Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год
Шрифт:
Режиссер дал знак, артисты выстроились полукругом позади баяниста и балалаечников, прозвучала команда приготовиться, и... студия погрузилась во тьму.
— Профсоюзный комитет выполнил-таки свою угрозу... — услышал я чей-то голос.
12.00, кабинет президента «Найгай хосо».
Президент, накрыв ладонями листок с резолюцией профсоюзного комитета, не сводил глаз с экрана телевизора. Через 15 минут после того, как он выпроводил из кабинета руководителей профсоюза, передача прервалась, диктор, извинившись перед телезрителями,
— Все собрались, — приоткрыв дверь, доложила секретарша.
— Пусть войдут.
Кланяясь в сторону стола, в кабинет вошли заведующие отделами и торопливо расселись в креслах. Первым заговорил Окада из рекламного отдела. Он назвал цифру убытков, которые понесла телекомпания за полтора часа забастовки, и сумму, которой она лишится, если забастовка будет продолжаться. Особо Окада подчеркнул опасность потери такого «спонсора», как автомобильная компания «Ниссан». Результаты обследования, начатого ею, окажутся не в пользу «Найгай хосо», и автомобильная компания наверняка предоставит свою рекламу другим телестанциям.
Президент слушал заведующих отделами, и лицо его оставалось таким же бесстрастным, каким было при, встрече с профсоюзным комитетом. Ожили лишь глаза, в них поселилась тревога. Президент знал, как трудно сейчас находить «спонсоров». А ведь сегодня начало предвыборной компании, и открыть ее предстояло выступлением кандидата либерально-демократической партии. Президенту не надо было объяснять важность связей с руководством правящей партии.
«Уступить требованию профсоюза? — размышлял президент. — Но это значит выбросить 24 миллиона иен, которые должно «Найгай хосо» управление войск самообороны за съемки и показ телефильма. Впрочем, дело не только в деньгах. Та же либерально-демократическая партия заинтересована в демонстрации фильма. А это, может быть, даже важнее...»
Кивком головы президент отпустил заведующих отделами. Когда они покинули кабинет, президент распорядился соединить его с городским полицейским управлением.
— Иватэ-сан, — негромко сказал он в трубку, — я все же не теряю надежды увидеть вас сегодня на телеэкране. Мы тут кое-что предпринимаем, но на всякий случай я хотел бы заручиться вашей помощью... Нет, нет, такие решительные действия пока преждевременны, да и на публику они производят плохое впечатление. Я думаю, мы справимся своими силами, однако быть готовыми вам не мешает...
13.00, внутренний двор телекомпании «Найгай хосо».
Нас разместили в гримерных, откуда мы хорошо видели двор, запруженный передвижными телевизионными станциями, напоминающими огромные автофургоны для перевозки мебели, и машинами с флажками «Найгай хосо» над радиаторами. Немногие свободные метры между автомобилями постепенно заполнили люди в серых комбинезонах с хатимаки вокруг головы. На крыше одной из передвижных телестанций установили микрофон, туда же забрался парень с аккордеоном,
Красных флагов на улице —
Сколько деревьев в горах.
Мы вышли на бой за мир
В едином строю.
Взявшись под руки, люди раскачивались в такт песне. Образовавшиеся перед автофургоном шеренги напоминали волны, ритмично накатывающиеся на берег. В шеренги вливались новые люди, выбегавшие из здания, шеренги росли, вытягивались, и скоро стадо автомобилей оказалось захлестнутым бурным приливом. На крышу автофургона влез человек, тоже в комбинезоне, подошел к микрофону и поднял руку. Песня оборвалась.
— Давай, Фудзита, говори! — выкрикнули из толпы.
— Мы объявили забастовку, требуя убрать из программы милитаристский фильм «Люди, остающиеся неизвестными», — сказал Фудзита. — Компания же обвинила нас в нарушении свободы слова. Нет, мы не против свободы слова. Мы против свободы попирать конституцию и готовиться к новой войне! Мы против свободы снять с нас рабочую одежду, — Фудзита похлопал себя по комбинезону, — и надеть солдатскую форму!
Толпа загудела, раздались аплодисменты. Фудзита снова поднял руку.
— Компания нанесла нам удар. Объявлено об увольнении ста человек. — Люди притихли, шеренги стали распадаться, все старались протолкнуться поближе к автофургону. — Кампания обещает увеличить зарплату оставшимся работникам, а тем, кто уйдет, сулит выплатить выходное пособие в размере полугодового заработка. — Толпа заволновалась. Фудзита немного выждал и продолжал: — Какая добрая компания, не правда ли? Как она заботится о своих служащих! Не хочет она обидеть и уволенных! Однако взгляните, кто среди этих ста человек. — Фудзита помахал листочками бумаги. — Весь профсоюзный комитет!
Я заметил, что несколько рабочих выбрались из толпы, сняли с головы хатимаки и, стараясь не привлекать к себе внимания, поспешили к дверям в здание телекомпании. Фудзита крикнул им вслед:
— Не надо трусить, товарищи! Когда мы вместе, мы сильнее компании! — И уже спокойнее, по-деловому, обращаясь к толпе перед ним: — У профсоюзного комитета есть предложение. К требованию отказаться от демонстрации фильма «Люди, остающиеся неизвестными» добавить требования поднять зарплату и оставить на работе этих людей.— Фудзита выбросил вперед руку со списком. — И не прекращать забастовку, пока все наши условия не будут выполнены.
«Бан-зай! Гам-ба-ро!» («Ура! Не отступим!») — долго скандировала толпа.
14.00, гостиница «Кинкэй».
Многоэтажное здание «Найгай хосо» и окружающие телекомпанию «билдинги» выросли в этой части города недавно. Подобно выбеленным солнцем и ветрами рифам возвышаются они над морем деревянных, грязного цвета домишек, в которых разместились лавочки, торгующие разной мелочью; крошечные, с носовой платок, кафе и бары да рёканы — маленькие, без окон, гостиницы с красноречивыми вывесками у входа: «Комнаты для деловой беседы в течение часа — 600 иен, комнаты на ночь — 2500 иен».