Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
Андреа, видя радость Филиппа, ни в чем не сомневалась: она стиснула ему руку, словно благодаря за принесенное известие и разделяя то счастье, которое, казалось, он испытывает, и шепнула:
— Брат! Милый брат!
— Брат! Милый брат! — передразнил барон. — Похоже, она радуется тому, что нас ожидает.
— Но вы же видите, отец, Филипп счастлив.
— Потому что Филипп — восторженный юнец, но я, к счастью или несчастью, все взвешиваю и поводов для веселья не нахожу, — ответил барон, окидывая грустным взглядом обстановку гостиной.
— Отец, вы совершенно перемените мнение, как только я расскажу все, что со мной произошло, — уверил его молодой человек.
— Ну, рассказывай, — буркнул барон.
— Да, рассказывай, Филипп, — присоединилась Андреа.
— Как вам известно, я служил в Страсбургском гарнизоне. И вы, несомненно, знаете, что дофина совершила свой въезд во Францию через Страсбург.
— Да что можно знать в нашей дыре, — пробормотал Таверне.
— Значит, дорогой брат, дофина через Страсбург…
— Да. Мы с утра ждали, выстроенные на гласисе. Лил дождь, и мундиры наши промокли до нитки. Никаких извещений о точном времени прибытия дофины не поступало. Наш майор послал меня на разведку навстречу кортежу. Я проскакал почти лье и вдруг на повороте дороги встретился с первыми всадниками эскорта. Они ехали впереди кареты дофины. Я обменялся с ними несколькими словами, и тут ее королевское высочество приоткрыла дверцу, выглянула и спросила, кто я такой.
Кажется, она позвала меня, но я, торопясь доставить сообщение, уже пустил коня в галоп. — Усталость от шестичасового ожидания сняло как по мановению волшебной палочки.
— Ну, а дофина? — спросила Андреа.
— Она юна, как ты, и прекрасна, как ангел, — отвечал шевалье.
— Скажи-ка, Филипп… — нерешительно промолвил барон.
— Да, отец?
— Тебе не показалось, что дофина похожа на кого-то, кого ты знаешь?
— Кого я знаю?
— Да, да.
— Подобных дофине нет! — с воодушевлением воскликнул молодой человек.
— И все-таки попробуй припомнить.
Филипп задумался, но тут же ответил:
— Нет, не помню.
— Ну, а скажем, на Николь?
— Верно! Как странно! — удивился Филипп. — Николь вправду чем-то напоминает ее высочество. Однако насколько ее наружность грубее и низменнее! Но откуда вы узнали об этом, отец?
— Просто у меня тут сейчас находится колдун.
— Колдун? — с недоумением спросил Филипп.
— Да. Кстати, он предсказал мне твой приезд.
— Чужестранец? — робко поинтересовалась Андреа.
— Уж не тот ли это человек, что стоял рядом с вами, когда я приехал, и скромно удалился при моем приближении?
— Он самый. Но рассказывай дальше, Филипп.
— Может быть, нам пока подготовиться? — предложила Андреа.
Барон удержал ее:
— Чем больше мы станем готовиться, тем смешнее будем выглядеть. Продолжайте, Филипп.
— Да, отец. Я возвратился в Страсбург, доложил, сразу же оповестил губернатора господина де Стенвиля, и он тут же примчался.
Едва оповещенный вестовым губернатор прибыл на гласис, раздался барабанный бой, показался кортеж, и мы скорым шагом направились к Кельским воротам. Я был рядом с губернатором.
— Погоди-ка, — прервал его барон. — Ты говоришь, Стенвиль? Я знал одного Стенвиля…
— Родственник министра господина де Шуазеля…
— Это он. Продолжай, продолжай.
— Ее высочество молода, и ей, очевидно, нравятся молодые лица, потому что она довольно рассеянно слушала приветственную речь господина губернатора и все время посматривала на меня. Я же из уважения держался сзади.
«Не этот ли господин был послан мне навстречу?» — поинтересовалась она, указывая на меня. «Этот, ваше высочество», — ответил господин де Стенвиль. «Подойдите, сударь», — приказала она мне. Я приблизился. «Как ваше имя?» — спросила у меня дофина. «Шевалье де Таверне Мезон-Руж», — заикаясь, выдавил я. «Дорогая, запишите эту фамилию в свою памятную книжку», — обратилась дофина к пожилой даме, которая, как я впоследствии узнал, была ее воспитательницей графиней фон Лангерсхаузен, и та действительно занесла мое имя в записную книжечку. После чего, повернувшись ко мне, дофина промолвила: «Ах сударь, в каком вы состоянии из-за этой чудовищной погоды! Право, мне становится неловко, когда я подумаю, сколько пришлось вам из-за меня вынести».
— Как это мило со стороны дофины! Какие прекрасные слова! — хлопая в ладоши, воскликнула Андреа.
— Потому-то я и запомнил все — и каждое слово, и интонацию, и выражение лица, с каким она говорила, — короче все, все!
— Превосходно! Превосходно! — пробормотал барон с выразительной усмешкой, в которой отразилось и отцовское самодовольство, и то невысокое мнение, какое он имел о женщинах, в том числе о королевах. — Ладно, Филипп, продолжайте.
— И что же ты ответил? — спросила Андреа.
— Ничего. Я просто низко поклонился, и дофина ушла.
— Почему же ты ничего ей не ответил? — вскричал барон.
— У меня язык присох к гортани. Казалось, вся моя жизнь сосредоточилась в сердце, и я только чувствовал, как бешено оно колотится.
— Черт побери, когда я был в твоем возрасте и меня представили принцессе Лещинской [44] , я нашелся что ей сказать.
— Вы, сударь, гораздо сообразительнее меня, — ответил Филипп с легким поклоном.
44
То есть Марии Лещинской, будущей супруге Людовика XV.