Журавли над полем (сборник)
Шрифт:
– Мой батюшка и не настаивал, чтобы я пошел по его стезе, – говорил он Маркину. – Я даже церковь посещал больше по необходимости, дабы родитель был доволен уж тем, что я где-то с ним рядышком. А я любил смотреть на машины. Приду, бывало, на железнодорожную станцию и смотрю зачарованно на махину паровоза, размышляя о том, как это в чреве его происходит превращение угля и воды в пар, и как тот пар двигает части тела машины, сообщая ей такую громадную силищу – тащить за собой целый груженый состав из двадцати вагонов. Читать и писать начал рано, потому изыскивал разные книги, из которых мог почерпнуть знание об интересовавших меня разных машинах. Потом, после
– Как вы здесь оказались? – спрашивал Маркин.
– Наш отдел конструировал один технологический узел, при его изготовлении и запуске в производство, по непонятным мне причинам произошла авария и погиб человек. Вместо того, чтобы разобраться, половину нашего отдела посадили, обвинив во вредительстве. А было ли оно это вредительство, я не могу утверждать, потому что лично мое участие в разработке было слишком узкое, специализированное, где, я считаю, ошибка исключена. Но разве может быть сын священника честным человеком и хорошим инженером?.. В общем, подписывать что-либо я наотрез отказался.
Когда Блажного в очередной раз уводили на допрос, сокамерники ожидали его с нетерпением, гадая, куда унесут их товарища: в камеру или уж сразу в «холодную» – так в тюрьме называли морг. Однако Блажной все возвращался и возвращался, поражая сокамерников своей живучестью.
Но однажды не вернулся, и вся камера замерла в ожидании рокового известия.
Просовывая в окошко камеры баланду, охранник вяло сообщил:
– Блажного свово не дождетесь, ево осудили на десять годков. Так что свидетесь на Колыме.
И добавил, ухмыльнувшись:
– Ежели, канешна, сами доживете.
Для Маркина допросы продолжились. Новый следователь представился как Выдрин Геннадий Николаевич. Внешне ничем вроде не примечательный: около сорока лет, худощавый, среднего роста, с небольшой лысоватой головой и лицом, напоминающим зверька. Не своим выражением лица напоминающий, а скорей непропорциональным лицу размером носа и близко посаженными глазами – прищуренными и холодными.
О Выдрине арестанты рассказывали, понизив голос, передавая подробности его биографии, поначалу бьющего в барабан пионера, затем комсомольца, который всегда «на переднем крае» советской молодежи, а уж потом и коммуниста – пламенного борца за самые высокие идеалы. И трудовая биография Выдрина складывалась по восходящей лестнице: комсомол, партийная работа и, наконец, следственный отдел, куда Выдрин якобы попросился сам.
Никто не знал, что можно было ожидать от следователя Выдрина, который готовился к каждому допросу, как готовится актер к выходу на сцену – недаром арестованные между собой называли его «Артистом». К подследственному, которого приводили в помещение для допроса, он входил тогда, когда тот уже уставал от ожидания своей участи. Входил быстро, вроде как торопится приступить к «работе», или, наоборот, – медленно, крадучись, будто готовился «к прыжку», или эдак вразвалочку, изображая из себя «простецкого парня», который пришел поговорить «по душам», чтобы разрешить участь арестованного самым благоприятным для последнего образом.
На этот раз Выдрин
– Мне в вашем деле все понятно, и, вижу, коллеги мои несколько перегнули палку в формировании обвинительного заключения. Но мы это поправим. Та-ак.
Некоторое время, выражаясь языком актеров, «держал паузу», затем резко наклонился в сторону Маркина, спросил:
– Так, Василий Степанович, или не так?.. А?.. Поправим, говорю?.. Маркин кивнул головой.
– Вот и ладненько. Теперь посмотрим по пунктам: тут сказано, что вы травили людей формалином – ну не чушь ли? А, Василий Степанович?.. Выходит, и все ваши предшественники тоже травили людей формалином. Так я говорю или не так?..
Маркин кивнул головой во второй раз.
– Читаем далее. Семенное зерно было должным образом не оформлено, поэтому колхозы в свое время не получили качественные семена для посева. Та-ак. Но и это какая-то ерунда. Существует же общепринятый порядок в оформлении такого рода документов, и вряд ли вы стали бы его нарушать.
Маркин кивнул головой в третий раз. В душе его ворохнулось что-то вроде надежды на благополучный исход в злом повороте его судьбы.
«Мягко стелет, да не пришлось бы жестко спать, – подумалось в то же время. – Хотя. черт его знает, чего ожидать.»
Решил пока отмолчаться, а там видно будет.
– «Сын врага народа Степана Маркина, раскулаченного крестьянина из станицы Расшеватская.», – читал дальше Выдрин. – А кто сегодня не сын или бывшего кулака, или бывшего священника, или бывшего царского чиновника, или бывшего царского же военного? Кто?.. Где взять идеальный человеческий материал, чтобы строить развитой социализм, а потом и коммунизм? Где?.. Воспитывать надо людей, растить из детей бывших врагов советской власти настоящих преданных делу революции борцов – вот, что надо делать сегодня, и это есть первостепенная задача, которую определяет перед нами наш великий вождь Иосиф Виссарионович Сталин. Ему же принадлежат и слова: кадры решают все.
Следователь говорил это, расхаживая перед арестованным. После последних слов остановился, спросил:
– А к чему мы придем, если будем разбрасываться кадрами? А?.. Вот вы, Василий Степанович, около года, как арестованы и, значит, от вас никакой пользы народному хозяйству. Так я говорю или не так?
Маркин в который уж раз кивнул головой.
– Так чего же вы здесь делаете, если работа стоит?.. Если дел невпроворот?.. Если не решены главные задачи государства?..
Выдрин наклонился к Маркину, упершись руками в крышку стола, доверительным тоном предложил или даже, может быть, попросил:
– Давайте, Василий Степанович, на чистоту и покончим с этим недоразумением разом.
И Маркин неожиданно для себя рассказал Выдрину о своей работе, о том, какой неожиданностью был для него арест, и как он терпел тюремные лишения ради жены и дочери.
Далее произошло необъяснимое, о чем потом вспоминал со стыдом и никак не мог взять в толк, что человек может быть до такой степени унижен другим человеком, пусть даже и облеченным неограниченной властью над арестантом.
– Вот ты и попался, сволочь, значит, ты все терпел все ради жены и дочери? – вдруг прошипел Выдрин. – Ты думаешь, мы тебе простили твое кулацкое происхождение и все шито-крыто? Ты уехал в Сибирь, чтобы отомстить за свою семью, дабы беспрепятственно вредить нашему советскому строю и сельскому хозяйству?..