Журнал Наш Современник №5 (2002)

Журнал Наш Современник

А поскольку заявление, под рубрикой “Новости”, приводится в том же самом номере “Радонежа”, из которого мы получили потрясающие сведения о некрещености папы римского (как и всех католиков вообще — так о каких же христианских ценностях речь?) и на первой странице которого над Красной площадью нависает угрожающая тень этого самого “некрещеного папы”, сопровождаемая слоганом: “Папа объявил России войну”, то, право, есть от чего впасть в задумчивость. К сожалению, здесь налицо прямая корреляция с общим политическим стилем нынешней России, которая неудержимо пятится, время от времени принимая угрожающее выражение лица (нелепости, вроде только что упомянутого открытия “Радонежа”, и призваны, видимо, имитировать такую угрозу), — разумеется, никого не могущее ввести в заблуждение.

Так было и в конце 90-х годов, когда именно после “христианского Маастрихта” в Граце началась уже прямая подготовка визитов папы в восточнохристианское и, конкретнее, постсоветское пространство. В конце лета 1998 года президент Румынии Эмиль Константинеску направил папе приглашение посетить страну, и осенью того же года оно было подтверждено патриархом Феоктистом, несмотря на распри

последнего с униатами из-за церковного имущества. Летом же 1998 года состоялся официальный визит в Рим румынского премьер-министра Раду Василе, который со своим итальянским коллегой Проди обсуждал проект гигантского международного нефтепровода Констанца — Триест, предназначенного также и для перекачки каспийской нефти. Тогда же “Коррьере делла сера”, опубликовала статью, выразительно озаглавленную “Италия — Румыния: нефтяная ось”, но папский визит в Румынию примечателен не только своей уже отмечавшейся соотнесенностью с общей стратегией продвижения Запада на Восток в постблоковой Европе, но и удивительной его беспроблемностью — тем более удивительной, что это была первая православная страна, посещенная понтификом после церковного раскола 1054 года. Ни тени протестов, всеобщий восторг — все говорило о правильности выбора места дебюта, ибо, хотя и православная, Румыния исторически засвидетельствовала о себе как о носительнице, пожалуй, мощнейшего в Восточной Европе комплекса влечения к Риму, сочетающегося с не менее мощной и устойчивой русофобией. В этом отношении она едва ли не превосходит даже католическую Польшу, и потому выпавшую ей роль — гостеприимно открыть Ватикану врата восточнохристианского пространства — в мае 1999 года исполнила безукоризненно. А осенью того же года, 8 ноября, нога Иоанна Павла II ступила на землю Грузии, и этот новый визит также был вписан в систему важнейших стратегических и даже военно-стратегических достижений Запада: принятых на саммите в Стамбуле решений о выводе российских войск из Грузии и Приднестровья и прокладке нефтепровода Баку—Тбилиси—Джейхан (Турция). Кроме того, пресса особо подчеркивала тот факт, что понтифик прибыл в Грузию, возвращаясь из Дели, т. е. следуя Великим Шелковым Путем , о центральном значении которого для США заявила тотчас по вступлении в должность президента Дж. Буша его советник по вопросам национальной безопасности Кондолиза Райс.

В Грузии визит папы внешним образом протекал более драматично, нежели в Румынии, с протестами немалой части монашеского духовенства. Однако за ним не последовали толпы негодующих мирян, сам католикос Илия приветствовал папу, а что до высшего политического уровня, то с него прозвучали заявления вообще удивительные. Президент Шеварднадзе назвал прибытие папы в Тбилиси самым крупным событием в истории христианства на Кавказе (а мы-то полагали, что таковым — по крайней мере, для Грузии — было прибытие сюда ее просвети­тельницы Нины, по преданию, сестры Георгия Победоносца). Что же да католикоса, то именно из его уст прозвучали слова, что “визит папы римского поможет представлению Грузии на самом высоком уровне в мировом сообществе”. Тем самым было обозначено существо проблемы, а именно: то, что выбор странами восточнохристианского мира вектора и даже идеала вхождения в “цивилизованное общество”, понимаемое как сообщество, основанное на ценностях Запада, лишал опоры и обессмысливал прежний многовековой формат противостояния, основанный на восходящем с Византии представлении о ее не только цивилизо­ванном равенстве с латинской Европой, но и об ее превосходстве. Справедливость требует признать, что для этого были немалые основания: ведь восторженные строки Византии посвятил сам Данте, и вплоть до XI—XII веков она для всего христианского мира представала средоточием не только огромных богатств, но и велико­лепной, блестящей культуры. Тогда — недосягаемой для Запада, в большинстве провинций которого, по признанию современного английского историка Рансимена, культурный уровень был гораздо ниже.

