Зимние солдаты
Шрифт:
В «академическом» доме на Ленинском
Предстоящий разговор с Анной Алексеевной для меня был очень важен. Ведь многие успехи Петра Леонидовича могут быть почти наполовину отнесены на счет Анны Алексеевны. И вот она пригласила меня, чтобы рассказать о том явлении научной жизни России двадцатого века, имя которому «Капица». Было от чего начать волноваться.
Анна Алексеевна после звонка открыла дверь сразу, не произнеся даже рекомендуемого сейчас: «Кто там?» И я узнал снова, что ее открытый, незапирающийся дом в какой-то степени остался таким же, хотя наступили трудные времена. А сама Анна Алексеевна, несмотря на возраст, все такая же – прямая, стройная, с сияющими улыбкой глазами. Только руки, протянувшиеся для приветствия, стали суше.
Сразу после того, как мы с женой разделись в большой, с высоким потолком передней, Анна Алексеевна пригласила выпить чаю. Это на кухне, большой кухне, слева от входа, с окнами во двор. И только после того как ритуал чаепития с хозяйкой во главе стола был окончен, Анна Алексеевна пригласила нас в основные комнаты этой удивительной квартиры.
Пройдя снова ту же сравнительно темную прихожую, мы попали в большую светлую комнату с двумя окнами, выходящими на противоположную сторону дома, на проспект и деревья парка Первой Градской больницы за ним. Эта комната с большим письменным столом, заваленным рукописями и вырезками из газет, журналов и самими журналами, – рабочий кабинет Анны Алексеевны. Справа и слева от входа в нее, из прихожей, есть еще большие, всегда открытые настежь двустворчатые двери в две другие комнаты, образующие как бы анфиладу из трех вытянутых в ряд комнат, все окна которых смотрят в одну сторону – на Ленинский проспект.
Мы сели в большие кресла посредине гостиной, против телевизора, прямо под большой, известной картиной Кустодиева, на которой еще молодые, краснощекие юные ученые рассматривали (или показывали художнику) какую-то рогатую стеклянную колбу с впаянными в нее проводками. Рентгеновскую трубку, сказал мне о ней Павел Евгеньевич Рубинин, рентгеновскую – в знак того, что они были учениками академика Иоффе, а сам Иоффе в молодости работал в Германии в лаборатории Рентгена и считал себя его учеником.
Анна Алексеевна села в центральное, большое кресло, рядом с тумбочкой, на которой стоял старенький переносной магнитофон-диктофон, я расположился в кресле слева, и первая из наших «официальных» бесед началась. И то, что я услышал от Анны Алексеевны в ходе этого рассказа, показалось мне настолько важным, а каждая деталь такой ценной и в то же время хрупкой, что я не решился притрагиваться, оставив все как есть. Я только убрал повторы, да и то не все. Являясь поклонником Роберта Фроста – великого американского поэта, я следовал его совету, что мысль, адресованная автором читателю, должна в разной форме быть повторена по крайней мере трижды. Только тогда в его душе может возникнуть резонанс, который рождается при слушании прибоя…
История знакомства Петра и Анны
– Анна Алексеевна, расскажите, пожалуйста, для начала, как вы познакомились с Петром Леонидовичем?
Анна Алексеевна радостно и легко засмеялась:
– О, Игорь, это уже много раз мною рассказано. Но я с удовольствием расскажу вам еще раз. Познакомили нас Семеновы. Вы ведь знаете, что Николай Николаевич Семенов был большим другом Петра Леонидовича еще тогда, когда они оба являлись студентами. Но кроме этого он, Семенов, женился на самой любимой моей подруге – Наташе, Наталье Николаевне. Она стала второй женой Николая Николаевича, сначала он был женат на ее тетке – блистательной, совершенно фантастической женщине, которая умерла. А Наташа очень была на нее похожа. Она занималась тут же, в лаборатории, была химиком, музыкантом, не знаю еще кем. И Николай Николаевич влюбился. А она – ближайшая моя подруга, мы вместе поступили в школу, недавно мы с ней праздновали восемьдесят лет нашей дружбы. И вот Николай Николаевич женится на моей ближайшей подруге… Я в то время жила за границей, была эмигранткой, а она оставалась в Ленинграде. Когда они приехали за границу, в двадцать шестом году, то сначала отправились в Германию, потом в Англию, в Кембридж, где жили у Петра Леонидовича; он показывал им Англию, свою лабораторию. Всегда ругал Николая Николаевича, что тот не говорит на иностранных языках.
– Он так и не научился?
