Журнал "Вокруг Света" №7 за 1997 год
Шрифт:
Они различались по возрасту, цвету кожи и достатку. Но объединяло их одно — занятие, которым они были поглощены. Каждый, чуть сгорбившись, держал в руках пластиковый пакет, откуда выуживал руками НЕЧТО, и торопливо отправлял в рот. Судя по характерной мимике, это НЕЧТО было обжигающе горячим и, очевидно, вкусным. Заинтригованный, я взялся за разгадку этой тайны.
Ответ состоял из двух коротких слов. ФИШ энд ЧИПС! В переводе это значило «рыба с картошкой-фри». Да-да, не больше и не меньше. Оказалось, вся Англия, особо это не афишируя, занята поглощением вышеозначенного продукта. Намереваясь, как истинный экспериментатор, изучить это блюдо не только в теории, но
— Сэр?
— Фиш-энд-чипс, — произнес я магическое заклинание.
Признаться, я надеялся, что этого пароля будет достаточно и, расслабившись, стал предвкушать дегустацию. Но выяснилось, что обряд заказа достаточно сложен. Необходимо указать величину (одну из трех) рыбной части предполагаемого блюда, потом картофельной, а также точно знать, какие приправы к нему вам необходимы. Правда, предлагался выбор только из кетчупа и уксуса. Коротко поразмыслив, я остановился на максимальных размерах всего и на кетчупе. Но когда молодой парень, с серьгой в носу, работающий за прилавком, весело вложил в мои руки гигантский сверток, я понял, что немного переборщил.
Вторую ошибку я совершил мгновением позже:
— Извините, не подскажете, где у вас тут вилки? — раздался мой нерешительный вопрос.
В помещении повисла напряженная тишина. Трое посетителей, терпеливо ожидающих своей очереди, казалось, были поражены не меньше официанта.
— Вообще говоря, сэр, ЭТО можно есть и без вилки, но если вы настаиваете, то... — И он начал копаться в содержимом какого-то ящика. Потом, с видом победителя, выудил оттуда маленькую одноразовую пластиковую вилочку.
— Прошу, сэр!
В последующие полчаса ковырянии гнущейся вилочкой в боку у здоровенной рыбины, я понял, почему англичане потребляют это яство исключительно с помощью пальцев.
Как я уже сказал, блюдо состоит из двух частей: поджаренной в кипящем масле филейной части рыбы (по останкам определить ее вид не представлялось возможным) и картошки-фри. Все подается прямо из огромной масляной ванны, где с фырчанием и брызгами готовятся обе составляющие фиш-энд-чипсов. И вот тут-то зарыта собака, то есть в подаваемой вам рыбе. Она, особенно если заказываете большую порцию, просто-таки гигантских размеров. Стоит же проткнуть ее поджаристую кожу вилкой, как из-под нее выходит воздух, и рыбное филе на ваших глазах уменьшается на треть! Но это еще не все сюрпризы, ожидающие вас. Сразу после этого на ваши пальцы (долой вилку!) а если вы были торопливы, то и в рот, обрушивается поток кипящего масла!
Но, признаться, тот вкус, который способен после этого уловить ваш обожженный язык, заставляет поглощать пищу с неимоверной скоростью. И в конце, отдышавшись и стерев пот со лба, вы осматриваете заляпанные маслом рукава куртки, штаны, фотоаппарат на груди и понимаете, что ОНО стоило того!
Уже через пару недель моя — чуть сгорбленная от напряжения — так же как и у всех — фигура прибавилась ко многим другим на улицах города. А еще через недельку я мог считать, что овладел искусством поедания национальной английской пищи в полной мере. Искусством поедания фиш-энд-чипс.
Тигран Авакян
Исторический розыск: В Лондоне ему нравитлось...
Зиму 1698 года Петр Первый провел в Англии
— Оглянись вокруг! Здесь каждый камень хранит отпечаток сапога Петра Великого! — патетически вскричал Тим. Я огляделся. Промозглым лондонским вечером мы стояли на Эвелин-роуд в Дептфорде. Невдалеке над крышами подсвечивались пряничные башни Тауэр-Бриджа, а напротив, за рекой, на Собачьем острове, подмигивал огнями на крыше небоскреб Канари-Уорф... Раньше Дептфорд и соседний Гринвич были пригородами Лондона, но город разросся, и бывшие пригороды превратились в весьма престижные районы: до Сити полчаса дороги, масса зелени, обилие исторических памятников.
Мы с Тимом возвращались к нему домой, в Гринвич, после экскурсии по окрестным пабам. Признаюсь, перепробованные сорта пива и артистизм моего спутника обострили разговор о пребывании государя Петра Первого в Лондоне.
— Мы стоим как раз на том самом месте, где жил Петр! Улица названа именем его домовладельца, дом, к сожалению, исчез, на его месте — вон тот скверик. — Тим перебежал улицу и встал посреди газона в величественной позе. — Окружные власти Дептфорда обещают установить здесь памятник, как только соберут деньги, — прокомментировал он свои действия. — Хотят успеть к трехсотлетию визита Петра в Англию... Ты только представь, как это было! — возбужденно кричал Тим в лондонской ночи. — Представь!..
Представить оказалось очень сложно. Как раз от причала Гринвича отплывала барка. Да, простая барка, предназначенная для перевозки багажа, а вовсе не роскошная королевская лодка...
Саардамский плотник по-прежнему не желал привилегий и нарочитости. В барке — Петр, Меншиков, Шафиров с Брюсом, а рядом с Петром скромно опустила глазки долу красотка Летиция Кросс, актриса лондонского театра. Петр, неугомонная натура, даже трехмесячное краткое пребывание в Англии решил украсить романом.
Возвращаются они с осмотра Гринвичского госпиталя. Петр зван на обед к Вильгельму III, но подружке, конечно, там не место.
— Летишенька, — ласково говорит царь, — ты меня дома, в Дептфорде, подожди.
Что было Летишеньке делать? Кивнула, мол, конечно, хоть до смерти ждать буду. Вылезла послушно из барки на Дептфордском причале.
За обедом король поинтересовался, как, мол, русскому царю понравился госпиталь. Петр не счел нужным скрывать восторг:
— Весьма хорош! И так хорош, что я советовал бы вашему величеству дворец свой уступить живущим в госпитале матросам, а самому переехать в Гринвич!
В январе 1698 года, когда Петр приехал в Лондон, ему было двадцать пять. Он был молод и непосредственен, и широтой натуры поразил чопорных англичан до глубины души. И три века спустя витают в воздухе Гринвича байки о государевом характере. У меня сложилось впечатление, что каждый житель Гринвича в курсе похождений царя и может цитировать его по памяти, словно сам был участником Великого посольства.
Прямо по нашему с Тимом курсу, на набережной, опершись о парапет, стоял какой-то человек. Он курил сигарету, поплевывал в реку и всем своим ярким румянцем на морщинистых щеках, ослепительностью седины, голубизной глаз словно говорил: «Да, я вкусно поел и выпил пива. Теперь мне хорошо, и я размышляю о жизни». И я, недолго думая, спросил его:
— Вы слышали что-нибудь о русском царе Питере? Он гостил у вас тут в Гринвиче в конце семнадцатого века.
— Питер? — мой собеседник вытер набежавшую от сильного порыва ветра слезу. — Хм, это не тот, который хотел стать английским адмиралом? Полагаю, мы зря ему не разрешили. Пусть бы попробовал.