Жу
Шрифт:
17
…обошел знакомую кривую осину, прошел под ссохшемся, дырявым монстром, с трудом узнавая в нем некогда роскошный, могучий дуб и уперся в поляну, из которой болезненным, каменным наростом выпирает непреступная, мрачная скала. Старый вход в пещеру заделан белыми кирпичами, метрах в пяти, на неровной отвесной стене, большой черной точкой отсвечивает новый.
Перед входом, между кучей белых кирпичей, и мешками с цементом спит — Виктор. Сильно постарел. Выбритое, сгоревшее на солнце лицо усыпано глубокими, морщинами. Из под охотничьего маскировочного плаща торчат худые, бледные, обтянутые ссохшейся кожей — руки. У изголовья, возле открытой фляги с водой, ружье.
Зверь не хотел будить человека. Присел рядом, долго с любовью и жалостью рассматривал его — уставшего, уже старого, прожившего нелегкую жизнь.
Солнце почти спряталось за деревья. Глаза старого охотника открылись, резко дернулся, пошарил рукой в поисках ружья: не нашел. Зверь заранее, пока тот спал, отложил ружье в сторону и аккуратно, чтобы не поцарапать острыми когтями золотистую, рифленую обивку приклада, несмотря на массивность и кажущуюся неуклюжесть лап, легко засунул в чехол.
ЗАДОЛГО ДО…
…тоже не знал, откуда он, зачем его придумали, — неужели просто так, без всякой цели?.. Но тогда, об этом не задумывался, — просто жил, изучал жизнь, себя в жизни.
Каким был раньше, — почти не помнил. Другим. Раньше он убивал, раньше ел свежее мясо, и кажется, имел на это право. Но потом научился думать, понимать, и такого права у него больше не было. Он так решил — сам решил, и может, это первое, что изменило его, сделало другим, непохожим на остальных. Впрочем, что нам известно о причине и следствии?
Это бунт против природы, гадал он, или все таки… — нет? Может, все его желания, вовсе не "его", а как раз "ее"(природы)?!
Больше не убивал, мясо старался не есть, но зимой, — когда не было ягод, когда не добраться до корней, и жировой запас на исходе, — не гнушался падалью, и мелкими грызунами.
Некоторые странности своего организма, не мог объяснить даже себе: всегда копировал крупных зверей, что были не далеко. Когда чувствовал, что изменения переходят допустимый предел, — просто менял место обитания, восстанавливался, и организм снова находил самый крупный объект; процесс повторялся. Менялись и те, кого копировал.
Что дал разум? Разум дал — чувства. Любое событие, явления природы, чужую, свою боль, переживал остро… острее любого другого.
Мозг работал на пределе, и в течении трех-четырех месяцев, — обычно с июня, раз в два-три года, — полностью разгружался. В такое время он терял память, становился неосторожным, уязвимым; рефлексы затормаживались, притуплялись, и "странный зверь" попадался на глаза двуногим, опасно приближался к местам их обитания.
Люди интересовали его, — интересовали очень, — и на время лишенный внутренних тормозов, как мотылек, летящий на огонь, он мог подойти на расстояние выстрела, и даже ближе.
И как-то раз, оказался слишком близко к человеку…
Виктор был очень амбициозным, но не очень думающим бандитом. Коллеги по цеху уважали его и, наверное, где-то в душе любили и, тем не менее, перед тем как выстрелить в грудь, — в отместку за что-то там, — сперва сломали ноги. Ему повезло, — не стали закапывать, — просто выбросили в лесу. Второй раз повезло, когда оказалось что он жив и может ползти, правда, как выяснилось, — не в ту сторону.
"Зверь" нашел его на третий день в десяти километрах от дороги.
Как две противоположности они сошлись, отметили, что интересны друг другу.
"Зверь" выхаживал человека бескорыстно, ничего, не требуя в замен. Виктор поправлялся быстро; ел орехи, заедал малиной и что-то упоительно врал про свою жизнь. "Зверь" не верил, но ему все было интересно, — требовал еще и еще новых историй.
— Да что ты — в самом деле?! — как-то сказал, смеясь со своей очередной байки человек. — Если тебе так интересно, почему бы не узнать самому. Сколько есть замечательных книг, умных людей, красивых идей — уууу.!!
С тех пор эта мысль не покидала "зверя". И одним днем — сам предложил Виктору на время поменяться.
Три года — срок, отпущенный каждому на то, чтобы примерить чужую шкуру и может быть, найти ответы на какие-то вопросы.
Так "зверь" стал Виктором, а Виктор "зверем".
Три года, для "зверя" прошли быстро: в чтении, общении, постоянном поиске информации.
Философы раздражали; они с полной серьезностью задавали вопросы, ответы на которые он оказывается давно знал. И чем умнее они — тем циничней, а он искал не это…
Писатели нравились больше, они добрее, в представлении о жизни, казалось ему, меньше глупостей, но больше лукавства, недосказанности, что можно, при желании, принять за знание. Правда, и те, сильно зациклены на природе человека, — тоже быстро наскучили.
К живописи и поэзии относился лучше, но покорила сердце — музыка.
Не жалел о потраченном времени, узнал что хотел, и даже больше. Но было и разочарованнее. Не увидел в людях себя. И вопрос, кто же он сам — остался.
Последние месяцы не мог дождаться, уехал из города и жил в палатке, возле оговоренного ранее места.
Этой осенью Виктор не пришел. Его не было и на следующий… и еще через год… и еще через семь.
"Человек поневоле" со всех концов мира собирал информацию: о необъяснимых явлениях, снежных людях, оборотнях, прочей нечисти. Был членом многих охотничьих клубов. Интернет, газеты, слухи — все шло в ход и все проверялось.
Однажды повезло, — приблизился к беглецу так близко, что смог задавать вопросы, но тот не ответил — ушел, проигнорировал "человека", не оставил несчастному никаких шансов, никаких надежд.