Журнал "Вокруг Света" №7 за 1997 год
Шрифт:
Остальные в толпе, не испытавшие на себе царский характер, глядят вослед барке просто с любопытством, машут руками, а барку уже и не различить за поворотом... Farewell! Счастливой дороги!
Г.Гун.
Земля людей: Поговорить по-русски в Англии
Весной я провел месяц на Британских островах: меня пригласили мои друзья, приватно, на основе взаимности — мы к ним, они к нам. Мне предложили повыступать перед теми... ну да, перед теми, кому это интересно. Первое выступление в Доме Пушкина (Пушкин-хаус) в Лондоне, на Лэдброк-гроув, неподалеку от Гайд-парка.
В тот вечер в Пушкинском Доме поговорили мы всласть, чему способствовали полки с книгами хорошо мне знакомых авторов, портреты знакомых лиц на стенах, но прежде всего довольно редкий в наше время и потому особенно дорогой дух доброжелательного интереса к человеку из России. Меня приняли в лондонском Доме Пушкина как своего...
Я выступил на кафедре славистики в Бирмингемском университете, на курсах русского языка в Бирмингеме. Далее, согласно выработанной моими друзьями программе, предстояла поездка в Уэльс. Со мною поедет, то есть меня повезет на своей машине менеджер (по-нашему, староста) упомянутых курсов Крис Эллиот. Он мне сказал, что живет в Ворвике, у него жена, дочка, собака и кошка...
Вообще-то, Крис — странный малый: когда мы с ним вдвоем в его машине, а у него старенький «фольксваген», вполне разговаривает по-русски, но, стоит попасть в английскую компанию, теряет дар русскоязычия. Он мне сказал, что родом из Франции, закончил Сорбонну, по профессии экономист. Почему-то провел два года в Нижнем Новгороде, Казани, бывал в Москве, Питере. И еще два года в Эфиопии. Ему сорок четыре года, он лысый, веселого нрава, водку пьет не по-английски глоточками, а по-русски опрокидывает всю емкость.
Дорога от Бирмингема до уэльской деревушки Мейфод прошла незаметно, всего два часа. Крис Эллиот сверялся по карте. В придорожном селенье Мейфод свернули с большака на автомобильную тропу, асфальтированную (тропа для путника разве что где-нибудь вон там, на холмах), скоро въехали на подворье усадьбы со старинным барским домом, как у нас в Ясной Поляне или Тригорском; дом белокаменный, с колоннами и портиком. Встретить нас вышел высокий, сухопарый, голубоглазый старик, провел через анфиладу комнат, точнее, залов, с гравюрами, офортами, литографиями на стенах, откликающимися на шаги полами, с деревянной лестницей, ведущей куда-то наверх. Мы пришли к накрытому столу на примыкающей к террасе площадке (стало быть, нас ждали); площадку окаймляли клумбы с цветами; прямо перед нами простирались холмы и долины Уэльса.
Хозяин принес на стол кастрюлю с чем-то жидким, разлил по тарелкам... Мой первый вопрос хозяину: что едим, то есть хлебаем? Хозяин сказал, что это суп из шпината, охлажденный не в холодильнике, а в погребе (объясниться нам с хозяином помог Крис Эллиот, с англо-русским словарем в руках, и у меня русско-английский словарик). В супе из шпината плавали лиловые цветы, растущие и у нас на лужайках. Я спросил, можно ли цветы проглатывать или они для украшения супа? Неулыбчивый хозяин в первый раз улыбнулся: не бойся, глотай (мне запомнился английский глагол глотать: своллоу). Мы с опозданием представились друг другу: хозяина зовут Саймон Мил, по-русски Семен.
Да, но где хозяйка, домочадцы? Согласно программе, составленной моими друзьями, а также по заверению Криса, на этой ферме говорят по-русски. Кто говорит? Саймон ни бум-бум. Оказывается, в программе неувязка (что бывает при исполнении всех программ, ибо жизнь состоит сплошь из неувязок): жена Саймона — Софи знает по-русски, но она неотлучно находится при маме, где-то на другом краю Англии (благо от края до края рукой подать), старушке девяносто четыре года, бедняжка упала, сломала шейку бедра, что случается со старушками во всех странах света. Меня отправили на ферму в Уэльс в надежде на Софи.
Отобедали; Саймон Мид отвел меня по лестнице наверх в отведенную мне комнату. Каждая ступенька лестницы отозвалась своим звуком. В комнате две постели со взбитыми подушками и тоже гравюры со знакомыми лицами на них: матушка императрица Екатерина Великая, канцлер елизаветинской эпохи Михаил Воронцов... На полках толстенные тома, с пылью, если не веков, то десятилетий...
