Зима стальных метелей (CИ)
Шрифт:
У каждого своя судьба. Мои бойцы все еще живы. Дошли до школы, я заместителя хозяйственного отделения озадачил беспризорником, и приказал готовить списки на эвакуацию. Мне надо было вывезти Машеньку с сестрой. Больше у меня в городе знакомых не было.
Астахов потащил меня в фотографию, делать парадные снимки на долгую память. Тебе они пригодятся, парень, ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Генерал-лейтенант КГБ Астахов есть в моем справочнике. И умрешь ты вовремя, в восемьдесят втором году, на пике очередной драки за мировое господство, и не узнаешь,
А когда мы возвращались, набрав в коммерческом магазине по совершенно несусветным ценам всяких деликатесов, за квартал от школы нас перехватил Изя.
— Первая дивизия НКВД приказом штаба фронта выходит на защиту станции Мга. Там создалась критическая ситуация, — сообщил он.
— Педерасты гнойные, — только и смог сказать я. — У наших парней нет ничего для обороны. Их раскатают в чистом поле как зернышки в жерновах. Изя, давай где-то добывать танки и лопаты. А еще лучше — бронепоезд. Деньги есть.
И я высыпал ему на заднее сиденье машины свою заначку. И мы рванули на Кировский завод, и отсрочилось мое свидание с Машенькой на неопределенное время…
Легче всего мы добыли бронепоезд. Их в Ленинграде было больше пятидесяти. Нам предложили сцепку из четырех вагонов из корабельной брони. Три орудия калибра 180 миллиметров. Восемь крупнокалиберных пулеметов и дюжина станковых. Мощь и сила в чистом виде. Наша дивизия НКВД вливалась в ряды сорок восьмой армии. В сердце затеплилась надежда. Может, не все так плохо?
Танки достать не удалось. Весь двор Кировского завода был забит отремонтированными КВ-1 и КВ-2. Но их распределял непосредственно военный совет фронта. А им было мало дел до проблем обычной армии, на Балтике погибал флот… Самый могучий флот товарища Сталина. Перед Смольным и адмиралтейством стояла труднейшая задача — объяснить катастрофическую убыль кораблей, при полном отсутствии противника.
У немцев на Балтике не было ни одного боевого корабля….
Наши моряки просто тонули на минах.
А в Смольном никто не хотел отвечать.
Руководству фронта была нужна победа и ее цена их не интересовала. Город был забит войсками и оружием, сеть железных и автомобильных дорог позволяла легко маневрировать частями, все замечательно, кроме результата. Двадцать восьмого августа немцы заняли Тосно и Саблино. Без боя, их никто не оборонял. Некому было.
Загрузив в кузов уже почти нашей полуторки тысячу лопат, наша командирская тройка поехала спасать дивизию. И какого черта их выдернули из Шлиссельбурга? Город старый, половина домов из гранита, не хуже любого ДОТа, озеро обеспечивает бесперебойное снабжение боеприпасами и продовольствием, воюй, уничтожай врага на подготовленном рубеже обороны.
Нет же, надо продемонстрировать Москве активность и войска погнали в очередное наступление. Три месяца идет война, а командование ничему так и не научилось. Венец стратегической мысли — штыковая атака в полный рост с воплем: «Ура! За Сталина!». Правда народ, в основном, просто матом кроет для бодрости духа, ну да ладно. Только есть такая характеристика — плотность огня, и крик на нее не действует. Под грамотно организованным пулеметным огнем пехотный батальон пробегает триста метров, а затем исчезает, переходя в разряд «невозвратимые потери». Был батальон — и не стало. Кончился. На сколько хватит дивизии? Скоро узнаем.
Приехали в полупустой город. Меркулов, чувствуя свою вину за упущенного курьера, понуро смотрел в землю.
— Эй, это война, брат-храбрец. На ней всякое бывает. Не вышло — плюнь и забудь, надо жить дальше. Что у тебя с бронеавтомобилем? — перехожу я на другую тему.
Меркулов повеселел. Нашел он старичка оружейника, и то ему за небольшое вознаграждение совершил маленькое чудо — засунул в башню вместо немецкого пулемета старенькое орудие Гочкиса. Вполне приличного калибра — 57 мм. Только здесь была одна неприятность. Снарядов к нему было всего сто двадцать штук, и все. Как хочешь, так и воюй. Можешь сразу расстрелять, а можешь экономить — дело хозяйское.
Астахов полез осваивать орудие, педали нажимать, Меркулов — заряжающий, мне место водителя-механика досталось, рычаги дергать не сложно. Отделение разведки раздобыло еще одну полуторку, и, забив обе машины до отказа патронами и продуктами, наша небольшая колонна поехала искать первую дивизию НКВД.
— Золото мы в недостроенном блиндаже на берегу сложили, снизу и сверху брезент, потом галькой засыпали, и дверь камнями завалили. А по берегу таблички расставили: «Осторожно! Минное поле», — сообщил мне Меркулов.
— Молодцы, — одобрил я их выдумку. — И надежно, и под руками.
А километров через двадцать уже стали слышны взрывы мин, и мы снова приехали на войну.
Искать командование под огнем мне не хотелось. Увидев в зарослях кустарника зеленые фуражки, я уверенно направил к ним наш грозный броневичок.
— Эй, братья-славяне! — кричу во весь голос. — Сейчас мы за холмик выедем и пулеметчиков на себя отвлечем! А вы уж добегите за это время до минометов и убейте этих педерастов до самой смерти! За мной!
Люк захлопнул, и погнал технику вперед по сильно пересеченной местности. Заезд на неопределенную дистанцию — пока не сожгут.
— Паша! Кричу, не подведи нас с Меркуловым и свой гребаный комсомол и лично товарища Сталина! Стреляй!
И торможу. И перестаю видеть и слышать. Все дымом затянуло, снаряды, наверное, еще с царских времен на складе лежали. Люк открываю, а Астахов как с цепи сорвался.
— Снаряд! Снаряд! Снаряд!
А у нас их в зарядном отсеке тридцать шесть штук, больше не влезло, остальные, правда, недалеко, в одной из машин. Кстати, у меня ведь тоже пулемет есть, мелькнула мысль, а пальцы уже сами давили на спуск, и наш броневичок стал похож на маленький, но исправно действующий вулкан — весь в дыму и огне. Пограничники пристроились рядом, их оказалось неожиданно много, и среди зеленых фуражек мы поехали узнавать, кто там нас так не любит.