Журнал «Вокруг Света» №03 за 1995 год

Вокруг Света

Внутри храм украшен древнерусской росписью, выполненной самим Бенуа, которому помогала его жена Маргарита Александровна. На стенах изображены четыре герба: московский, киевский, новгородский и владимирский. Под гербами — мраморные доски в память погибших русских воинов, покоящихся на кладбище. Здесь же — небольшой музейный раздел: макет местности возле деревни Оберив, на которой происходили «бои и разведки» русских особых бригад, боевые награды русским полкам от французского командования, военные реликвии. А над иконостасом — надпись по-славянски из Евангелия от Иоанна, так подходящая к этому русскому памятнику на французской земле: «Больше сея любви никто же имать, да кто душу свою положит за други своя».

Справа от входа в храм, на большом участке, обнесенном сетчатой оградой, расположилось

русское воинское кладбище. Одинаковые серые кресты, выстроенные в шеренги. И на каждом — надпись: «Погиб за Францию». И такие знакомые имена и фамилии: Акимов Александр, Бачков Иван, Дуло Савелий, Даниленко Тимофей... Отдельная шеренга крестов с одинаковой надписью: «Неизвестный русский солдат».

Помимо отдельных могил с крестами — братская могила 426 русских солдат. Памятник на ней — пирамида, столь знакомая по воинским могилам на наших кладбищах, только наверху вместо привычной звезды — крест. Посаженный у памятника куст терновника так вырос, что закрывает надпись. Кладбище посещается редко, и потому ступать приходится по сплошному ковру маргариток. Но раз в году, в мае, когда отмечается очередная годовщина прибытия русских войск во Францию, в Сент-Илер съезжается много людей, главным образом, потомков воинов русского экспедиционного корпуса и Русского легиона Чести. И тогда в храме устраивается большая поминальная служба по русским воинам, погибшим за Францию.

Когда, осматривая кладбище, выходишь к отдельно стоящей шеренге крестов, на память невольно приходят слова печальной и мудрой песни: «Спите себе, братцы, — все придет опять: новые родятся командиры, новые солдаты будут получать вечные казенные квартиры...» Действительно, все повторилось: за первой — вторая мировая война, те же враги и — новая шеренга крестов. Под ними упокоились новые русские солдаты — советские граждане, военной судьбой занесенные во Францию, сражавшиеся там с фашизмом и погибшие. На всех 36 крестах написано: «Погиб за Родину». Фамилии наших соотечественников еще можно разобрать, но имена... Что могут значить Rvaron, Volsni, Miscoe, Mantzo? Разве что в «Miscoe» отдаленно звучит «Мишка». Ивдруг — среди этой сумятицы имен и фамилий ясное и чистое: «Сергеенко Катя, советский солдат». И как у всех — Погибла за Родину». Как же далеко от родного дома занесло Катю! И какая из бесчисленных русских Катюш нашла здесь свой последний приют?

Далеко от России русское воинское кладбище в Сент-Илер-ле-Гран, где нашли вечный покой русские солдаты, погибшие за Францию. И вечной благодарностью им остались слова маршала Фоша: «Тому, что Франция не оказалась стертой с карты Европы, мы обязаны прежде всего России».

И мы вправе этим гордиться.

Сент-Илер-ле-Гран — Париж

Заблудившийся морж

28 мая он появился в бухте Сомнительной. .Сначала я принял его за грязный торос и подумал, что еще вчера этого тороса не было. Потом, разглядев в окуляре бинокля крупного моржа, глазам не поверил.

Обычно моржи появляются у берегов острова Врангеля в середине июля после взлома берегового припая и разрежения льдов. Они приплывают сюда из Берингова моря, где зимуют, спариваются и рождают детенышей. Окрестности острова привлекают их небольшими глубинами и обилием донных беспозвоночных, которые служат им пищей. Моржи — стадные животные, и предпочитают жить «общинами», на береговых лежбищах иной раз собирается до 70 тысяч зверей. Как же оказался этот одинокий морж среди сплошных припайных льдов вдали от сородичей и в такие ранние сроки?

Я наблюдал за ним в бинокль около часу, и все это время он отдыхал, лежа на животе и уткнув клыки в лед. Я пытался разглядеть трещину, через которую он мог бы выбраться на поверхность льда, но ничего похожего не обнаружил. Да и трудно было что-нибудь разобрать с расстояния в два с лишним километра. Поэтому, захватив фотоаппарат и натянув болотные сапоги, я пошел по льду в сторону моржа.