Саймон зовет на первую прогулку по окрестности. Сначала на пасеку, здесь же на усадьбе, в цветущем вишневом, яблоневом саду... Затем по автотропе едем на верхотуру, там высаживаемся из машины и дальше — пешком. На опушке смешанного, преимущественно елового леса стоит деревянный дом из бруса. Саймон сказал, что это — «рашен хаус», русский дом. Почему русский? Может быть, потому, что не дом в английском понимании, а, собственно, халупа на русский манер? В «русском доме» живут дочь Саймона — Рэчел, ее муж Майк, их малое дитя. Рэчел — крупная, с голыми коленками, большими грудями под простым платьем деваха — напоминала сельскую бабу. Майк небольшенький, в полосатой майке, с отсутствующим выражением на лице, как будто его томила какая-то невысказанная главная забота.
На другой (или на третий?) день моего гостевания на ферме Саймона Мида он отвез меня полюбоваться зам ком-креп остью в парке с четырехсотлетними, вершинами в поднебесье, секвойями. Под каждой секвойей штабелек спиленных на высоте сухих сучьев. Саймон сказал, что это — работа его зятя: Майк приезжает сюда и в другие места, где растут секвойи, забирается по стволу до вершины, спиливает-срубает то, что отжило. Трудная, опасная работа!
Ночью я перелистывал том за томом архив древнего знатного русского рода Воронцовых — двадцать четыре тома, изданные в России в прошлом веке по-русски и по-французски. Я уже знал, что Саймон Мид — потомок Воронцовых: его пращур граф Семен Романович Воронцов (елизаветинский канцлер Михаил — дядя Семена Романовича) служил послом Российской империи в Англии при Екатерине и преуспел; при Павле впал в немилость, но удержался, вплоть до воцарения Александра, и ему угодил. Семен Романович Воронцов прожил жизнь в Лондоне, там и помер, в 1835 году. Свою дочь Екатерину граф выдал замуж за родовитейшего английского лорда Пемброка (его сын Михаил дослужился до высшего в России звания генерал-фельдмаршала, был наместником на Кавказе). В семье Пемброков родилась дочь Елизавета, на ней женился сэр по фамилии Мид... Саймон нарисовал мне генеалогическое древо Мидов, в коем он последний отпрыск (за ним его дети, внуки); он и владелец родовых реликтов фамилии Воронцовых в Англии. Ну да, потому принял и меня: я первый гость из России у него на ферме. В жилах Саймона течет русская голубая кровь, пусть сильно разбавленная английскими кровями; в его долговязом сухопаром теле — белая косточка.
В доме Мидов, в гостиной с камином, с кожаными диванами, гравюрами на стенах, множество книг; в кабинете-библиотеке хозяина, с деловыми бумагами на столе, и того больше. Написанные по-английски книги понятнее мне, чем говорящие по-английски люди. И опять знакомые с детства имена: Вальтер Скотт, Чарлз Диккенс, Теккерей, Голсуорси, Вордсворт, Джек Лондон, Конан Дойл, Гоголь, Толстой, Чехов, Горький, Шолохов...
Назавтра хозяин сварил грибного супу из шампиньонов. Всякий раз, спускаясь за чем-нибудь в погреб, выносил оттуда на ладони лягушонка-альбиноса, не видавшего свету, отпускал его в траву. Как-то было неловко влезать в чужие дела, но все же я спросил у Саймона, в чем состоит его фермерство, ведет ли он хозяйство, где его овцы. Саймон сказал, что овцы есть, но мало; принадлежащие ему земли он сдает арендаторам. Он указал на виднеющиеся вдали на склонах холмов строения: «Вон там ферма моего одного сына, а вон там другого». Все ли я теперь знаю об уэльском землевладельце мистере Миде? О нет, почти ничего. Была бы Софи, она бы все, все рассказала.
Когда хозяин отлучился, Крис Эллиот сообщил мне: «Он очень богатый. Он был в Лондоне финансистом, потом купил эту ферму».
Вечером поехали в городок Монтгомери на границе Уэльса с Англией (кстати заметим, что в Уэльсе не английский язык, а уэльский; прочесть придорожные надписи — черт ногу сломит). Монтгомери — прелестное местечко (англичане говорят: вери найс плэйс), как все городки на Британских островах, чем дальше от центра, тем лучше: уют, спокойствие, доброжелательность, достаток... Мы с Крисом Эллиотом ехали на его драндулете, Саймон на пикапе, наверное, единственном таком во всей Великобритании: замызганном, битом, мало того, с грузом песка в кузовке; хозяин, по-видимому, собирался что-то посыпать песком, да так и не удосужился. На подобных машинах ездят только в России, возможно, сказались русские гены в натуре уэльского фермера.