Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Кто она?
— Погоди.
— Тебе не кажется, что ты уже видела ее?
— Да. Это графиня Дюбарри.
— Все верно, Лоренца, все верно. Я схожу с ума от радости. Что она делает?
— Думает о тебе.
— Обо мне?
— Да.
— Ты можешь прочесть ее мысли?
— Да, ведь я же тебе сказала, она думает о тебе.
— Но что, что?
— Что ты ей обещал.
— Что обещал?
— Обещал дать ей тот самый напиток красоты, который Венера, желая отомстить Сафо, подарила Фаону [107] .
107
По преданию, великая древнегреческая поэтесса Сафо умерла от неразделенной любви к красавцу корабельщику Фаону, получившему от Афродиты дар влюблять в себя всех женщин.
— Правильно. И что же дальше?
— Она приняла решение.
— Какое?
— Постой. Она протягивает руку к сонетке, звонит. Входит еще женщина.
— Брюнетка? Блондинка?
— Брюнетка.
— Высокая? Маленькая?
— Маленькая.
— Это ее сестра. Послушай, что говорит ей госпожа Дюбарри.
— Она велит ей распорядиться, чтобы подавали карету.
— И куда она собралась ехать?
— Сюда, к тебе.
— Ты уверена?
— Такой она отдала приказ. О, его уже исполняют: я вижу лошадей, карету. Через два часа она будет здесь.
Бальзамо упал на колени.
— Если она и вправду через два часа будет здесь, — воскликнул он, — мне не о чем больше тебя просить, Господи! Молю только об одном: смилуйся над моим счастьем.
— Мой бедный друг, ты все еще боишься? — промолвила Лоренца.
— Да.
— Чего же тебе бояться? Любовь, которая дополняет физическое бытие, облагораживает и бытие духовное. Любовь, как всякая возвышенная страсть, приближает к Богу, а от Бога исходит просветленность.
— Лоренца, Лоренца, еще немного, и я сойду с ума от радости!
И Бальзамо опустил голову на колени своей прекрасной возлюбленной.
Он ждал доказательства, которое сделало бы его совершенно счастливым.
Этим доказательством должен был стать приезд г-жи Дюбарри.
Два часа промчались мгновенно — время для Бальзамо перестало существовать.
Внезапно Лоренца вздрогнула и взяла руку Бальзамо.
— Ты все еще сомневаешься, — сказала она. — Хочешь знать, где она сейчас?
— Да, — подтвердил Бальзамо.
— Карета мчится по бульвару, приближается, въезжает на улицу Сен-Клод, останавливается у ворот, в ворота стучат.
Комната, где они находились, была удалена от входа и так изолирована от всего дома, что стук бронзового молотка не был слышен в ней.
Тем не менее Бальзамо привстал на одно колено и замер, прислушиваясь.
Два удара, которыми постучался Фриц, заставили его вскочить: то был условный знак, что прибыл нежданный визитер.
— Значит, это правда, — прошептал Бальзамо.
— Ступай, Бальзамо, убедись, только поскорее возвращайся.
Бальзамо подошел к камину.
— Позволь мне проводить тебя до двери на лестницу, — попросила Лоренца.
— Идем.
Они оба прошли в комнату, украшенную шкурами.
— Ты не выйдешь из этой комнаты? — спросил Бальзамо.
— Нет, я же буду тебя тут ждать. Будь спокоен: Лоренца, которую ты любишь, это не та Лоренца, которой ты боялся, и ты сам прекрасно это знаешь. Впрочем…
Она замолчала и улыбнулась.
— Да? — поинтересовался Бальзамо.
— Разве ты не читаешь у меня в душе так же, как я в твоей?
— Увы, нет.
— Тогда вели мне уснуть до твоего возвращения, вели мне оставаться недвижной на этой софе, и я засну и не сдвинусь с места.
— Ну что ж, усни, любимая Лоренца, и жди меня.
Лоренца, уже борясь со сном, приникла поцелуем к устам Бальзамо, пошатнулась и упала на софу, шепча:
— До скорого свидания, мой Бальзамо, до скорого…
Бальзамо помахал ей рукой от двери, но она уже спала.
Приоткрыв рот, Лоренца лежала с распущенными волосами, на щеках играл лихорадочный румянец, глаза затуманились, и она была так прекрасна и чиста, так не похожа на земную женщину, что Бальзамо вернулся, поцеловал ей руку, поцеловал в шею, но не осмелился приникнуть к устам.
Снова раздался двойной стук — то ли графиня торопилась, то ли Фриц опасался, что Бальзамо в первый раз не слышал сигнала.
Бальзамо направился к двери.
Он уже закрыл ее, но тут ему почудился шорох, какой он слышал совсем недавно. Он приотворил дверь, осмотрелся, но ничего не обнаружил.
В комнате никого не было, только Лоренца прерывисто дышала во сне, изнемогая под бременем любви.
Бальзамо закрыл дверь и с радостным сердцем, без всякого беспокойства, страха и дурных предчувствий сбежал по лестнице.
Он заблуждался: не только любовь гнела грудь Лоренцы и делала ее дыхание таким тревожным.
То было нечто вроде сновидения, проникшего в летаргический сон, в который была погружена Лоренца, в сон, столь схожий со смертью.
Лоренце виделось в безобразном зеркале сонных видений, будто среди сгущающегося сумрака часть дубового потолка, нечто наподобие огромной розетки, начала вращаться и медленно, размеренно, равномерно с угрожающим шипением опускаться вниз; у нее появилось ощущение, что ей недостает воздуха, словно этот вращающийся круг потихоньку душил ее.
И еще ей почудилось, будто на этом опускном люке копошится некое бесформенное существо вроде Калибана из «Бури», чудовище в облике человека — старик, у которого живыми остались только глаза и руки, и он не отрывает от нее страшных глаз и тянет к ней иссохшие руки.