Журнал «Вокруг Света» №08 за 1975 год
Шрифт:
Добралась экспедиция до Шевченко. 220 саженцев туранги, проделавших не одну сотню километров, высадили в питомнике. Скоро этот неприхотливый, быстро растущий пустынный тополь «выйдет» в город.
В Шевченко я часто вспоминала слова Корбюзье: «Законы природы начертаны на одной из скрижалей современного урбанизма, который использует три строительных материала: чистый воздух, солнце и зелень».
...Михаил Ильич Левин, ленинградский архитектор, долго водил меня по просторным залам Дворца культуры. Его готовили к сдаче, и главный архитектор проекта, руководитель группы авторского надзора, проверял каждую деталь. Я едва успевала за этим полным, немолодым, но очень подвижным человеком,
— Здесь будет цепочка аквариумов. Здесь — зимний сад, а внизу — смотрите — внутренний дворик со скульптурами...
Наконец, миновав просторные холлы, мы добрались до зрительного зала и устроились в мягких креслах. Михаил Ильич раскрыл блокнот и быстрыми, привычными движениями набросал план города. Квадратики микрорайонов двойной цепочкой тянулись вдоль моря.
— Сейчас в городе 100 тысяч человек, будет около 250. Надо строить второй Шевченко; он продолжит первый и тоже будет привязан к морю. Линию берега — хаотичное нагромождение камней у Мелового мыса, пещеры — решено оставить в первозданном виде. Дома строим из местного ракушечника, и это еще более связывает город с землей, на которой он растет...
Когда я смотрела на город сверху, он действительно сливался цветом с подступающей к нему степью, а зелень и густая синь моря оттеняли его общую мягкую солнечную тональность. Из ракушечника, как рассказывал Левин, не слишком прочного камня, хорошо строить дома не выше пяти этажей. Их в городе большинство. Но есть в городе и высокие одиннадцатиэтажные, будут и отдельные 16-этажные здания. Тип дома — с лоджиями, опоясывающими галереями, «утопленными» окнами — разрабатывался для Шевченко специально: квартиры должны быть скрыты от палящих лучей солнца, но открыты ветру с моря.
Конечно, все дома в городе, если не считать отдельных зданий, в общем-то похожи — из одних кубиков по-разному сложенные объемы. Да это и не удивительно в наше время индустриального строительства. Удивительно другое: почему пря этом город производит впечатление целостного ансамбля?
Мне показалось, что Михаил Ильич ждал этого вопроса.
— Можно долго говорить о конфликте между искусством и индустрией в современной архитектуре, об архитектурном стиле нашего века... — начал он. — Скажу о главном: мы пытались найти общее архитектурное решение пространства, а не идти по линии мелкого украшательства. Приглядитесь к городу повнимательнее: чередование объемов — дома низкие, высокие, поперечные, поставленные под определенным ракурсом — этим мы стремились« избежать «однообразия, ритмично и конструктивно организовать пространство. Ну и, конечно, то, о чем мы уже говорили, — природа. Она полноправный компонент современной архитектуры...
III
...Форт-Шевченко встретил добела раскаленным солнцем и ветром. Он гнал горячий колючий песок по длинной прямой улице поселка, завихряясь возле одиноких деревцев. Одноэтажные домики с плоскими крышами казались необитаемыми. Пробежала женщина в бархатной безрукавке: ветер развевал полы ее цветастой юбки и звенел тяжелыми серьгами.
За поселком поднимались острые известковые останцы, один сиял на солнце рваным белым боком; там, в карьере, добывали ракушечник. В этом бело-сером пыльном мареве только два пятна останавливали взгляд: тяжелая плоская синева моря за поселком и густая зелень деревьев в конце улицы. Это был сад имени Шевченко. Здесь можно было наконец распрямиться, не боясь ветра, и, отдохнув в тени серых от пыли деревьев, войти в прохладные комнаты музея.
Есбол Умирбаев,
— Сакский воин. Три тысячи лет.
Суровое лицо воина, рельефное изображение браслетов, пояса-бельбеу, доспехов...
— Надгробный памятник над прахом воина. И нашли-то... Как нашли? — не то радуется, не то удивляется директор, — на Устюрте, почти в пятистах километрах от Форта. Пастух сказал: видел, говорит, обломки скульптуры. Поехали. Камни торчат. Откопали. Лежал лицом вниз... а как сохранился-то...
Мне по душе атмосфера провинциальных музеев, где можно, не толкаясь и не теснясь, пройтись по светлым комнатам с крашеными полами, не торопясь рассматривать экспонаты — от непременного зуба акулы до макета нефтяной вышки с надписями, сделанными тушью, старательно и подробно. Пусть далеко не все с точки зрения современного музейного дела здесь совершенно, но в таких комнатах живет душа тех, кто собирал экспонаты. Так было и здесь.
...Наскальные охотничьи рисунки. Фотографии мавзолеев и каменных стел. У этих стел встречались в степи кочевники. Выточенная из ракушечника головка тысячелетней давности — ее ставили на постель умершего, и стояла она год, символизируя дух уже не существующего человека; головку эту экспедиция музея нашла недавно в песках.
Словно караванной тропой, от колодца к колодцу, бредешь через пласты истории края — и вот под портретом уже знакомое имя: Карелин Григорий Силыч, русский путешественник и естествоиспытатель. Строгое, изборожденное морщинами лицо смотрело с фотографии. «Пустыня! Пустыня съела молодость! От нее и седина, и дряблость кожи, и прочие предвестия старости...» — припомнились слова из повести «Кара-Бугаз».
Карелин прошел «киргизскую сторону», «смертоносные области» вдоль и поперек, и не было, наверное, в те годы в России человека, который знал эти места лучше, да к тому же имел к ним необъяснимое пристрастие. И потому, когда в 1832 году на берегу залива Мертвый Култук был основан Форт, он стал его начальником. Первая опорная точка в почти не исследованном крае. Многое, правда, для изучения земель от Каспия до Арала дала экспедиция 1825—1826 годов, в которую входили полковник Берг, доктор Эверсман, Волховский, Анжу Дюгамель. Необходимость в познании этого края была столь велика, что в очередную экспедицию 50-х годов отпускают ссыльного Тараса Шевченко...
Казалось бы, знакомые полотна поэта-художника: «Казашка Катя», «Байгуши» (казахские дети — нищие), «Казашка над ступой», «Казах в юрте», «Казах на коне», «Казахский бакса» (музыкант), «Пожар в степи». Но здесь эти картины постигаешь естественнее и глубже, потому что за окном сейчас та же степь и тот же ветер...
Две ивы, что посадил Шевченко, живы до сих пор. Их стволы похожи на старое серебро.
— Мы посадим новые, такие же, — говорит Есбол Умирбаев.— У нас должно быть все, как при Шевченко.
Он показывает крохотную землянку, где работал поэт: стол, узкая кровать, вид на залитый солнцем сад и прохлада. Эту прохладу, подаренную поэту комендантом Форта, работники музея тоже берегут: землянку восстановили, обсадили тонкими саженцами.
Много лет Есбол Умирбаев и Анатолий Костенко изучали документы, чтобы установить на Мангышлаке места, где бывал Шевченко. Установить и пройти по ним... По крупицам собирался музей. Еще недавно он занимал одну комнату, но трудами школьного учителя, уроженца этих мест, Есбола Умирбаева и его помощников музей разросся, да настолько, что несколько лет назад рядом с Музеем Шевченко открылся еще и краеведческий!