Жулики. Книга 3

Выбросило их на берег реки Арканзас. Иван, которому выдали "пачпорт" и ставший, в соответствии с ним, Тихоном Руковишниковым, сидел на кобыле пегой масти и осматривал окрестности. Он иногда встряхивал головой, пытаясь осмыслить, как так получилось, что уснул на постоялом дворе, а проснулся на диком берегу реки, по которой совсем недавно плыл на "лесине".

– Чей-то я не узнаю мест энтих-то,– бормотал он, всматриваясь в обрывистые берега.

– Нака карту, глянь,– Мишка сунул ему под нос лист бумаги.– Вот

– Ну, дык. Это еще верст пятьдесят ехать до того городишки, где меня стреножили басурмане. Бурна тут речонка, вона ить как каменьями ворочат. Мы тута два дни шлюпа вдоль берега тянули. Еле протерлись. Одну на дощечки разнесло. Ружжа потома из омутов доставали. Ох, нанырялись,– вспомнил Тихон, ежась.

– Заставили что ли?– посочувствовал ему Мишка.

–Ну, нет… канешна. Деньгу посулили, вота и полезли. Чилавек он ить скатина, но при душе, а ей чо? Ей антирес надобен. Без антиресу никак.

– Учись, Мишка, мудрость из Тихона плещет через край. Поехали,– тронул Серега Верку с места.– Ты, Тихон как на лошадях?

– Дык, как все. Но-о-о, Манька.

– Чего Манька-то?

– Бабу мою так звать. Забыла, пади, стервь. Приеду, прибью.

– Да ты, Тихон, с чего это взял? Может быть, все глазыньки проплакала бедная? А ты "прибью".

– Че я их аспидово племя не знаю чтоль? Муж за порог – жена из дому скок.

– Так детишки опять же у вас. Куда от них "скок"? Перебиваются, поди, с хлеба на квас, голодают или того хуже продали тоже куда-нибудь за "декалона" пузырь. Жизнь-то не сахар, поди, там?

– Да где там – сахар. Хрестьянину на Руси када сахарно-то быват? Побывал в разных царствах. Ни де хуже, чем у нас, не видал.

– Неужто и "ни де"?– усомнился в словах Тихона Серега.

– Святой, православный крест,– Тихон истово обмахнулся крестным знамением.

– Ничего, Тихон, будет и на Руси хорошо. Когда-нибудь,– Мишка протянул Тихону саблю в ножнах.– Нака вот "меч кладенец". Говорят, что здесь "озоруют". Места разбойные. Осторожнее, острая,– двинулись они по восточному склону, который был скалистым и приходилось выбирать направление, осторожно перемещаясь между нагромождениями скальных пород.

– Подняться надобно выше. Там степь здешняя, дикая. Прерия зовется. Суглинок с песком, но все спорее будет, чем так-то плестись меж камений этих,– высказал предложение Тихон.

– Прав ты. Чего тащимся по каменюкам? Давай вверх,– Серега спешился и повел Верку в поводу, в сторону от Арканзаски.

– Вот ведь места тут,– Мишка оглядел окрестности.– Как на Луне, блин. Ни кустика, ни деревца и трава какого-то рыжего цвета здесь. Пустыня Сахара. Земля вон потрескалась вся от зноя. Градусов сорок, наверное, по Цельсию.

– Мудрены слова речешь. Понятно – из Питерсбургу. Там, пади, все грамотеи? А места дикие, неухожены аки в аду тут. Сковард с грешниками тока не хватат,– Тихон пнул Маньку каблуком в подбрюшье.

– Но-о-о, утроба,– Манька рванула с места со скоростью сто км в час и Тихон едва не вылетевший из седла, перепугано заорал, натягивая поводья.– Тпр– у– у, зараза. Куда?– Манька встала как вкопанная, и Тихон вылетел из седла, мелькнув в воздухе новенькими ботами допотопными, 45-го размера. Приземлился он удачно на ноги и по инерции пробежав метров пять, загребая "ластами" пыль Оризонской пустыни, упал на четвереньки, ткнувшись бородой в растрескавшийся от жары суглинок, почти без травм. Пустяшная ссадина на лбу и испуг до дрожи в коленях, вот и все последствия "родео". Мишка с Серегой, наблюдавшие за этими прыжками, умирали со смеху, а виновник веселья хмурился сначала, испуганно подходя к строптивой Маньке, а потом тоже не выдержал и прыснул, расплывшись в улыбке:

– Вот ведь, стервь – Манька. Ну, вылитая женка моя. Такаж зараза,– смеялся Тихон, забираясь опять в седло.– Вот ведь бабы, никакого понятию и степенности. Но-о,– уже аккуратнее ткнул он Маньку.– Ишь шустрая кака!

– Ты, Тихон, давай пока за Михой следом, если что, то тебя вокурат на его Лерку перебросит, но все же не тормози так резко. Аккуратнее с Манькой,– посоветовал Серега.

Километров тридцать проскакали, никого не встречая, сверяясь с картой и Тихон, все увереннее ориентируясь по ней, отрицательно мотал головой.

– Вот,– ткнул он, наконец, на противоположный берег.– Пасады ихи,– городишко действительно состоял всего из одной улицы, и назвать его городом мог только идиот, никогда настоящего города не видевший.

– Город, блин. Домов сорок. Точно, как в кино. Кирха, почта, салун. Может грабанем здешнее отделение банка для прикола, как в вестернах? Будет что вспомнить,– Мишка подмигнул озорно Тихону и тот испуганно перекрестившись, замахал руками:

– Че мы нехристи каки чтоль? Вона переправа у них там. Будем заходить, аль как?

– А что там делать, если почту не грабить? И отсюда видно, что захолустье и скука жуткая. Все развлечение – салун. Где они жрут свой самогон, который называют виски. Дрянь жуткая. Я попробовал один раз,– Мишка плюнул на растрескавшуюся от жары землю.– Дрянь. Как они ее вообще пить могут?

– Миш, поэтому у них и с пьянством нет проблемы, что дрянь. Не то, что у нас "сладка водочка". Мы ведь не только от последствий возлияния кайф норовим получить, но и от самого процесса. А эти, принимают свой "вискарь", как микстуру.

– Во, во – дикие люди, но в шляпах все,– поддержал Серегу Тихон.– Вона едут. Щас проверку учинят. Кто, да пошто мимо их городу? ШерифА.-

"Шерифов" было трое, двигались они прямо на них, сидя на лошадях и при ружьях.

Дробовики держали в руках поперек седел и пока стволами вниз. Но пальцы уже на курках. Все трое были в куртках серого цвета и долгополых шляпах. Штаны с лампасами и сапоги со шпорами, с натяжкой могли причислить эту троицу к органам правопорядка. Какая-никакая, а форма. Троица резко, как по команде, остановила своих лошадей в десяти метрах перед остановившимися путешественниками и "шериф", сидящий посередине, приподнявшись, рявкнул: