Зимние солдаты
Шрифт:
Интересно, что мой отец был тоже знаком с Петром Леонидовичем. Они вместе приехали из Петрограда, когда за границу была послана комиссия Академии наук для возрождения тех связей, которые были порваны после гражданской войны. Петр Леонидович был включен в эту комиссию, а мой отец являлся ее председателем…
Жизнь Капицы до встречи с Аней
Петр Леонидович не любил вспоминать. Когда мы с ним познакомились и уже были очень дружны, он рассказал мне всю свою жизнь, все свои увлечения, все свои дела. Свою жизнь с Надей – первой женой… Сначала все обстояло благополучно, до тех страшных годов, когда свирепствовала испанка, когда был голод, холод и Бог знает что, – тут начались несчастья. Сначала умер отец Петра Леонидовича от голода, холода и испанки. Потом заразился скарлатиной и испанкой сын Нимочка и умер. Наденька в то время ждала второго ребенка, лежала в больнице, должна была родить. Родила девочку, умерла сама, девочка тоже умерла.
Сам Петр Леонидович тоже был очень болен. Он совсем погибал. Потом он мне признался: «Мне так хотелось умереть. Но мама меня спасла. И тогда мне пришлось жить…»
И когда он решил, что будет жить, то начал жить по-настоящему. Собственно, не он выбрал Жизнь, а Жизнь выбрала его, заставила жить.
Я думаю, что когда его включили в эту комиссию, то старые ученые понимали: ему необходимо совершенно переменить обстановку, ибо после таких несчастий нельзя оставлять человека там же. Они включили его в комиссию и взяли с собой…
Ах, как внимательно слушал я этот рассказ! Конечно же, я знал отца Анны Алексеевны очень хорошо. Вся моя юность прошла под знаком почитания нескольких великих ученых, среди которых было и имя академика, генерала еще царских времен и одновременно профессора кораблестроения Алексея Николаевича Крылова. Радио и газеты нередко напоминали о нем, а потом вышла и его прекрасная книга «Моя жизнь». Эта книга, написанная академиком уже на закате жизни, в 1941 году, выдержала несколько изданий.
Когда я читал ее, мне казалось, что к ней нечего добавить. Но то, что я услышал в этот раз от Анны Алексеевны об ее отце, для меня было очень интересно.
То, что связано с Алексеем Николаевичем Крыловым, очень важно для всей жизни великого физика Петра Капицы. Ведь включение молодого ученого Петра Леонидовича в возглавляемую Крыловым комиссию, наверняка сделанное с его ведома и при его поддержке, явилось завязкой всей истории совместной жизни Петра Леонидовича и Анны Алексеевны. Без этой поездки они никогда не встретились бы, больше того, и Капица не стал бы тем Капицей, какого мы знаем.
Как странно складываются судьбы людей. Почему двадцатисемилетний молодой, талантливый, но все же еще не успевший проявить себя ученый был включен в эту чрезвычайно важную комиссию, в которой, за исключением двух дам, о которых речь пойдет особо, все остальные (их было всего несколько) оказались в ранге академика? Потому что он прилично знал английский? Потому ли, что являлся учеником и помощником А. Иоффе – одного из главных людей в этой комиссии? Потому, что, конечно же, трагическую историю Петра Леонидовича, да и его самого и, вероятно, его родителей знал Алексей Николаевич Крылов, он хотел чисто по-человечески помочь молодому ученому? И судьба сделала правильный выбор…
Нужен советский паспорт
– Да, так вот, отец был ее председателем, – спокойно продолжала Анна Алексеевна. – В комиссии кроме него был академик Иоффе, Петр Леонидович и еще несколько человек. Поэтому Петр Леонидович очень хорошо знал моего отца, а мой отец очень хорошо относился к Петру Леонидовичу. Когда же он узнал, что мы с Петром Леонидовичем собираемся пожениться, то очень обрадовался. Мы познакомились в октябре двадцать шестого года, а в апреле двадцать седьмого уже поженились, хотя в это время Капица был в Кембридже, а я в Париже – виделись мы очень мало.
Мама хотела, чтобы мы венчались в церкви. А до этого нам надо было зарегистрироваться в нашем советском консульстве, а у меня, как я уже говорила, был нансеновский паспорт, ибо я эмигрантка. Что делать? Отец в это время уже много лет работал и очень хорошо знал нашего посла, пошел к нему и сказал (у Алексея Николаевича были своеобразные выражения), он сказал послу, очень почтенному человеку (я сейчас забыла его фамилию): «Моя дочь снюхалась с Капицей, и ей нужен советский паспорт». Посол ответил: «Алексей Николаевич, нам нужно послать в Москву запрос, а это довольно долго». Алексей Николаевич возразил: «Нет, я тут работаю всегда, я советский гражданин, моей дочери нужен паспорт, и я требую, чтобы вы ей выдали его немедленно». Посол сказал: «Знаете, Алексей Николаевич, это совершенно невозможно». Тогда Алексей Николаевич начал на него кричать, стучать кулаками. В посольстве был страшный скандал. Посол предложил: «Алексей Николаевич, я знаю один выход: мы попросим посольство Персии выдать вашей дочери персидский паспорт, тогда нам легче будет дать ей советский паспорт». Тут Алексей Николаевич пришел в такую ярость, что посол сдался: «Хорошо, Алексей Николаевич, будет ей паспорт». Я получила паспорт, и мы пошли в консульство регистрироваться. Петр Леонидович был страшный озорник, он любил подшучивать, он любил озорничать, и это иногда приводило к очень странным результатам. В консульстве сидела очень строгая советская дама, которая нас записала…
– Вы не боялись возвращаться в Россию?
