Журнал «Вокруг Света» №05 за 1990 год
Шрифт:
Приветствовал я их на «бахаса индонезиа» — сравнительно новом государственном языке Индонезии, которым пожилые туземцы не владели. Пасторы его знали, но между собой говорили на французском или на голландском, которых не знал я.
На празднества тораджа попасть было непросто. Во-первых, они и не могли точно знать, когда состоится очередной Праздник Погребения. В таких случаях требуются долгие приготовления, то и дело возникают различные проблемы. А во-вторых, как истинные горцы, они предпочитали молчание болтовне.
Ждать годы я не мог и уже терял надежду увидеть тораджанский праздник, который мне не раз обещали показать, но потом почему-то отказывали.
Хотя Йоханнес был чистокровный тораджа и имел друзей и родственников даже в отдаленных деревнях, он, к сожалению, немногое мог рассказать об обычаях своего народа. И часто охлаждал мое любопытство безучастным «биаса» — «так было всегда» или «тидак биаса» — «так не принято». Лишь много позже я понял, что это-то и были единственно правильные ответы на все мои вопросы.
Племя тораджа представляет собой застывшее или даже закостенелое общество строгой подчиненности, в котором живучи доисторические предания и обычаи. Священный Адат до сих пор для них убедительнее государственного законодательства. Он основан на двух нравственных ценностях: «сири» — разумное чувство ответственности, достоинства, стыда и «патье» — совокупность чувств-переживаний, таких, как любовь, нежность, заботливость, а также ненависть. В обыденной жизни все это как бы в душе человека и выплескивается лишь в особых случаях. Именно Адат предписывает многодневные заупокойные празднества и принесение в жертву буйволов.
Кто знает повседневный быт тораджа — на полевых работах они всегда угрюмы и даже на еженедельный базар идут нехотя, тот никогда не поверит, какой многосложный мир божеств они себе создали. Их религия — это в основном культ предков с разнообразными анимистическими украшениями. Если «Восходящее Солнце» олицетворяет собой жизнь, питание, сев, урожай, рождение детей, то «Заходящее Солнце» — это все, что связано со смертью.
По их языческой вере, одушевлены как живые существа, так и неживые тела и предметы. Тут невольно вспоминается мудрое изречение Фомы Аквинского: бог спит в камне, пробуждается в цветке, поднимается в звере, действует в человеке.
И тораджа верят во всемогущего господа. Но он так далек, что простые смертные редко обращаются к нему. В их жизни господствуют духи. Хороших они называют «дэвата», а злых «бомбо». От них и исходят различные предписания и запреты.
Духов слишком много, и их взаимоотношения с человеком весьма сложны, так что даже Салурапа, самый образованный тораджа из всех, кого я встречал, наверное, не все о них знает. Он задавал мне сногсшибательные вопросы: «Человек — хозяин времени или время — хозяин человека?», «Если ДНК запрограммирована, то какая цель у нее, когда я тружусь?»
Согласно легенде тораджа, как и вавилоняне, пытались построить башню до неба. Однако старший «дэва-та» сказал им, что для этого они должны исполнить 7777 божьих заветов. Такое оказалось непосильным для тораджанских поклонников неба, поэтому строительство было приостановлено.
Йоханнес относился к этим героическим легендам безразлично. Его пристрастием была народная школа, в которой он пока учился сам. Где бы мы с ним ни были, первое, чем он интересовался,
Да, погребальный ритуал для них был действительно праздником, если приглашают за полгода до него!
Но вот однажды Йоханнес приходит с вестью, что в селе Рандан Бату должен состояться обряд погребения. Это совсем недалеко, за лесом, и мы сразу отправляемся в путь, хотя и без особой надежды.
Как только мы преодолели тенистые заросли, увидели похоронную процессию. Восемь парней несли на носилках обернутый в красные платки гроб. Однако это еще не было торжественным траурным шествием. Под громкие крики они подбрасывали его вверх, затем делали несколько шагов назад. Все это для того, как выяснилось, чтобы обмануть злых духов. Я удивился тому, как ладьеобразная крыша над гробом выдерживала такое грубое обращение. Впереди шли гуськом восемь девушек, совершенно не обращая внимания на бешеные усилия парней прогнать духов. «Девичий кортеж» двигался с достоинством, лица словно каменные, как того требовал обряд. На густых черных волосах девушек красовались роскошные «золотые» шапки из цветной бумаги, похожие на короны. Сами в черных одинаковых блузках и длинных саронгах, волочившихся по земле, ярких, разрисованных цветами, птицами и диковинным орнаментом. А впереди девушек скакали мальчишки на картонных лошадях.
Вскоре мы достигли Рандан Бату, и гроб водрузили на высокую веранду «домика для усопшего». Плакальщица заняла свое место. Как только ритуал погребения продолжится, она пронзительным голосом выразит боль по ушедшей соплеменнице. Но сейчас плакальщица курит сигарету и поправляет крышу домика, чтобы не мешала потом работать.
Домик для усопшего строят лишь для того, чтобы на несколько дней торжества приютить покойника. После этого его временную обитель забросят, как и домики, служащие пристанищем для гостей.
Я узнал, что умерла простая крестьянка по имени Нэ"Тэкок, а в жертву будет принесено лишь десять буйволов. Гостеприимные участники принесли извинения за столь скромное торжество. Однако не без гордости подчеркнули, что у них состоялось уже шесть церемоний в честь покойницы. Я присутствовал при седьмой и последней. Нэ"Тэкок умерла всего лишь год назад. И, следовательно, церемонии прошли друг за другом почти до непристойности поспешно. Жертвенных буйволов должны были умертвить уже на следующее утро...
Томатэ по ранжиру
В деревне Рандан Бату жертвоприношение свершалось сравнительно гуманно. Как только мальчишки наполняли свои бамбуковые трубочки кровью и животное умирало, тушу отволакивали в конец ритуальной праздничной площади и разрубали. Тораджа — прирожденные мясники, они точно знают, каким образом разделать огромную тушу. Мясо разрезается на куски величиной с кокосовый орех. Головы буйволов ставят в ряд, сверху на них кладут убитых свиней, тоже принесенных в жертву, хотя и без особых церемоний.