– Нет, не научился. Потом Николай Николаевич и Наталья Николаевна поехали в Париж. Тут мы с ней и увиделись после многих лет разлуки. Мы были страшно счастливы. А у нее возникла такая тайная мысль, что вот есть Капица, одинокий, и есть Анечка, – надо их поженить. Но она мне об этом не говорила. И когда Петр Леонидович приехал, чтобы еще немножко побыть с ними в Париже, Наталья Николаевна мигом нас с Петром Леонидовичем познакомила. И мы вчетвером прекрасно жили в Париже, ходили по театрам, по музеям. Я очень подружилась и с Петром Леонидовичем. Он мне приглянулся, а я ему своим независимым характером. Он был страшный озорник, поэтому иногда у нас доходило чуть ли не до драки, но все разрешалось очень мирно. Во всяком случае, вне всякого сомнения, я была девушка странная, со мной можно было и подраться. Наконец он уехал к себе в Лондон, а перед этим я ему сказала: «Знаете, мне очень хочется побывать в Лондоне, в Бритиш Музеум. Я археолог, учусь в Луврской школе, и мне очень интересен Бритиш Музеум, там замечательные вещи. Но англичане мне визу не дают. Я прихожу с нансеновским паспортом (паспорт для эмигрантов), а они мне говорят: «Мадемуазель, зачем вам ехать в Лондон, в Лувре есть все». И не дают визу. Тогда Петр Леонидович сказал: «У меня есть друзья, может быть, они в это время приедут в Париж, я попрошу, вы с ними познакомитесь, и, возможно, они вам помогут». Так и случилось. Приехал в Париж очень симпатичный археолог с женой, он мне написал, что они хотели бы меня видеть. Я пошла к ним познакомиться, и мы подружились на всю жизнь. Они были очаровательные люди, большие наши друзья. Они сказали: конечно, мы вам поможем, мы добудем вам визу. И через месяц я получила визу в Лондон.
Мой отец в это время работал в нашем полпредстве, в посольстве. В продолжение шести лет он был за границей, занимался нашим флотом, перевозками, заказами, являлся видной фигурой.
Поездка Ани в Англию и дружба с Петей
Я поехала в Лондон. Мой отец и мать разошлись довольно давно, но сохранили очень хорошие отношения. И папа всегда смотрел, чтобы у нас с мамой был полный достаток, чтобы мы жили как следует. Но мы жили очень-очень скромно. Когда я поехала в Лондон, у меня было какое-то количество денег, но очень мало, поэтому я поселилась в общежитии для молодых христиан. Это чудные общежития для молодежи, где вы платите очень мало и можете жить довольно долго. Я жила там в комнате с индуской, бегала по музеям, сразу написала Петру Леонидовичу, что я в Лондоне, он тут же приехал из Кембриджа и потом постоянно наезжал. Мы ходили в музеи, смотрели картины. Он всегда дразнил меня и спрашивал: «Вы видели эту картину?» – «Нет». – «Ну-ка скажите, что это за художник?» И я должна была угадывать. Так как я археолог, да вдобавок еще занималась историей искусства, мне не так уж трудно было угадать.
– А он хорошо знал искусство?
– Нет. Но очень любил искусство. Потом он говорил: «Я тоже хочу угадывать».
Одним словом, мы очень хорошо с ним проводили время и очень подружились. В один прекрасный день он меня спросил: «Вы бы хотели поехать по Англии?» Я говорю: «Конечно, хотела бы». – «Я вас приглашаю». Я говорю: «Но у меня совсем нет денег, я не могу поехать с вами по Англии». Он говорит: «Нет, я вас приглашаю». – «Ну, если вы меня приглашаете, другое дело».
Мы сели с ним в автомобиль и поехали по Англии. Он знал, что я интересуюсь всевозможными старинными аббатствами, которые остались со времен Кромвеля (очень многие аббатства были тогда разорены), мы видели руины чудесных готических соборов и замков. Потом Петр Леонидович спросил меня: «Что вы хотите еще увидеть?» Я сказала: «Я бы хотела увидеть Стонхендж». Этот знаменитый кельтский памятник, колоссальные камни, которые стоят кругами на лугу. Это было потрясающее зрелище.
Однажды во время путешествия Петр Леонидович меня спрашивает: «Скажите, пожалуйста, что вы делали сегодня ночью?» – «Как что? Спала». – «Мне пожаловался менеджер гостиницы: что мисс Крылова делает ночью? был страшный шум… Что вы делали ночью?» Я подумала и сказала: «Знаете, Петр Леонидович, против окна стоял шкаф, а из окна дивный вид, и я сдвинула этот шкаф». Это, конечно, потрясло хозяев гостиницы. Я была такого рода девушка, с которой ему было очень просто. Я не была дамочкой, я была товарищем. Мы очень подружились за это путешествие. Мы пропутешествовали, наверное, дней пять или около недели. И тут пришло время мне уезжать. Последнее, что помню до сих пор: я уже в вагоне, смотрю из окошка моего поезда, который начинает двигаться, и вижу: стоит грустная маленькая фигурка человека, меня провожающего, одинокого, на перроне. И тут я понимаю, что этот человек мне очень дорог. Это чувство я помню до сих пор.
«Знаете что – нам надо пожениться…»
Через несколько недель Петр Леонидович приехал в Париж. И тут было совершенно ясно, что мы должны решить нашу судьбу. Я прекрасно понимала, что он никогда не сделает мне предложения, что он не может перейти через какие-то свои… не знаю что. Это должна сделать я. И как-то я ему сказала: «Знаете что – нам надо пожениться». Он страшно обрадовался, что ему не надо это говорить, что я взяла инициативу на себя, и все было решено. Я смотрю на себя и вижу, что у меня был своеобразный и решительный характер, а это Петру Леонидовичу как раз и требовалось. Ему нужен был товарищ в жизни, не только просто жена, но товарищ, на которого он мог опираться. И он всегда чувствовал, что на меня он может опереться, что я никогда его не подведу. Иногда мы ссорились, у нас возникали неприятности, расхождения, но у него никогда не появлялось такого чувства, что я могу его подвести. А это потом в его положении было очень важно.