Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
После этого Бальзамо бросился в комнату Лоренцы; едва он вбежал в нее, как раздался звонок Фрица.
— Это господин де Ришелье, — пробормотал он. — Ей-богу, будь он хоть сто раз герцогом, на этот раз ему придется подождать.
118. ДВЕ КАПЛИ ВОДИЦЫ Г-НА ДЕ РИШЕЛЬЕ
В половине пятого герцог де Ришелье вышел из дома на улице Сен-Клод.
Причины, по которым он посетил Бальзамо, прояснятся сами собой из дальнейшего.
Г-н де Таверне обедал у дочери; дофина на весь день освободила Андреа от службы, чтобы та могла принять у себя отца.
Герцог
Таверне бурно изъявил радость, Андреа горячо поблагодарила маршала.
Разговор принял такой оборот, какого можно было ожидать после подобного известия. Ришелье все время твердил о короле, Андреа о брате, Таверне об Андреа.
Она же в разговоре сообщила, что сегодня свободна от службы у дофины, что ее королевское высочество принимает двух немецких принцев, своих родичей, и что, намереваясь провести несколько часов в непринужденной обстановке, напоминающей венский двор, Мария-Антуанетта пожелала, чтобы при ней не было никого из ее придворных, даже статс-дамы, чем г-жа де Ноайль была так возмущена, что помчалась к королю с жалобами.
Таверне, по его словам, был в восторге от того, что Андреа свободна и отец может побеседовать с нею о предметах, касающихся ее судьбы и доброго имени. После этих слов Ришелье изъявил готовность удалиться, дабы оставить отца и дочь наедине, но мадемуазель де Таверне воспротивилась этому. И Ришелье остался.
В герцоге пробудился проповедник; он красноречиво живописал бедствия, которые обрушились на французское дворянство с тех пор, как оно вынуждено терпеть постыдное иго случайных фавориток, этих беззаконных королев, тогда как в прежние времена все поклонялись другим фавориткам, почти столь же благородным, как их августейшие возлюбленные, женщинам, что обретали власть над монархом благодаря красоте и любви, а над подданными — благодаря своей родовитости, уму, а также прямодушному и чистому патриотизму.
Андреа удивилась, найдя большое сходство между этими словами Ришелье и высказываниями барона де Таверне, которые она слышала несколько дней назад.
Затем Ришелье углубился в теорию добродетели, теорию настолько остроумную, языческую и французскую, что м-ль де Таверне вынуждена была признать, что ежели следовать построениям маршала, то она ни в коей мере не может быть признана добродетельной, и что подлинной добродетелью, как ее понимает г-н де Ришелье, обладали г-жа де Шатору [80] , м-ль де Лавальер [81] и м-ль де Фоссёз [82] .
80
Шатору, Мари Анн, герцогиня де (1717–1744) — фаворитка Людовика XV, была, кстати, дружна с Ришелье.
81
Лавальер, Луиза, герцогиня де (1644–1710) — фаворитка короля Людовика XIV.
82
Прозвище Франсуазы де Монморанси (1562 —?), дочери барона де Фоссёз, одной из любовниц Генриха IV в молодости.
От умозаключения к умозаключению, от довода к доводу речи Ришелье становились настолько прозрачны, что Андреа совершенно перестала что-либо понимать.
Что до Таверне, то по части нравственности он превосходил своего друга маршала, и речи его могли бы оскорбить слух человека не столь невинного, как Андреа, которая просто не способна была уразуметь, что имеет в виду барон.
На этом уровне беседа продолжалась почти до семи вечера.
В семь маршал поднялся и сказал, что вынужден отправиться в Версаль засвидетельствовать почтение королю.
Прохаживаясь по комнате в поисках шляпы, он столкнулся с Николь, у которой всегда появлялось какое-нибудь дело там, где находился г-н де Ришелье.
— Вот ты меня, малышка, и проводишь, — заявил он, потрепав Николь по плечу. — Понесешь букет, который госпожа де Ноайль велела срезать у себя в саду и посылает графине д'Эгмонт.
Николь присела, точь-в-точь как поселянка в комических операх г-на Руссо.
После этого маршал попрощался с отцом и дочерью, обменялся многозначительными взглядами с Таверне, с резвостью юноши отвесил поклон Андреа и удалился.
А теперь, с позволения читателя, мы оставим барона и Андреа обсуждать новую милость, которой удостоился Филипп, и последуем за маршалом. Это, кстати, даст нам возможность узнать, что он делал на улице Сен-Клод, куда, как мы помним, он явился в столь ужасную минуту.
Ришелье спускался по лестнице, опираясь на плечо Николь, и, как только они вышли, остановился и, глядя ей прямо в лицо, спросил:
— Так что же, голубушка, у нас, оказывается, есть любовник?
— У меня, господин маршал? — переспросила покрасневшая Николь, отступая назад.
— Тебя случайно зовут не Николь Леге?
— Да, господин маршал.
— Так вот, у Николь Леге есть любовник.
— Неужели?
— Некий прохвост, весьма недурно сложенный, с которым она встречалась на улице Кок-Эрон и который последовал за нею в Версаль.
— Клянусь вам, ваша светлость….
— Он капрал, а зовут его… Хочешь, малышка, я скажу тебе, как зовут любовника мадемуазель Николь Леге?
У Николь оставалась надежда, что маршал не знает имени этого счастливого смертного.
— Говорите, господин маршал, раз уж начали.
— Его зовут господин де Босир, — сообщил Ришелье, — и, по правде сказать, он оправдывает свою фамилию [83] .
Николь с видом оскорбленной невинности сложила перед собой руки, что, впрочем, не произвело ни малейшего впечатления на старика маршала.
— И теперь мы с ним встречаемся в Трианоне, в королевском дворце, — продолжал он. — Это, черт побери, серьезное дело. За такие шалости, деточка, выгоняют со службы, а господин де Сартин всех девиц, изгнанных из королевских дворцов, отравляет в Сальпетриер [84] .
83
По-французски «Босир» — красавчик.
84
Богадельня для женщин в Париже, служившая также исправительным заведением.