Жонкиль
Шрифт:
— Идите и процветайте, — сказала она. — И если вам когда-нибудь понадобится моя помощь, приходите за ней.
Затем она торопливо вытолкала его из библиотеки и из дома, так как чувствовала, что очень скоро потеряет самообладание и поцелует его.
Всю дорогу до Беркли она усердно прикладывала пуховку к носику.
«Я глупая ослица, — решила она мысленно. — Как только дело касается Роланда, я становлюсь тряпкой. Мне надо было быть непреклонной с ним. Он так отвратительно поступил с бедной Жонкиль. И все же его невозможно не любить. Он
А Жонкиль способна противостоять его притяжению; Жонкиль, маленькая неопытная девушка, которая вначале так любила его, что убежала с ним. Да, она была решительна и горда».
Микки Поллингтон мысленно склонилась перед Жонкиль.
«Но я не позволю ей послать его в Африку, — добавила она про себя. — Так или иначе, я должна бросить их в объятия друг друга до того, как это случится!»
Глава 16
Примерно три месяца спустя, когда буйный мартовский ветер гнал пыль по улицам Лондона и первые нарциссы и тюльпаны, бесстрашно расталкивая почву, показывали свои головки в парках и садах, Билли Оукли получил от Жонкиль приглашение пообедать с ней в «Корнер-Хаузе».
Билли шел на эту встречу переполненный волнением. Он не видел Жонкиль с того времени, как они распрощались в Чанктонбридже вскоре после Нового года. Он не мог ничего узнать о ней от старой миссис Риверс, которая после того, как ее приемная внучка уехала из дома, стала настоящим отшельником и отказывалась сообщать соседям что-либо о Жонкиль.
Честное сердце Билли было переполнено искренней любовью к Жонкиль, поэтому он очень беспокоился о ней. Неожиданная записка с обратным адресом Сент-Джонс Вуд была приятным сюрпризом.
Удрать с работы в это время было трудно, но Фрэнк Оукли, догадываясь о чувствах своего младшего брата к Жонкиль, разрешил ему задержаться на час после обеда. Поэтому Билли, горя желанием увидеть ее, взял такси от улицы Лиденхолл до «Корнер-Хауза», где она уже ждала его.
Одного взгляда на знакомую стройную фигуру было достаточно, чтобы убедиться, что Жонкиль совершенно оправилась после всех потрясений; выглядела она, во всяком случае, гораздо лучше, чем тогда, во время их последней встречи в Чанктонбридже. Он сжал ее руку и пробормотал:
— О, Килли, дорогая!
Жонкиль улыбнулась ему.
— Добрый старый Билл! — приветствовала она его. — Как я рада видеть тебя. Пойдем поищем столик и поговорим.
Они сели напротив друг друга в переполненном зале. Билли не отрывал глаз от Жонкиль и засыпал ее вопросами.
— Этот проклятый оркестр так гремит, что я почти не слышу тебя, — ворчал он. — Ты великолепно выглядишь, Килли. Где ты обитаешь? Что делаешь? Почему не давала о себе знать столько времени? Расскажи мне все.
Она рассказала ему о себе, начиная со дня прибытия в Лондон и встречи с миссис Поллингтон.
Она всем обязана Микки. После того дня, который она провела в доме Поллингтонов, Микки прежде всего нашла ей подходящее жилье, а потом работу. Она живет как пансионерка в очень славной семье в районе Сент-Джонс Вуд, их фамилия Робинсон. Они сильно нуждались в деньгах. Мистер Робинсон — фотограф. Однажды он фотографировал детей Микки и очень ей понравился. У Робинсонов выдался тяжелый год, и они были рады двум фунтам в неделю.
— Очень славный дом, нигде ни пылинки, и миссис Робинсон относится ко мне, как к родной дочери, — сообщила Жонкиль Билли. — Они ужасно добры ко мне. Потом Микки нашла мне работу у своей приятельницы, которая только что вернулась из Парижа и открыла магазин по продаже платьев и шляп на улице Олбимарл. Эта молодая женщина — вдова, ее муж погиб на войне. Пегги Фейбьян обладает потрясающей деловой хваткой. Она открыла салон в январе, и ей нужна была помощница, кто-нибудь, кто мог продавать товар, упаковывать покупки, отвечать на телефонные звонки и тому подобное. Микки подумала обо мне и послала меня повидаться с миссис Фейбьян, которая была так добра, что взяла меня. Я получаю три фунта в неделю, два из них я плачу Робинсонам, а один остается мне на карманные расходы. Не так уж плохо, правда, Билл?
Билли сидел, раскрыв рот от изумления. Он никак не мог связать Жонкиль-продавщицу в модном салоне в Уэст-Энд с подругой своих детских лет в Чанктонбридже. Мысль о наследнице Генри Риверса, зарабатывающей три фунта в неделю, казалась забавной. Однако вот она здесь, та же самая Жонкиль, с ее бледным пикантным лицом и с мальчишеской фигурой, с ее красивыми зеленовато-карими глазами, черными, коротко остриженными волосами и прямой челкой. Она была даже довольно элегантна сегодня. Он предположил, что она должна хорошо одеваться в интересах дела.
На ней был хорошо сшитый темно-синий костюм с вышивкой золотом на воротничке и манжетах, маленькая голубая с красным шляпка была надвинута на лоб почти до бровей; пара белых лайковых перчаток дополняла костюм. Жонкиль с лайковыми перчатками! Билли улыбнулся, вспомнив с некоторой грустью загорелые исцарапанные мальчишеские руки той Жонкиль, которая воспитывалась в Риверс Корте. Теперь эти руки были белые, удлиненные ногти отполированы. Да! Она сильно изменилась. За три месяца работы она приобрела уверенность, опыт, которые отложили свой отпечаток. В ней было меньше ребенка, больше женщины. Взгляд Билли, скользнув по ее левой руке, отметил, что обручального кольца на ней не было. Она не носила обручального кольца. Он вздохнул облегченно.
— Ну, Килли, все это очень странно! — сказал он. — И тебе действительно нравится твоя работа?
— Да, — сказала она. — Пегги Фейбьян обаятельная женщина и очень покладистая, и мне нравится целый день иметь дело с красивыми платьями. Конечно, это немного однообразно. Но, к счастью, дела у миссис Фейбьян идут очень хорошо, ее салон пользуется большим успехом.
— Ты стала намного старше, Килли.
Тень прошла по ее лицу. Она откинулась на спинку стула и перебирала пальцами перчатки.