Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Вокруг Света

В воспоминаниях Л.Д.Любимова, в конце 40-х годов вернувшегося на родину, этому событию посвящена целая глава, названная «Выстрел Горгулова». Именно Лев Дмитриевич Любимов был корреспондентом парижской газеты «Возрождение», который от начала до конца освещал на ее страницах «дело Горгулова». К этому первоисточнику, ставшему доступным после преобразования спецхрана бывшей Ленинской библиотеки в отдел русского зарубежья, я и обратился, предполагая найти на страницах «Возрождения» совсем другое, нежели в воспоминаниях советского реэмигранта. Мои предположения подтвердились, и в газете я не нашел ни слова о «врангелевце», «о моральной ответственности верхов эмиграции за выстрел Горгулова», ни глубокой убежденности в непричастности к убийству президента московских чекистов. В газете корреспондент Л.Любимов строго излагал

сведения, становившиеся известными в ходе громкого дела, не затушевывая их противоречивости. Любопытно, что нигде не называлось отчество Горгулова и лишь изредка имя — Павел. Многие русские эмигранты откликнулись на призыв дать показания, но, читая их, невольно обращаешь внимание на то, что Павла Горгулова знали многие — и не знал никто. Кто-то знал Горгулова в детстве, кто-то учился с ним в школе или еще до Великой войны служил в армии, а кто-то узнавал в нем чекиста из Ростова-на-Дону, Одессы. Отчество Горгулова прозвучало только раз, когда газета «Правда» опубликовала признание женщины, назвавшейся его матерью. «Узнаю на фотографии своего сына Павла Тимофеевича Горгулова, 37 лет». Правда, женщине, сделавшей заявление, было так много лет, что Горгулов удивился. Он считал свою мать моложе. Но так как письмо было прислано из родной станицы Горгулова, можно думать, что его отчество, как и возраст, организаторы письма не перепутали. Из всего прочитанного в «Возрождении» и дополненного воспоминаниями эмигрантов, знавших Горгулова незадолго до убийства, его история выглядит так.

Павел Тимофеевич Горгулов (1895 — 1932) — казак станицы Лабинской, выпускник военно-фельдшерской школы в Екатеринодаре. В советской истории назывался «белогвардейцем», «белоэмигрантом», однако участником Белого движения ни на каком этапе не был, а в эмиграцию попал из советской России, где был студентом-медиком в Ростове-на-Дону. В конце 1920 года сумел перейти в Польшу, а в 1921 году, уже с польским паспортом, — в Чехословакию. Там он безуспешно пытался получить льготы, выдавая себя за участника Белого движения. Окончил медицинский факультет в Праге, но, работая там гинекологом, в 1930 году был лишен врачебной практики из-за жалобы пациенток, обратившихся в суд-

В июле 1930 года, получив временную французскую визу, появился в Париже и начал нелегально практиковать среди русских эмигрантов. Изображал из себя писателя, выступая под одиозным псевдонимом Павел Бред. Написал «Роман казака» и драму «Жизнь доктора Горгулова».

Сам Горгулов утверждал, что убил президента из-за его недостаточно жесткой политики по отношению к Советам, но истинная подоплека его выстрелов на книжной выставке писателей-комбатантов 6 мая 1932 года так и осталась невыясненной. Причастность ОПТУ к организации убийства подтверждена не была, хотя общественное мнение, исходя из древнего принципа: «Кому это выгодно?» считало убийство направленным на уничтожение русской эмиграции и делом рук чекистов.

Русская эмиграция единодушно открестилась от Горгулова. К чести французов никаких враждебных действий по отношению к русским проявлено не было. А парижский чернорабочий Сергей Дмитриев, бывший корнет, участник 1-й мировой и гражданской войн, чтобы смыть позор с русских, покончил с собой, написав перед смертью, что умирает за Францию. Трагическая кончина Сергея Федоровича Дмитриева так потрясла русскую эмиграцию, что, вопреки религиозным правилам в отношении самоубийц, митрополитом Евлогием в главном храме Св. Александра Невского на улице Дарю в Париже была отслужена панихида.

По приговору суда присяжных признанный психически нормальным убийца президента был гильотинирован, доставив напоследок затруднение своим палачам: его шея человека-гиганта не помещалась в гильотине.

