираясь на надёжное плечо, танцевать на вечеринках, забывая обо всём, проводить вечера за просмотром хороших фильмов в объятиях тёплых рук… Даже если это означает безоговорочно принять, что он, вероятно, видел и делал вещи, о которых лучше ничего не знать.