С учетом всего этого посещение папой кафедрального собора Святицховели в древней грузинской столице Мцхета, а также отслуженную им во Дворце спорта мессу следует считать событиями огромного символического значения. Аргументы “от статистики”, к которым так любят прибегать иногда православные оппоненты — мол, не так уж много людей пришло на папскую мессу, совершенно не умаляют этого значения, да и вообще не выглядят убедительно. Учитывая, что речь идет об исконно православной стране, и трудно было бы ожидать, что на мессу будут рваться толпы; но гораздо важнее то, что не протестовали толпы, что атмосфера на улицах была абсолютно спокойной. Такое же спокойствие будет отмечать и все последующие визиты папы в восточное пространство, в том числе и самый “острый” из них — на Украину. А это значит, что энергия массового противостояния исчерпала себя — по причине ли далеко зашедшей секуляризации, либо понимания того, что в Европу не входят, отрицая самое ядро, из которого она развилась, — католическую церковь, но исчерпала себя, судя по всему, необратимо. Ссылки же на советское семидесятилетие, разрушившее религиозную традицию, опровергаются прецедентом визита в Грецию, предшествовавшего посещению Украины.

* * *

Уже 11 ноября 1999 года, т. е. сразу же после грузинского визита понтифика, в Афинах открылась генеральная ассамблея Совета епископских конференций Европы, в которой приняли участие 34 представителя католиков. Она следовала за специальной сессией Синода епископов Европы, проходившей в Риме с 1 по 23 октября, в повестке же дня ассамблеи были намеченные в Риме вопросы — в частности, о подготовке иерархов католической церкви к юбилею 2000 года, а также об экуменических мероприятиях текущего года в Европе. На ассамблее в Афинах присутствовал и глава украинских греко-католиков кардинал Любомир Гузар, роль которого окажется особо значимой в ходе визита Иоанна Павла II на Украину. Мероприятие прошло совершенно спокойно, без каких бы то ни было негативных общественных

реакций, и мне не очень понятно, на чем основана высказанная тогда “Радонежем” гипотеза, согласно которой “проведение католического форума в греческой столице явилось одной из форм давления Ватикана с целью вынудить греков дать согласие на папский визит”.

Греция вовсе не банановая республика, по отношению к которой могли бы быть применены (и кем?) столь грубые формы давления; она член и НАТО, и Шенгенского соглашения; а кроме того, не следует забывать о королеве Софии — греческой и, стало быть, по крещению православной принцессе, обвенчанной с королем Испании по католическому обряду и имеющей детей-католиков, что ничуть не шокирует большинство греков.

Так же неверно и то, будто бы Иоанн Павел II пошел на извинения за Четвертый крестовый поход лишь под давлением некого массового недовольства греков, окружавшего его визит (“НГ-религии”, 16.05.2001). Вопрос об ошибках Ватикана по отношению к Византии поднимался много раньше, о чем сообщает в своей книге Воейков: при Пие XI для ученых были открыты секретные до тех пор архивы, касающиеся церковного раскола XI века, а в 1939 году профессор Грегуар прочел в Афинах доклад, в котором, в частности, учреждение в XIII веке “Латинской империи в Константинополе” назвал “величайшей исторической ошибкой Запада”. Выступление это вызвало равно сочувственный отклик в католической прессе и в греческих православных кругах. А еще за полтора года до визита папы в Грецию на пресс-конференции, предшествовавшей упомянутой ассамблее, президент Совета кардинал Мирослав Влк, архиепископ Пражский, заявил, что Иоанн Павел II считает необходимым принести покаяние за грехи, совершенные в свое время крестоносцами, и готовит в этой связи некий документ.

