Журнал «Приключения, Фантастика» 3 ' 96
Шрифт:
КТО-ТО ОТОРВАЛ ГОЛОВУ БРАЙАНУ ДЕ ВИТО!
Пилот отнюдь не был трусом. Напротив, в кругу своих знакомых он слыл дерзким и отчаянно смелым парнем. Потому-то он и выбрал подразумевающую риск профессию телохранителя (правда этот самый риск был чисто формальным — такие преступления, как грабеж и убийство потихоньку превращались в термины судебной литературы). Обладатель черного пояса по сётокан-каратэ и великолепный стрелок из пистолета, он в теории вполне мог справиться с вооруженным головорезом и даже не одним, а двумя-тремя. Но тот кто убил Брайана де Вито не мог быть человеком! ЧЕЛОВЕК НЕ МОЖЕТ УБИТЬ ТАК! Это сделало НЕЧТО, и панический страх перед ним, смертельно опасным и неведомым, сжал его сердце цепкими ледяными пальцами. С внезапной до умопомрачения ясностью пилот в доли секунды осознал, что его собственная смерть сейчас смотрит на него долгим безжалостным взглядом.
Привычным,
В памяти пилота разом ожили тексты прочитанных и просмотренных сообщений репортеров о зверском убийстве супругов Мишеля и Терезы Лоуэлл. Холодный пот, смешиваясь с кровью де Вито выступил из каждой поры на его теле. На виске яростно пульсировала жилка, и в беспокойном ритме биения ему слышалось «ты умрешь, ты умрешь, ты умрешь», повторяющееся с настойчивостью прорицания.
Щелчок предохранителя показался пилоту оглушительно громким. Он затравленно переводил взгляд с одного автолета или флайера на другой. «Почему оно не нападает?» — мучительно думал пилот, неосознанно отделив местоимением «оно» убийцу от мира людей. — «За какой машиной оно притаилось? Может быть за тем синим флиппером? Он так близко… А, может, оно ушло? Босс мертв, что ему еще надо? Зачем ему я? Господи, где же оно прячется?!»
Пилот вполне отдавал себе отчет в том, что не может соперничать в быстроте с неведомым противником. Он понимал — если и удастся выстрелить, то только один раз, поэтому если он промахнется, то умрет. «Один выстрел… только один. Нельзя промахнуться. Промах — смерть… Ну давай, ублюдок, покажись. Сейчас я тебе так врежу по заднице, что поколения потомков чувствовать будут! Спокойней, спокойней… только один выстрел».
КАКОЙ ПРИМИТИВИЗМ! РЕАКЦИЯ ТИПИЧНАЯ ДЛЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ СЛАБОРАЗВИТОЙ, ОТСТАЛОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ.
…ЕСТЬ, ПРОТОПЛАЗМА…
«ГДЕ ЖЕ ОНО, ГДЕ?!»
Нервы пилота были на пределе. Его палец дрогнул на спусковом крючке, и выстрел сухо щелкнул в мертвенной тишине. Ампула с транквилизатором со звоном высадила стекло в ближайшем флиппере.
Дыхание с хрипом вылетало из сжатого спазмом горла пилота. В отчаянии он вновь огляделся по сторонам, но ничего не увидел. Тем не менее почти физическое ощущение чего-то реального и смертельно опасного не оставляло его ни на секунду. «Почему площадка пуста? Где все люди? Где камеры безопасности? Выстрел! Выстрел должны были услышать! Сигнал о нем должен быть немедленно отправлен в полицию. Но где она?! В автолете есть видеотелефон. Достаточно набрать на нем три цифры, и здесь тут же окажется полным-полно полиции… Убийца, кто бы он не был, не осмелится остаться здесь!» — все это мелькнуло в голове пилота с быстротой молнии. Не осмеливаясь повернуться, он нагнулся и спиной вперед нырнул внутрь автолета, продолжая удерживать в виду большую часть посадочной площадки. Похолодевшие, мокрые пальцы коснулись заветного аппарата, но нажать хотя бы на одну кнопку он уже не успел.
НЕ ДВИГАЙСЯ! хлестнула его мозг резкая отрывистая команда.
Это властное вторжение разом парализовало пилота. Он попытался оказать приказу какое-то сопротивление, но не смог. С нарастающим отчаянием, готовым вот-вот перерасти в безумие, он рвался из-под незримого контроля, но одеревеневшие мышцы больше не слушались его. Человек беспомощно замер, словно живая статуя.
ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ДВИГАТЬСЯ. ТЫ ПАРАЛИЗОВАН.
Когда в автолет с голодным урчанием и предвкушающим чавканием полезло ЭТО, разевая неимоверно широкую эластичную пасть, в которой зубов было намного больше, чем в кабинете зубного протезирования, пилот собрал в себе все силы, чтобы хотя бы закричать и выплеснуть в безумном, рвущем голосовые связки крике свой безграничный ужас, но так и не смог разомкнуть губ.
Он умер, громко крича от боли и страха… про себя.
Утроба была голодна.
Вообще-то она была всегда голодна, но в данный момент это чувство стало для нее особенно глубоким. Резидент непрерывно выкачивал из своего
Утроба с довольным влажным чавканием выползла из примитивного транспортного средства аборигенов. Она часто и тяжело дышала, широко раздувая растягивающиеся эластичные бока. Отростки оптических органов подергивались от удовольствия. Еще одно крайне вкусное тело с нелепо разбросанными конечностями лежало у ног Резидента. Чудовище распахнуло пасть и издало горлом дребезжащий квакающий звук, от которого у любого аборигена застыла бы в жилах кровь. Резидент недовольно посмотрел на своего телохранителя и послал ему короткий приказ поторапливаться. Утроба послушно мотнула тяжелой колодой головы, после чего с голодным урчанием накинулась на труп, словно ножницами выстригая из него громадные куски плоти и, не жуя, мощными глотками проталкивая их в глотку.
Резидент терпеливо ждал, пока она пожрет тело аборигена. Он не боялся того, что их могут сейчас обнаружить — монстр-телохранитель держал над ними мощнейший энергетический зонд, обеспечивающий им относительную безопасность. Даже если аборигены набегут на хлопающий звук примитивного оружия своего сородича-воина (таков был его ранг в это обществе, насколько понял Резидент), они ничего не обнаружат своими недоразвитыми сенсорами. Однако не стоило искушать судьбу и оставаться долго на месте охоты — всех возможностей техники аборигенов он не знал и потому не хотел рисковать.
А Утроба меж тем пировала во всю. Ее крепкие зубы с хрустом рассекали и перемалывали в жерновах челюстей хрупкие нежные косточки жертвы. Она работала, как заведенный механизм, имеющий лишь одно предназначение — пожирать, пожирать и еще раз пожирать.
Подняв мокрую лоснящуюся голову, усеянную всевозможными шевелящимися отростками, наростами и псевдоподобиями чудовище с наслаждением квакнуло, едва не вывернув наизнанку свою растягивающуюся пасть. Жиденькая кровь аборигена, так богатая гемоглобином, горячими ручейками струилась по его коже, срывалась вниз тяжелыми округлыми каплями и с едва слышным плеском разбивалась темными крохотными кляксами о серо-стальной пластик.