Журнал «Вокруг Света» №10 за 1975 год
Шрифт:
У костра снова воцарилась тишина. Эйно бросает на меня испуганный взгляд. Затем смотрит на часы.
— Ну, нам пора, — говорит он.
Мы поднимаемся. Эйно споласкивает кофейник, Альфред собирает рюкзак. Похоже, он уже забыл о Микко.
Мы сердечно прощаемся. Альфред и Эйно скрываются в лесу, направляясь к болотам у Наукуссуо. Сам я иду к лодочной стоянке у Культы, чтобы подождать там почтальона и вместе с ним спуститься вниз по реке в сторону озера Инари.
До конца лета я не встретил больше никого, кто мог бы рассказать мне что-нибудь новое про Микко. Стоит кому-нибудь исчезнуть из этих мест, и никто им уже больше не
Но как он чувствует себя в больнице, лишенный уединения, без ароматов леса и пустынных равнин, не слыша крика журавлей, тявканья лисицы и легких всплесков гуляющей по вечерам форели?
Прошла зима. С наступлением тепла, когда я снова собирался в Лапландию, мне попалась газетная заметка. В ней говорилось о корунде, на редкость большой и красивой Звезде Лапландии, которую через посредника продали в Германии крупнейшему в мире торговцу драгоценными камнями. Цена не называлась, но отмечалось, что более высокой цены за европейский корунд никогда еще не давали. Строились догадки, что камень был найден где-нибудь на финских приисках, вероятно, в районе Лемменйоки, ибо только там еще встречаются подобные корунды.
Я еще раз перечитал заметку, и мне стало как-то не по себе. Наверняка это тот самый камень, который искал Микко. Не его ли Микко носил в кармане брюк?
Но нет, это маловероятно. Будь так, уже через неделю камень отполировался бы и засверкал Лапландской Звездой. И уж наверняка какая-нибудь умная душа его бы рассмотрела.
Итак, оставалось только одно объяснение, то самое, на которое Микко раза два намекал. Звезду, очевидно, украли. Вполне вероятно, кто-то видел, как Микко прятал камень. Ведь Микко вел себя так странно в день находки, что кто-нибудь из любопытства последовал за ним, стараясь выяснить, что происходит. Или же, что более вероятно, кто-нибудь заметил, как Микко день за днем бродит по нагорью, раскапывая один камень за другим. Тому человеку повезло, он нашел тайник с большим корундом.
Но почему же тогда он так долго не продавал корунд? Возможно, вор боялся, что Микко разоблачит его? А теперь, когда Микко упрятали в больницу, почувствовал себя увереннее? Безумие подкрадывалось к Микко много лет, медленно и верно. Теперь, в больнице, болезнь будет прогрессировать, пока наконец, утратив все человеческое, Микко не заснет навсегда. Кто же ты, вор, разрушивший жизнь человека?
Одно я знаю точно — это не старатель с Лемменйоки. Все они честные и порядочные люди, ни один из них никогда не пошел бы на столь низкий и подлый, типично клондайкский обман.
Вопросы громоздились один на другой, побуждая поскорее отправиться в Лапландию. Ночью я лежал с раскрытыми глазами, снова и снова переживая те дни и часы, что мы пропели вместе с Микко в глуши бескрайних финских лесов. Но стоило. мне хорошенько прислушаться, как до меня долетал грубый и злорадный хохот Эйно. Кровь закипала тогда у меня в жилах.
Остановившись на ночлег в Рованиеми, я не встретил никого из старых знакомых. В автобусе, который следовал на север, мне тоже не с кем было потолковать о новостях.
В туристской гостинице в Ивало мне также не удалось разузнать ничего интересного. Все работники были тут новыми. К тому же в финской Лапландии часто встречаются удивительные судьбы, а тех, кто не заявляет о себе снова и снова, просто-напросто забывают.
И лишь на Инари, привлеченный дымом костра на одном из бесчисленных островов огромного озера, я разузнал кое-что новое о Микко. У костра сидел рыбак, ожидая, пока рыба попадется в сеть. Этого человека я уже однажды встречал, но где и когда — не припомню. Имя его и фамилию я тоже забыл. Я называю его Ниило, и поскольку он меня не поправляет, возможно, это и есть его настоящее имя.
Ниило предлагает мне кофе, и разговор заходит о рыбе, медведях и волках. Прошлой зимой он видел трех волков, они пробежали вдали по льду озера Инари; он послал им вдогонку пару пуль, но расстояние было слишком велико. Следующей ночью волки снова появились и стащили рыбу, которую он припрятал у берега в снегу. Сущие дьяволы!
Я спросил, не слыхал ли он что-нибудь про Микко?
— Как же, слыхал, — ответил Ниило и сразу оживился.
Снова раздув костер, он поставил кипятить кофейник.
— У меня есть дочь, зимой она работает в столице, а летом приезжает к нам, в Лапландию, и так из года в год. У нее всегда есть что порассказать.
Прошлой осенью она работала в той самой больнице, где находился Микко. Она часто встречала его, но поговорить с ним так и не удавалось. Микко не узнал ее, он начисто забыл все имена, все лица. Казалось, он витает где-то в другом мире. Он был одним из самых слабоумных в той больнице.
Ты, видно, слыхал про камень, что он носил в кармане брюк?
Как-то в конце весны Микко сидел и слушал одного больного, школьного учителя, вслух читавшего газеты. Тонким хрипловатым голоском тот читал заметку за заметкой, тщательно выговаривая каждое слово. Микко был одним из его самых постоянных слушателей. Когда речь заходила о чем-то драматичном или тема казалась ему знакомой, он что-то бормотал, ерзая на стуле. Вообще же обычно он сидел совсем тихо.
Но вот однажды учитель прочитал про редкостный корунд, который продали в Германии, причем через посредника, и никто не знал, кто был его истинным владельцем. Немецкий покупатель заплатил за камень бешеные деньги — судя по заметке, целое состояние. В газете говорилось также, что камень нашли в районе приисков близ Лемменйоки.
Тут Микко взорвался. Вскочив, он заревел, как бешеный медведь, и потребовал, чтобы учитель перечитал заметку. Прослушав снова текст, Микко тут же сник и, как-то странно присмирев, отправился к себе в палату. Он так долго не выходил оттуда, что сестре-хозяйке пришлось пойти позвать его к обеду, а такое там бывает лишь в том случае, когда у человека что-то не в порядке. Ведь в местах, где людям делать совсем нечего, они только и дожидаются еды.
Войдя в палату, сестра-хозяйка обнаружила, что Микко сидит, обхватив голову руками, но глаза у него чистые и ясные — пелена и блуждающий взгляд бесследно исчезли. А на столе лежал камень, над которым Микко так трясся.