И, кстати сказать, именно упорное нежелание русской православной общест­вен­ности замечать эту тщательную подготовительную работу Ватикана стало причиной того, что как-то без внимания остался визит, нанесенный президентом Назарбаевым главе Ватикана еще в конце 1998 года. Тогда было подписано Соглашение о взаимопонимании между Св. Престолом и Республикой Казахстан, что, разумеется, было элементом подготовки визита понтифика в эту страну — так же, как еще до визита в Армению между понтификом и католикосом всех армян в ноябре 2000 года, во время визита Гарегина II в Ватикан, было заключено соглашение о взаимном признании священства и таинств — особенно впечат­ляющее на фоне распространившегося в Москве обычая русских православных священников отказывать крещеным в Армянской Церкви в исповеди и причастии.

Однако Казахстану и Армении предшествовали Греция и Украина. Офи­циальное приглашение посетить Грецию президент страны Константин Стефано­пулос сделал папе во время своего визита в Ватикан в начале 2001 года, сам же визит состоялся в начале мая. На какие-то сложности, возникшие в этот промежуток, таинственно намекнул уже во время пребывания папы в Киеве пресс-секретарь Ватикана Наварро-Валлс; отвечая на вопрос о возможности посещения папой Москвы, он ответил, что за два месяца до поездки Иоанна Павла II в Грецию она представлялась почти невозможной, “но потом все изменилось” (“Радонеж”, №11—12 (114) 2001 г.).

25 апреля и 2 мая в Афинах состоялись предводительствуемые духовенством митинги протеста, в день же прибытия папы над многими храмами плыл погребальный звон, стены монастырей оделись в траур, а 4 мая в аэропорту “Спата” понтифика не встречали ни патриарх, ни Афинский митрополит. Элладская Православная Церковь выступила также против традиционного целования папой земли, однако одна монахиня (утверждают, что самочинно, но позволительно усомниться в этом) все же поднесла ему горсть. В целом визит состоялся как паломнический (а для паломничества, подчеркнул митрополит Христодул, “он не закрывает дверей”) и пастырский, т. к. встречи Иоанна Павла II с верующими ограничились проживающими в Греции католиками. Тем не менее двери Греции раскрылись для него, что дало возможность огласить покаяние Рима, и это было главное — жест уже вошел в историю. Население же в целом, несмотря на впечатляющие демарши духовенства, оставалось спокойным, молодежь — нередко спокойно заинтересованной, о чем мне известно от непосредственных свидетелей событий. Тем самым не будет преувеличением сказать, что теперь и Греция стала одной из “станций” на папских маршрутах, призванных в физическом пространстве планеты засвидетельствовать вселенское присутствие Римско-Католической Церкви. Впечатление усугубило посещение понтификом знаменитой мечети Умайяд (Сирия) — первое за всю историю, что имело особое значение и в контексте восходящей роли ислама, и, конкретнее, грядущей поездки в Казахстан, где апостольский нунций архиепископ Мариан Олесь за месяц до прибытия папы в эту страну ознакомил казахстанцев с отношением папы к исламу.

Но до Казахстана, после отдохновительного триумфального посещения Мальты, последнему предстояло самое серьезное испытание — испытание Украиной.

* * *

Если в Греции события XIII века — уже далекая история, к тому же не имевшая продолжения в каких-либо вопиющих актах утеснения греков латинянами, да и память о Четвертом крестовом походе не помешала греческой духовной интеллигенции после падения Константинополя в 1453 году в массе своей устремиться в Италию, а не на единоверную Русь (что своей причиной имело прежде всего отсутствие комплекса этно-цивилизационного превосходства западноевропейцев по отношению к грекам), то на Украине все обстояло существенно иначе. Противостояние унии здесь все еще кровоточащая история, дожившая до конца ХХ века, а само это противостояние было на протяжении всего времени отмечено резкими чертами не только религиозного, но и этносо­циального противоборства. Отношение польских магнатов и шляхты, равно как и польского духовенства — а именно оно стало в Малороссии передовым отрядом Рима, — к восточнославянскому населению, в особенности же к простонародью, мало чем отличалось от отношения рыцарей Тевтонского ордена к самим полякам. С той лишь разницей, что речь здесь шла еще и об иноверном “быдле”, и потому сегодня не только от представителей УПЦ МП (“москвофилов”) можно услышать хрестоматийные строки Шевченко: