Жу
Шрифт:
— Чего ты боишься? Не знаю, по мне, так лучше умереть от пули, чем от голода. В конце-концов, осталось не много… Я и на корнях проживу, да и ты недельку-другую, думаю, протянешь без еды. Решай.
— Мне патроны, тебе ружье, иначе никак. Ружье отдам по частям, — добавил Виктор. — Одну часть, — ты мне патроны, и я отдаю вторую… Собрать не сложно… Ну что?
— В патронах порох… Порохом можно взорвать все что угодно.
— Я не подрывник, но думаю, пороха из трех патронов не хватит и дверцы от шкафа с петелек сорвать.
— Боюсь, что хватит.
—
— Зря ты так Витя… Иногда, приходится доверяться другим… Иногда — нужно доверять другим… Хм… Был такой случай, — нехотя, после длительной паузы сказал Жу.
— Еще одна история?
— Эта, короткая, — сказал как-то виновато.
— Ладно, валяй, все равно делать нечего…
— Отряд легионеров, был на марше, — начал, заметно ободрившись. — Двигался из центральной базы, где-то в Судане, в какое-то село, чтобы усмирить какой-то бунт, подстрелить пару аборигенов, поддержать союзный клан.
Путь, оказался длиннее, чем думали; кончилась вода.
Небольшая группа, пять человек, должна отделиться от основного отряда, съехать в сторону на несколько километров, набрать воды, и нагнать своих к следующему утру.
Снаряженной группой командовал капитан Виснор. Он же переводчик.
Не успели добраться до ближайшего колодца, как их с улюлюканьем и выстрелами в воздух окружили всадники; лица перемотаны тряпками, даже глаз не видно. Легионеров обезоружили, бросили в глубокую, тесную яму.
Виснор, как единственный, кто знает язык, пытается переводить товарищам редкие обрывки разговоров, что доносятся сверху.
— Чего они хотят, капитан? — спросил совсем юный, безусый сержант Футьен.
— Еще не знаю, ждут, какого-то Мурзафа, видать местный князек, он и решит нашу судьбу.
— Капитан, не щадите нас, скажите, вы уже слышали какие-то слова… "казнь, расстрел, кара, кровь"?.. — уточнял Футьен. Виснор поспешил успокоить:
— Нет, пока только о лошадях говорят, и про Мурзафа, его здесь очень чтят.
— А вот это слово "Баншисьхрас" или "Ваншисьхрамс" или… или… оно… оно что-то… связанное с насилием?
— Нет Футьен, не переживайте, так здесь называют людей, которые чтят Мурзафа больше остальных.
К ним подошли только через сутки. Вернее — подошел, бородач, лет тридцати, с раздражительной привычкой сильно жестикулировать; он будто пытается слепить из воздуха предметы, или образы о которых говорит.
— Ну что сссабаки! — приветствовал пленников, ловкой кистью схватил невидимого, грязного пса за загривок, и отшвырнул в сторону.
— Очень образно, — похвалил Виктор.
— Ну, — смущенно сказал Жу. Продолжил:
"Ну что, собаки, — сказал он. — Меня зовут Маншихрас. Я убил за свою жизнь больше тысячи "неверных"! Меня знают по обе стороны границы, как самого кровожадного нукера на Востоке. Но сегодня, у меня праздник, моя лошадь ожеребилась, и один из вас останется жить. Кто? — решит аллах. Отпущу, через двадцать
Еще что-то говорил, потом что-то ответил на арабском Виснор, и им скинули лестницу.
— А ты останешься, — сказал Виснор Футьену, — пойдут только четверо.
— Почему я? — возмутился сержант, но его одернул один из пленников. Футьен недовольно от всех отвернулся.
— Все очень просто, — рассказывал капитан по дороге. — Нас хотели убить, но судьба благосклонна. У них тут был съезд старейшин, — сидели, угощались и двое из именитых гостей ни с того ни с сего, вдруг взяли и померли. Остальные — ничего, живехоньки. Чего там жрали те двое, никто не помнит. Что отравлено — не ясно. Времени готовить — нет; Мурзаф уже подъезжает, и если его не покормить… Наш новый добрейший покровитель Маншихрас боится, остаться без головы. Предлагает нам пообедать.
Никто не помнит, чтобы ел птицу, рис, лаваш, или пил сливовое вино, кстати — все, любимые блюда Мурзафа.
Стол ко всеобщей радости не так скуп, как думали; вином с мясом, уже проверенными гостями, насладился каждый. Они ни ели молча, заглядывая друг другу в глаза — нет. Звучали шутки, говорились тосты, и даже была спета душевная, патриотическая песня. И когда рядовой Сожардон схватился за живот, каждый успел сказать товарищу: "прощай брат" и пожать несчастному руку. Отравленной — оказалась птица.
Ночью приехал Мурзаф. Утром за легионерами пришли. Виснор попросил оставить Футьена, — Маншихрас разрешил. После этого Футьен больше не разговаривал с Виснором. Он был напуган, подозревал капитана в коварстве.
На этот раз, нужно стрелять из огромных старинных пушек. Мурзаф спорил с одним из старейшин, что те выдержат тройной заряд пороха. Некоторые, горячие головы готовы увеличивать ставки на крепость орудий по ходу проведения испытаний. Проиграл — один Мурзаф, — уже третья разлетелась на кусочки, снесла пол туловища одному из легионеров.
Следующий погиб, когда гости соревновались в меткости. Обреченные, но не сломлены люди, ставили себе на головы яблоки, и сами выбирали стрелков. Виснору повезло, — выбирал первым, отобрал самых трезвых.
Потом была игра, чемто напоминающая русскую рулетку, и их осталось двое, Виснор и Футьен.
Перед ними положили три монетки, решкой вверх. С обратной стороны, там, где орел — краской нанесли несколько жирных точек: на одной красного цвета, на другой желтого, на третьей зеленого. Перевернули, перемешали. Виснор, может заглянуть под первую монету, Футьен под среднюю. Кто первый назовет цвет третьей, будет жить, кто рискнет назвать первым, но ошибется — умрет. Участники могут общаться между собой. Эта игра, несмотря на кажущуюся простоту, некоторыми ценителями считалась самой зрелищной.