– Нет. Потом Петр Леонидович очень весело ей говорит: «А теперь вы нас вокруг стола три раза обведете?!» Она безумно рассердилась, у нее не было ни капли чувства юмора. Она рассердилась, сказала: «Нет, но я должна сказать несколько слов вашей жене». И, обращаясь ко мне, заявила (это я запомнила на всю жизнь!): «Если ваш муж будет принуждать вас к проституции, придите к нам и пожалуйтесь…» Это было ее единственное благословение.
После этого мы на несколько дней поехали отдохнуть на море. Петр Леонидович очень скоро сказал: «Знаете что, поедемте в Кембридж, мне уже хочется работать».
– Он вас на «вы» называл?
– Некоторое время мы были на «вы».
– Даже уже будучи мужем и женой?
– Потом мы быстро перешли на «ты». И уехали в Кембридж.
Семья Анны Алексеевны
– Анна Алексеевна, вы говорили, что ваши братья…
– Они оба были в Белой армии молодыми офицерами, которые были выпущены прапорщиками по окончании училища. Один кончил артиллерийское, другой – инженерное училище, юнкерами, и оба попали на фронт. Они были абсолютно разными по характеру. Старший очень вдумчивый, довольно закрытый, для которого это все явилось тяжелым переживанием – вся трагедия гражданской войны. Он воевал с отвращением, хотя ему пришлось поступить в Белую армию, для него это было ужасно. Но очень быстро он был убит. Когда мама получила страшное известие, что он погиб, для нее это явилось невероятным ударом. Очень скоро к нам на некоторое время вернулся младший брат.
– Он тоже служил в Белой армии?
– Да. У него был совершенно другой характер. Это был общительный, очень обаятельный, очень веселый человек. Для него армия и война оказались вполне привлекательны, это было в его характере. Он воевал без того трагизма, что старший брат. Очень быстро он, как артиллерист, попал на бронепоезд и погиб под Харьковом во время последнего деникинского наступления.
Тогда мама поняла, что у нее из пяти детей, которых она родила (две моих сестры умерли малышками, двое братьев погибли на войне), осталась я одна, и если она не вывезет меня сейчас же из этой страшной бучи, то вообще потеряет все. Вот почему мы и уехали. Но это я сообразила только потом. Мы уехали вместе с нашими близкими друзьями, у которых были большие связи и капиталы в Женеве. Жили мы сначала в Женеве. А в России перед эмиграцией мы жили в Анапе. Я училась в очень передовой школе, она называлась нормальным реальным училищем. Там был коллектив очень симпатичных молодых преподавателей, которые и создали школу. Мама была связана с ними и всех своих детей отдала в эту школу. Это была очень симпатичная школа. В семнадцатом году, осенью, в школе поняли, что происходят очень серьезные события и оставлять детей в Питере трудно. Идет война, революция, что будет в Петрограде – неизвестно. И преподаватели предложили тем, кто хочет, переехать из Петрограда в Анапу. Часть учеников отправилась с родителями, часть просто с учителями, которые перебрались вместе с ними. Мы все окончили школу и аттестаты зрелости получили уже в Анапе.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее о вашем детстве.
– Вообще я была несносным ребенком. Мама родила одну девочку, назвала ее Анной, в честь моей двоюродной бабушки, которая, собственно говоря, и была нашей настоящей бабушкой, потому что ее сестра, наша бабушка, рано умерла. Мама воспитывалась в Казанском институте. Дед был чиновником, жил в Петербурге. Он любил только свою младшую дочь Ольгу, мою тетку, которая воспитывалась уже в Петербурге, в каком-то очень хорошем институте. Но моя мать очень любила своих сестер. Очень. И так как она была замужем за Алексеем Николаевичем, который очень быстро начал хорошо зарабатывать, она всегда смотрела за сестрами, чтобы у них не возникало ни денежных, никаких других неприятностей. И они ее обожали. Мама была очень привлекательна, была очень добрым и мягким человеком. Но вот у нее родилась одна дочь, которая через некоторое время заболела туберкулезом и лет шести-семи умерла. После этого родилась другая дочь, которую она опять назвала Анной, та тоже умерла через несколько месяцев. После этого у нее родились двое мальчиков. И наконец, еще раз родилась дочка, и третью дочь опять назвали Анной. Это была я, которую, конечно, избаловали до предела. Я всячески приставала к братьям. Если у меня что-то не получалось с уроками, я кричала Алеше (он был младший, его звали в доме Лялькой): «Лялька, приди сделай мои задачи, я ничего не понимаю». И я всячески им командовала. Вы понимаете, я была любимым ребенком: наконец дождались дочки, и опять Анна. Но надо мной никогда не дрожали. Я всегда была очень спортивная, одевалась очень легко, у меня никогда не было шубы, были какие-то толстые фуфайки, какие-то пальто. Я вообще в детстве была мальчишкой. Летом ходила в штанишках, закручивала волосы на голове. Мы жили в Финляндии, на берегу залива. Отец очень любил стрелять в цель, поэтому у нас постоянно велась прицельная стрельба. Была лодка, на которой мы катались, гребли; мы плавали, купались, все время бегали босиком. Так что в этом отношении родители никогда не стесняли моей свободы…