Журнал «Вокруг Света» №07 за 1994 год
Шрифт:
Я и другие, добывавшие провиант, передавали его в общий котел и после этого получали ту же долю, что и остальные.
... В ноябре и декабре мы убивали морских выдр на Бобровом поле и у Козловой речки, в трех-четырех верстах от наших жилищ; в январе — у Китовой речки, в шести-восьми верстах; в феврале — у Усов и Большой Лайды, в двадцати-тридцати верстах. В марте, апреле и в последующие месяцы, когда морские выдры полностью исчезли к северу от наших жилищ, мы переходили на южную сторону земли и приносили выдр за двенадцать, двадцать, тридцать и даже сорок верст.
Наша охота на этих животных происходила следующим образом: во все времена года, однако более зимой, чем летом, эти животные выходят из моря на сушу спать,
В лунные вечера и ночи мы обычно отправлялись вдвоем, втроем или вчетвером, вооруженные длинными и прочными березовыми жердями. Осторожно шли по берегу, сколько возможно, против ветра, внимательно глядя по сторонам. Когда мы видели лежащее или спящее животное, один из нас очень осторожно приближался к нему, даже подползал. Тем временем другие отрезали животному путь к морю. Как только к нему подкрадывались столь близко, что его можно было достигнуть в несколько прыжков, один из нас внезапно вскакивал и забивал его до смерти частыми ударами по голове. Если животное убегало до того, как к нему подкрадывались, остальные преследовали его, отгоняя от моря, теснее смыкаясь на бегу вокруг него, пока оно, как бы проворно ни убегало, наконец не выдыхалось и попадало к нам в руки. Но если, как случалось часто, нам встречалось целое стадо, каждый из нас выбирал одно животное рядом с собой, и тогда дело шло еще лучше.
Вначале нам не нужно было особого внимания, хитрости и проворства, поскольку животными был полон весь берег и они чувствовали себя в полной безопасности. Но потом они так хорошо распознали наши повадки, что мы замечали, как они выходят на берег пугливо, с величайшей осторожностью; сначала они оглядывались по сторонам и во все стороны поворачивали носы, чтобы по запаху почувствовать, что скрыто от их глаз. Даже после того, как они долго озирались и решали отдохнуть, они порой снова вскакивали, словно от страха, снова осматривались или уходили обратно в море. Где бы ни лежало стадо, оно повсюду выставляло дозорных.
Злобные песцы, которые намеренно поднимали их от сна и заставляли настораживаться, также служили нам помехой. Из-за них нам все время приходилось искать новые места, чтобы выслеживать выдр, уходить на охоту все дальше, предпочитать темные ночи светлым, а неблагоприятную погоду — спокойной.
Однако, несмотря на все трудности, с 6 ноября 1741 года по 17 августа 1742 года мы убили более 700 животных, съели их и в подтверждение забрали шкуры на Камчатку.
Но, поскольку мы порой убивали их без нужды, только из-за шкур, часто бросая и мясо, и шкуры, если они были недостаточно черны, дошло до того, что мы потеряли всякую надежду построить судно. Потому что весной, когда провиант был уже съеден и начались работы, эти животные были уже полностью вытеснены на пятьдесят верст к северу.
Мы довольствовались тюленями. Однако они были слишком хитры, чтобы отважиться удаляться от моря, и нам очень везло, когда удавалось их подкараулить.
...Второе наше основное занятие состояло в том, чтобы добыть древесину. Это была одна из труднейших и важнейших наших задач, поскольку, кроме низкого ивового кустарника, на всем острове не найти было ни деревца, а прибойный лес, нечасто выбрасываемый морем, лежал под снегом от аршина до сажени глубиной. Все, что можно было найти вокруг, было без промедления собрано с самого начала — на строительство и на топливо. Уже в декабре мы носили дерево за четыре версты, в январе и феврале — за шесть-десять верст, в марте — за пятнадцать-шестнадцать верст.
Но в апреле, когда снег осел и открылся берег, мы внезапно избавились от этих трудов не только потому, что нашли достаточно дерева поблизости, но также и потому, что начали разбирать корабль и получили столько щепок и досок, непригодных для нового корабля, сколько было нужно для обогрева наших юрт и приготовления пищи; это принесло нам заметное облегчение. И морских животных, и лес мы носили домой на спине с помощью деревянной поперечины, закрепленной на груди веревками. Самая малая наша нагрузка составляла 60, чаще 70-80 фунтов, помимо топоров, котлов, сапожного и портновского инструмента, который мы повсюду носили с собой на случай, если порвутся и прохудятся наши одежда и обувь.
С собой мы взяли только летнюю одежду и обувь на три месяца, но поскольку ежедневно сильно рвали их в тяжелых трудах, пришлось даже праздничную одежду, плащи и мундиры превратить в рабочую, чемоданы — в башмаки, а кожаные мешки для провианта — в подметки. Коль скоро никто не желал работать за деньги, каждому приходилось быть, насколько он это умел, сапожником, портным, перчаточником, мясником, плотником, поваром и слугой. Некоторые через короткое время развили такие способности, что в будущем спокойно могли бы зарабатывать себе на хлеб этими ремеслами.
Третьей задачей было ведение хозяйства, что означало постоянное приготовление пищи, чтобы она имелась в любое время, когда бы голодные работники ни вернулись домой. В нашей юрте мы установили следующий порядок, который затем был принят и сохранён как твердое правило всеми остальными: поскольку нас было пятеро немцев, трое — простого звания — сыновей камчатских казаков, а также двое слуг капитана-командора (о которых согласно его завещанию я должен был печься), то есть всего десять человек, один из нас и один из простых (или, по нашему усмотрению, по двое каждого звания) постоянно ходили на промысел, в то время как остальные отправлялись за деревом. Один немец и один русский были поварами, в каковой работе мы, немцы, обладали тем- преимуществом, что не разводили огня, не ходили по воду и даже не открывали или закрывали дымоход. Остальные также мыли и убирали после еды кухонные и столовые принадлежности — котлы, блюда, тарелки, ложки, скатерти и прочее, но мы носили звание «шеф-поваров», а они — «помощников». Они также должны были нам повиноваться во всем остальном и находиться в нашем распоряжении, чтобы все делалось должным образом, поэтому каждый день все знали свою работу и обязанности без напоминаний. Такой порядок делал всякую работу терпимой, поддерживал среди нас довольство и благожелательность, а пища и питье всегда были в изобилии и лучше приготовлены, чем во всех других жилищах. Но всяких раз, когда мы о чем-нибудь совещались, каждому позволено было высказать свое мнение, и принимался самый дельный совет, от кого бы он ни исходил.
В таком настроении мы отмечали воскресенья и праздники, Святое Рождество точно так же, как мы делали бы это, если бы находились дома. В общие и большие государственные праздники мы развлекались, приглашали офицеров и произносили под чай, за неимением других напитков, множество веселых речей и добрых пожеланий, пользуясь в скудости теми же удовольствиями, что и в других местах, где всего в избытке.
26 декабря разведчики, высланные во второй раз, вернулись с известием, что мы находимся на острове, который они обошли вокруг с востока. Тем не менее они нашли столько явных знаков на берегу, таких, как камчатские рули, днища рыбных бочек и другие приметы, что мы не могли усомниться: Камчатка находится на небольшом расстоянии отсюда.