Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Я не совсем поняла ваш последний совет, — заметила Андреа.
— Позвольте мне руководить вами, слушайтесь меня и не старайтесь понять — для столь послушного и великодушного создания, как вы, так будет лучше. Кстати, чтобы вы смогли осуществить мой первый совет, я должен позаботиться о вашем кошельке. Возьмите эту сотню луидоров и обзаведитесь туалетами, достойными места, которое предназначено для вас с тех пор, как король соизволил нас отличить.
Барон отдал дочери деньги, поцеловал ей руку и удалился. Устремившись поспешно по аллее, по которой он пришел сюда, г-н де Таверне не заметил в глубине рощи Амура Николь, которая была погружена в беседу с неким господином, что-то шептавшем ей на ухо.
117. О ТОМ, ЧЕГО НЕДОСТАВАЛО АЛЬТОТАСУ ДЛЯ ЭЛИКСИРА ЖИЗНИ
На другой день после описанного разговора около четырех часов пополудни Бальзамо сидел в своем кабинете на улице Сен-Клод и читал только что врученное ему Фрицем письмо.
Как он ни крутил листок бумаги, но подписи на письме так и не нашел.
— Почерк мне знаком, — проговорил Бальзамо, — размашистый, неровный и чуть дрожащий, а в тексте много орфографических ошибок.
Он опять перечитал послание:
«Господин граф!
Особа, советовавшаяся с Вами перед падением последнего министерства, а также еще один раз, задолго до этого, прибудет сегодня, чтобы получить от Вас еще один совет. Позволят ли Ваши многочисленные занятия уделить ей полчаса между четырьмя и пятью вечера?»
В который раз перечтя письмо, Бальзамо вновь вернулся к своим размышлениям.
«За такой малостью нет смысла обращаться к Лоренце, да и разве я не могу догадаться сам? Почерк размашистый — признак руки аристократа, неровный и дрожащий — признак старости, множество ошибок — значит, писал придворный.
Ну и глупец же я! Да ведь это письмо от герцога де Ришелье! Разумеется, я найду для вас, господин герцог, полчаса; я найду и час, и целый день. Распоряжайтесь моим временем, как своим собственным. Разве вы, сами того не ведая, не являетесь одним из моих тайных агентов, одним из дружественных мне демонов? Разве не преследуем мы одну и ту же цель? Разве не расшатываем мы с вами вместе монархию, вы — как ее вдохновитель, я — как ее враг?
Приходите, господин герцог, приходите».
Тут Бальзамо достал часы и посмотрел, сколько ему осталось дожидаться герцога.
В этот миг вверху, в потолочном карнизе, зазвенел звонок.
— Что это? — вздрогнув, проговорил Бальзамо. — А, меня зовет Лоренца. Она хочет меня видеть. Не случилось ли с ней чего? А может быть, снова проявляет свой норов, свидетелем, а то и жертвой которого я часто бываю? Вчера она была очень задумчива, покорна и нежна — вот такой я ее люблю. Бедное дитя! Впрочем, надо идти.
Бальзамо запахнул халат, спрятав под ним расшитую сорочку и кружевное жабо, взглянул в зеркало, дабы удостовериться, что прическа в порядке, и, ответив звонком на звонок Лоренцы, направился к лестнице.
Однако, оказавшись в комнате, смежной со спальней молодой женщины, он по обыкновению скрестил руки на груди и, повернувшись в сторону, где, по-видимому, находилась Лоренца, всей силою своей не ведающей преград воли приказал ей спать.
Затем, словно еще сомневаясь, а может быть, из излишней осторожности он приник к незаметной щелке в стене.
Лоренца спала на диване, на который секунду назад упала, повинуясь воле своего повелителя. Более поэтичной позы не смог бы выдумать никакой художник. Волнуемая и томимая мощным потоком посланных Бальзамо флюидов, она была похожа на Ариадну кисти Ванло [79] : вздымающаяся грудь, трепещущее тело, искаженное отчаянием или усталостью лицо.
79
Ванло, Шарль Андре (1705–1765) — выдающийся французский художник.
Обычным путем войдя в спальню к девушке, Бальзамо остановился перед нею, залюбовавшись ее красотой, однако тут же решил ее разбудить: в таком состоянии она была слишком опасна.
Едва открывшись, глаза Лоренцы вспыхнули; затем словно для того, чтобы привести в порядок неясные мысли, она провела ладонями по волосам, облизнула влажные чувственные тубы и, заглянув в глубины памяти, собрала рассеявшиеся воспоминания.
Бальзамо не без тревоги наблюдал за Лоренцей. Он давно уже привык к ее резким переходам от любовной нежности к взрывам гнева и отвращения. Нынешняя задумчивость Лоренцы, которая прежде была ей не свойственна, хладнокровие, с каким она его встретила, вместо того чтобы вспыхнуть от ненависти, — все это указывало на нечто более серьезное из всего, что ему приходилось видеть до сих пор.
Лоренца выпрямилась, покачала головой и, устремив на Бальзамо взгляд своих бархатных глаз, попросила:
— Сядьте подле меня, прошу вас.
Услышав непривычно мягкий голос, Бальзамо вздрогнул.
— Сесть? — воскликнул он. — Ты же знаешь, Лоренца, что у меня одно лишь желание — провести всю жизнь у твоих ног.
— Сударь, — тем же тоном возразила Лоренца, — прошу вас сесть. Разговор нам предстоит недолгий, но, пожалуй, мне все же легче будет говорить, если вы сядете.
— Сегодня, как и всегда, милая Лоренца, я сделаю так, как ты пожелаешь.
И Бальзамо опустился в кресло рядом с сидевшей на диване девушкой.
— Сударь, — устремив на Бальзамо ангельский взор, проговорила Лоренца, — я позвала вас, чтобы попросить о милости.
— О, Лоренца, все, что ты только попросишь! — обрадованно воскликнул Бальзамо.
— Я попрошу лишь об одном, но предупреждаю: это самое мое горячее желание.
— Говорите же, Лоренца, говорите, пусть это будет стоить мне всего состояния, пусть это будет стоить мне полжизни.
— Это не будет стоить вам ничего, кроме минуты времени, — ответила молодая женщина.
Бальзамо, радуясь, что разговор принял столь легкий оборот, и призвав на помощь свое богатое воображение, пытался угадать желания, которые может высказать Лоренца и, главное, которые он сможет исполнить.
«Она попросит, — прежде всего пришло ему на ум, — служанку или компаньонку. Что ж, это огромная жертва, поскольку мои тайны и мои друзья окажутся под угрозой, но я пойду на эту жертву: бедная девочка так одинока и несчастна».