Снег по припаю в эту пору почти весь стаял, и вся поверхность льда была покрыта лужами, иной раз до полуметра глубиной. Часто попадались трещины. Вернее, не трещины даже, а только намеки на них, шириной в два-три сантиметра, указывающие направление, по которому скоро пойдет разлом припая. Один раз я наткнулся на нерпичью лазку — такими лазками кольчатая нерпа пользуется в течение всей зимы для дыхания и отдыха на поверхности льда. Опустив в лазку длинный шест, я измерил толщину льда — почти два метра. Мысль о том, что морж мог пробить лед такой толщины или вылезти через нерпичью лазку, диаметр которой около сорока сантиметров, — конечно, полная чепуха... Единственное объяснение — это широкая трещина.

Чтобы морж не нырнул в невидимую мне трещину до того, как я рассмотрю его поближе, пришлось сделать большой крюк и зайти против ветра. Он заметил меня, когда я был уже метрах в сорока, высоко вскинул голову, а затем пополз, медленно перебирая ластами. Никакой трещины рядом не было. За ночь лужи покрылись корочкой льда, и там, где проползал морж, этот лед легко лопался — широкий след шел откуда-то с юго-востока. Я двинулся вдоль следа, в обратном направлении, чтобы проследить, откуда морж пришел. След постепенно заворачивал на юг, во льды пролива Лонга. Затем я опять вернулся к моржу. При моем приближении он снова зашевелился и пополз. Его движения были медленными и неловкими. Морж подтягивал свое громоздкое тело, опираясь только на передние конечности. Задние ласты и живот он вывернул вбок. Они, похоже, были сильно истерты — на льду оставались розовые пятна крови.

Продвинувшись вперед метров на пятьдесят, морж остановился, воткнув клыки в лед и чуть развернув голову в мою сторону, чтобы не терять меня из виду. Это был крупный взрослый самец, хотя и не достигший еще максимальной величины и веса. Отсутствие видимых признаков истощения говорило, что его путешествие по льду началось не так давно. Но непривычный способ передвижения сильно утомил его — в подозрительно косивших на меня глазах животного через несколько минут появилось сонное выражение и, невзирая на опасного соседа, каким я для него, несомненно, являлся, морж вскоре задремал. Я медленно стал придвигаться к нему и, когда до него оставалось несколько метров, под ногами предательски хрустнула льдинка. Морж мгновенно прореагировал на резкий звук и, обнаружив поблизости меня, вздыбился в угрожающей позе. Приподнявшись на передних ластах и задрав вверх голову с массивными грозными клыками, он глыбой возвысился надо мной. Медленно поводя клыками из стороны в сторону, он попятился от меня, но увидев, что я не собираюсь его преследовать, опустился на ласты и пополз прочь. Через десяток метров он вдруг воткнул клыки в лед и резким движением шеи перекинул тело в сторону, развернувшись на 180 градусов. Теперь мы находились лицом к лицу. В его усталых глазах ясно читалась мысль: «Ну что ты ко мне пристал...»

Иногда бывает, что осенью некоторые моржи, забравшиеся далеко на север, не успевают откочевать до образования плотных льдов и остаются на зимовку в Чукотском и Восточно-Сибирском морях, придерживаясь широких разводий и полыней. О встречах с такими моржами часто рассказывают авиаторы и гидрологи. Я сам видел нескольких таких «зимовщиков» в начале апреля, когда летал к северу от острова в районе Заврангелевской полыньи. Скорее всего, «мой» одинокий бродяга принадлежал к их числу. Ближайшие разводья сейчас находились километрах в пятнадцати к югу от острова. Видимо, разомлев на майском солнышке, морж отдыхал у края трещины, когда произошла сильная подвижка и кромка льда сомкнулась. В поисках спасительной воды морж оказался у самого берега. И теперь продвигался вдоль суши на запад.

Через пару часов зверь понял, что я не причиню ему вреда, и спал, почти не обращая на меня внимания, даже когда нас разделяло три-четыре метра. Так, спящим, я и оставил его, вернувшись на кордон. Еще в течение четырех суток я наблюдал, как он с завидным упорством продвигался на запад, делая около трех километров в день. 1 июня морж исчез за пределами видимости.

Вскоре мне пришлось покинуть остров, а когда я вернулся в конце июля, то первая же новость, которую мне сообщили, напомнила о майской встрече с моржом.