Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Но это опасно?
— Как правило, нисколько, — улыбнулся доктор.
— Очень хорошо, — облегченно вздохнула принцесса. — Только не слишком терзайте ее лечением.
— Ваше высочество, я совсем не буду ее терзать.
— Как! Вы ей не назначите никакого лекарства?
— При болезни мадемуазель в этом совершенно нет нужды.
— Неужели?
— Да, ваше высочество.
— Значит, никакого?
— Никакого.
И, видимо желая избежать более обстоятельных объяснений, доктор попросил у дофины позволения удалиться, сославшись на то, что его ждут больные.
— Ах, доктор, — обратилась к нему дофина, — если вы так говорите не только для того, чтобы успокоить меня, значит, здоровье у меня куда хуже, чем у мадемуазель де Таверне. Прошу вас, не забудьте при сегодняшнем вечернем визите принести мне обещанные вами пилюли, чтобы я могла заснуть.
— Ваше высочество, я приготовлю их сразу же, как только вернусь к себе.
И врач удалился.
Дофина же осталась у своей чтицы.
— Успокойтесь, дорогая Андреа, — сказала она с благожелательной улыбкой, — ваша болезнь совершенно не опасна, потому что доктор Луи ушел, даже не прописав вам никакого лекарства.
— Тем лучше, ваше высочество, — отвечала Андреа, — так как ничто не помешает нести службу у вашего королевского высочества, а именно этого я боялась больше всего. Тем не менее, не в обиду будь сказано ученому доктору, поверьте мне: чувствую я себя весьма скверно.
— Это, должно быть, не слишком серьезная болезнь, простое легкое недомогание, раз врач так спокойно к нему отнесся. Ложитесь и усните, а я пришлю к вам кого-нибудь из прислуги, потому что, как я вижу, вы одна. Господин де Таверне, проводите меня.
Дофина, утешив, как и обещала, свою чтицу, протянула ей руку для поцелуя и вышла.
139. ИГРА СЛОВ Г-НА ДЕ РИШЕЛЬЕ
Как мы видели, герцог де Ришелье отправился в Люсьенну с той стремительностью и решительностью, которые были свойственны бывшему послу в Вене и покорителю Маона.
Весело и непринужденно он, словно юноша, в мгновение ока взбежал на крыльцо, дернул за ухо Самора — как в былые дни, когда они жили в согласии, — и, можно сказать, ворвался в тот самый знаменитый обитый голубым атласом будуар, в котором бедная Лоренца видела г-жу Дюбарри, когда та собиралась на улицу Сен-Клод.
Лежа на диване, графиня отдавала г-ну д'Эгийону распоряжения на утро.
Заслышав шум, оба обернулись и при виде маршала буквально остолбенели.
— Вы, герцог? — воскликнула графиня.
— Вы, дядюшка? — вскричал г-н д'Эгийон.
— Да, это я, сударыня, это я, племянник.
— Вы?
— Я самый, собственной персоной.
— Лучше поздно, чем никогда, — заметила графиня.
— Сударыня, в старости у людей появляются капризы, — парировал маршал.
— Вы хотите сказать, что снова появились в Люсьенне…
— Из большой любви, на которую не действуют даже капризы. Именно так дело и обстоит, вы правильно уловили мою мысль.
— То есть вы вернулись…
— Вот именно, я вернулся, — подтвердил Ришелье, усаживаясь в самом удобном кресле, которое присмотрел с первого взгляда.
— Ну, нет, наверное, тут кроется что-то еще, о чем вы умолчали, — возразила графиня. — Каприз — это совсем на вас не похоже.
— Напрасно, графиня, вы меня в чем-то подозреваете, я стою большего, чем моя слава, и, если уж возвращаюсь, стало быть…
— Стало быть?.. — подхватила графиня.
— Стало быть, делаю это по велению сердца.
Г-н д'Эгийон и графиня расхохотались.
— Какое счастье, что мы тоже не совсем дураки и поэтому можем оценить всю остроту вашего ума, — заметила графиня.
— Что вы имеете в виду?
— Да я клянусь вам, что какой-нибудь глупец ни за что не понял бы причины вашего возвращения и безуспешно доискивался бы ее где угодно, только не там, где надо. Нет, ей-богу, дорогой герцог, ваши уходы и возвращения просто бесподобны, и даже Моле [120] лишь провинциальный фигляр по сравнению с вами.
120
Моле, Франсуа Рене (1734–1802) — знаменитый актер театра «Комедии Франсез».
— Значит, вы не верите, что меня привело сюда сердце? — воскликнул Ришелье. — Осторожней, графиня, я могу составить о вас превратное мнение. А вы, племянник, не смейтесь, не то я нареку вас Петром, но ничего на сем камне не построю [121] .
— Даже министерства? — осведомилась графиня и снова от всего сердца расхохоталась.
— Бейте меня, бейте, — с напускным смирением откликнулся Ришелье, — сдачи я вам не дам: я уже слишком стар и не могу себя защитить. Издевайтесь, графиня, это развлечение теперь не опасно.
121
Имя «Петр» в переводе с греческого означает «камень». Ришелье имеет в виду слова Иисуса Христа, сказанные им апостолу Петру: «…ты — Петр, и на сем камне я создам церковь мою».
— Напротив, графиня, соблюдайте осторожность, — вмешался д’Эгийон. — Если дядюшка еще раз упомянет о своей слабости, мы пропали. Нет, герцог, бить вас мы не станем: при всей вашей беззащитности — подлинной или мнимой — вы дадите сдачи, да еще как! Нет, мы в самом деле очень рады вашему возвращению.
— О да, — дурачась, продолжала графиня, — и в честь этого стоило бы устроить потешные огни. Но знаете, герцог…
— Ничего я не знаю, — с детской наивностью отвечал Ришелье.