Журнал «Вокруг Света» №08 за 1960 год
Шрифт:
На семнадцатом году советской власти просьба самозванного владельца горы выглядела дико. Но была еще одна нелепость в записке: вершина Кургашилли-ере (по-балкарски свинцовая гора) не прячет в своих недрах залежей свинца. Однако вряд ли следует чересчур строго обвинять в полном незнании геологии провинциального врача и охотников-балкарцев, давших первое название теперешнему пику Молибден. Тускло-серебристый блеск молибденовых и вольфрамовых руд, которыми так богата гора, вводит
Молибден и вольфрам — металлы-братья. Они всегда встречаются вместе. Эти металлы очень молодые. Они открыты в 80-х годах XVIII века шведским ученым К. Шееле, но более ста лет не находили практического применения.
Сейчас в это даже трудно поверить... Наступает вечер, и человек включает электрическую лампочку, совершенно не задумываясь, что не будь вольфрама, не было бы и нитей, излучающих привычный свет. Без вольфрама не существовало бы сверхтвердых резцов и сверл, рентгеновских трубок, электродов для сварки, нагревателей для электропечей.
Молибден ни в чем не уступает своему чудесному собрату. Сталь с примесью молибдена выдерживает критически высокие температуры, не разъедается кислотами и щелочами.
В спутниках и ракетах есть вольфрам и молибден — не зря эти металлы считаются металлами сегодняшнего дня.
Высокогорный рудник «Молибден» вступил в строй в 1940 году. С тех пор неузнаваемо изменилось Тырны-Аузское ущелье. Вместо десятка прокопченных дымом саклей вырос большой благоустроенный город Тырны-Ауз. Над ним высоко в небо взметнулся заснеженный Молибден, где, не утихая, гремят взрывы: шахтеры вырывают у горы новые и новые тонны драгоценной руды.
Все необычно и удивительно на этом высокогорном руднике.
Чтобы опуститься в шахту, нужно сперва подняться на высоту 2 800 метров — ведь шахты и рудничный поселок расположены недалеко от вершины. Может быть, поэтому горняки рудника никогда не говорят традиционную шахтерскую фразу: «поднялся на-гора», а выражаются более буднично: «поднялся на поверхность».
Еще совсем недавно шахтеры добирались из Тырны-Ауза на рудник по серпантину горной дороги. Чем выше, тем круче подъем, все уже кольцо, обвивающее гору.
Если в Москве и Ленинграде люди привыкли ездить на работу под землей, то в Тырны-Аузе никто не изумляется, что от квартиры до табельной доски приходится пробираться сквозь облака.
Чтобы сократить 28-километровый путь от Тырны-Ауза до рудника, путь, отнимающий у рабочих по три-четыре часа в день, наши горные инженеры разработали и осуществили проект так называемого «генерального вскрытия».
На высоте 1 200 метров в пике Молибден пробита сейчас трехкилометровая бетонированная штольня. Прямо от городской окраины Тырны-Ауза да площадки перед штольней протянуты упругие тросы пассажирской канатной дороги. Горняки Тырны-Ауза по праву гордятся своей «канаткой» — протяженность ее на целый километр больше, чем знаменитой швейцарской, ведущей на альпийскую вершину Сеятис. За шесть минут голубой вагон, рассчитанный на сорок человек, доставляет шахтеров к штольне, потом на электропоездах рабочие доезжают до главной шахты, вертикально прорезающей пик Молибден. От площадки главной шахты мощный подъемник возносит их еще на 600 метров, и оттуда уже можно попасть на любой самый
Г. Калиновский
Фото А. Гостева
Сады великанов и карликов
Почти по Свифту
Мы ехали знакомиться с великанами и карликами. Нет, это не было путешествие по маршруту Гулливера в страны Бробдингнег и Лилипутию, созданные фантазией Джонатана Свифта. Мы знали, что встретим их в реальной стране — в Чехословакии.
Наша «татра» мчится чуть ли не с быстротой ветра — на спидометре Цифры 100—130. Мы спешим в научно-исследовательский институт Плодоводства.
На протяжении почти всего пути мелькают стволы огромных плодовых деревьев — яблони, сливы, груши, грецкие орехи... Они выстроились шеренгами на полях, далеко друг от друга, как богатыри на смотру. В междурядьях колышутся хлеба, созревают овощи. Хлеба и яблони рядом.
Из-за неровностей рельефа, обилия лесов и прудов значительная часть земель Чехословакии малопригодна для сельского хозяйства. Лучшие из земельных участков издавна распахивались под хлебные и технические Культуры, а для садов места не оставалось. Однако каждый земледелец хотел иметь не только хлеб, но и фрукты. Вот и начали выращивать плоды на очень высоких деревьях — на деревьях-великанах. Один клочок земли сочетал в себе и поле и сад. Кроме того, великаны с высоченными стволами — штамбами — высаживались вдоль дорог, чтобы использовать и эти полоски свободной земли.
Но деревья с высокими штамбами истощают поля. Уход за ними сложен, снимать урожай трудно.
...Мимо промелькнул довольно крутой склон, на котором лепится совсем другой сад. На небольшой площадке густо теснятся яблоньки-лилипуты, усыпанные плодами. Карлики!
Уже здесь, в пути, мы начинаем знакомиться с тем, что нам предстоит подробнее узнать в институте.
Вот и Головоусы. Всплывают остроконечные башенки старинного замка. В этом романтичном здании находится институт плодоводства, в котором преимущественно работает молодежь. Седая древность и молодость.
Идем на опытные участки. Иозеф Стогр, недавно окончивший институт у нас в Мичуринске, показывает свои работы. Сам он занимается изучением карликовых подвоев, а жена его, Галина Пачина, упорно продолжает исследовательскую работу над деревьями-великанами. Она стремится найти недорогостоящие пути ухода за ними. И оба они хотят, чтобы в новой Чехословакии было как можно больше фруктов.
Рузинская пальметта
На другой день мы отправились в научно-исследовательский институт растениеводства, что находится в пятнадцати километрах от Праги — в Рузине.
Наши спутники старались познакомить нас не только с чешским садоводством, но и с чешским языком. Теперь мы уже не воспринимали слово «овоцнаржетво» как «овощеводство», а знали, что это «плодоводство». И уже не удивлялись, что «райске яблко» — совсем не яблоко, а помидор; «черстви овоци» — не черствые овощи, а свежие фрукты. Словом очень скоро мы стали уже вполне сносно понимать друг друга.
Здесь, в Рузине, ведется исследование питательных подкормок. Вот ровными рядами стоят яблоньки, совсем ненамного превышающие кусты помидоров и, подобно им, густо усыпанные плодами.