Но вернемся к декабрю 1915 года, когда в Россию из Франции прибыл председатель военной комиссии сената Поль Думер. Ему удалось «вырвать» у главнокомандующего русской армией, императора Николая II и его начальника штаба генерала Алексеева согласие «в виде опыта» послать во Францию особую бригаду. В начале 1916 года бригада в составе около 9 тысяч солдат и офицеров была сформирована в Москве и Самаре. Из-за немецких подводных лодок, топивших транспорты союзников в Атлантике, бригада была отправлена с Дальнего Востока, из порта Дайрен, в недалеком прошлом — русского Дальнего, потерянного в результате русско-японской войны.

Французы с восторгом встречали русские войска, приехавшие из далекой России, чтобы спасти их. Вот как описывает встречу русской особой бригады в Марселе 26 апреля 1916 года ее участник, военный агент России во Франции полковник Алексей Алексеевич Игнатьев. «Перед нами открывалась незабываемая картина: со стороны Старого порта... вытягивалась яркая многоцветная лента. Это была наша пехота, покрытая цветами. Впереди полка два солдата несли один грандиозный букет цветов, перед каждым батальоном, каждой ротой тоже несли букеты, на груди каждого офицера — букетики из гвоздики, в дуле каждой винтовки тоже по два, потри цветка... «О, эти наверняка нас спасут!» — слышались громкие рассуждения в толпе. А французский участник встречи, лейтенант Пьер Пети, отметил, что особый фурор произвел медвежонок, сопровождавший русских солдат; мишка, приобретенный ими в Сибири, впоследствии прошел войну на французском фронте и даже вместе с солдатами попал под газовую атаку немцев.

В августе того же года на французский фронт из Архангельска была отправлена еще одна, 3-я особая бригада. Эти две русские бригады и влились в состав французской армии, сражавшейся с немцами в Шампани. Здесь они приняли участие в утомительной позиционной войне восточнее Реймса.

Обычными действиями русских войск были боевые поиски, разведки, дающие свежие данные о противнике французскому командованию. Вот что значит «бои и разведки» на памятном обелиске. А «2-й особый пехотный полк» полковника Дьяконова — один из двух полков 1-й особой бригады генерала Лохвицкого (кстати, родного брата Надежды Александровны и Мирры Александровны Лохвицких: первая из них — известная русская писательница Тэффи, вторая — известная поэтесса Мирра Лохвицкая). 1-я бригада простояла на позициях «на секторах D и С» с июня по октябрь 1916 года. Ее сменила 3-я бригада генерала Марушевского, остававшаяся на позициях до марта 1917 года. 31 января 1917 года немцы выпустили на позиции бригады несколько волн ядовитых газов, отравив более 300 человек, из них 22 — насмерть. За время «боев и разведок» русские бригады потеряли 8 офицеров и более 700 солдат.

Еще тогда французское командование отмечало «неукротимую энергию русской пехоты». И тогда же, в 1917 году, еще до окончания войны, французы установили в Сент-Илер-ле-Гран обелиск в память погибших русских.

Впоследствии неподалеку от памятного обелиска французским правительством было устроено русское воинское кладбище — единственное во Франции (в других местах погибших во Франции русских хоронили на военных участках местных кладбищ или в отдельных могилах). Позже на кладбище хоронили воинов Русского легиона Чести — батальона, составленного из русских, после выхода России из войны по Брестскому миру оставшихся верными союзниче-

скому долгу и продолжавших воевать во французской армии.

В мае 1918 года русский батальон спас положение, не допустив продвижения немцев по шоссе Суассон — Париж. В последней контратаке участвовал даже медицинский персонал, и из 150 человек, принявших в ней участие, в живых осталось 40. С этого момента русский батальон стал именоваться Русским легионом Чести и под этим именем вошел в неизвестную нам историю 1-й мировой войны, заканчивавшейся ранее для нас Брестским миром.

Летом 1934 года возникший во Франции Союз офицеров русского экспедиционного корпуса приобрел рядом с кладбищем участок земли, на котором было решено построить храм-памятник. Его проект создал Альберт Александрович Бенуа (1888 — 1960), представитель славной династии русских художников, архитекторов, искусствоведов. В апреле 1936 года храм во имя Воскресения Христова был заложен, а 16 мая 1937 года освящен митрополитом Евлогием.

Купола этого храма: золотой — над колокольней и синий — над церковью — и виднеются сквозь лес неподалеку от памятного обелиска. Храм построен по типу новгородско-псковских церквей XV века, который чуть позже, в 1938 — 39 годах Бенуа использует и для храма Успения Божьей Матери на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. Очень красива чуть сужающаяся кверху колокольня-звонница, белой стрелой возносящаяся к небу. На стене золотой смальтой выложена надпись по-французски: «Русским солдатам, павшим на поле славы во Франции в 1916 — 1918».